ПоделитьсяСудьба жительницы Гатчины Нины Грязновой-Лапшиной не умещается в стандарт советской идеологии. Бывшая нацистская пособница сегодня обычная российская пенсионерка: для своих родных и знакомых – бабушка Нина, которая прожила большую, тяжелую жизнь и уже одним этим искупила все свои грехи.
Изменница Родины
Летом прошлого года Ленинградский областной суд аннулировал справку о реабилитации 85-летней Нины Михайловны Грязновой-Лапшиной. Почему под сомнение была поставлена биография женщины, реабилитированной в 1991 году, история умалчивает. Как бы там ни было, но пришел день, когда прокурорские работники затребовали дело Грязновой-Лапшиной, хранившееся в архивах Управления ФСБ по Петербургу и Ленинградской области.
Затем состоялся суд, на котором дали свидетельские показания несколько человек. Это были в основном женщины – бывшие узницы женского трудового лагеря, которым командовала Нина Грязнова-Лапшина. Согласно материалам дела, она окончила курсы по подготовке командиров трудовых лагерей и в числе лучших выпускниц была отправлена под Нарву, приняв под свое начало 250 русских девушек и женщин. Свидетельницы вспоминали на суде, что она проводила собрания, на которых призывала принять присягу фашистам, за малейшую провинность лишала сна и еды, заставляла женщин рыть окопы в любой мороз без одежды и обуви. После того как лагерь расформировали, Грязнова-Лапшина вступила в ряды РОА – Российской освободительной армии под началом генерала Власова.
По мнению писателя-историка Анатолия Бахвалова, бывшего замначальника ГУВД Ленинградской области, создание РОА было акцией насильственной. Люди подвергались мощной идеологической обработке: власовским новобранцам говорили то же самое, что говорили и нам в годы перестройки, – о массовых репрессиях, о культе личности Сталина. В душе у человека все переворачивалось, и он послушно вставал на сторону врага.
Неизвестно, какими причинами руководствовалась Нина Грязнова-Лапшина, когда она вступала в РОА. Но женщина даже получила звание лейтенанта немецкой армии и в качестве пропагандиста вела радиопередачи, в которых призывала советских солдат перейти на сторону Гитлера. «Я встала на преступный путь изменницы Родины под влиянием немецкой пропаганды, сообщавшей, что Красная Армия разгромлена», – рассказывала она на допросе следователю, когда ее арестовали в ноябре 1945 года. Ей дали 20 лет лагерей.
Сегодня нет никаких сомнений в том, что Нина Грязнова-Лапшина работала на немцев, доказательства ее вины неопровержимы. Последний аргумент, подтверждающий ее предательство, – это ее фотоснимок, опубликованный в русскоязычной фашистской газете «Северное слово». В статье рассказывалось о том, как успешно куются кадры для немецкого фронта... Все это – факты биографии. Очевидные, непреложные, другой трактовке не поддающиеся. Но за ними стоит человек.
В годы войны молодая девушка. Ей было всего 25 лет, когда она получила срок за сотрудничество с немцами. Отсидела 10 лет, родила двух сыновей, дожила до 85 лет... Как она вспоминает свою жизнь? С чувством вины? Со стыдом? Может быть, она всю жизнь боялась своего прошлого? Но все оказалось совсем иначе. Нина Михайловна считает, что ей нечего скрывать! «Я никому ничего плохого не сделала», – утверждает она.
«Я ничего не помню!»
Нина Михайловна Грязнова-Лапшина живет в своем доме на окраине Гатчины. У нее славная старость – в кругу родных и близких людей. Сын, внуки, племянники. «Невестка у меня золото!», – бабушке, кажется, жаловаться не на что. Чистенькая, обихоженная старушка. Ни за что не дашь ей 85 лет. Глаз живой, ясный. Речь громкая и отчетливая. «Только сердце пошаливает», – говорит она. Из соседней комнаты Нина Михайловна выносит второй стул и начинает свое невеселое повествование.
- Родилась я в 1920 году в Псковской области. Отец держал мастерскую по ремонту сельхозинвентаря. Потом родители взяли хутор в 16 десятин и начали вести свое хозяйство. Жали рожь, таскали лен. В колхоз он вступать не хотел, поэтому его приписали к кулакам. Мол, использует наемную рабочую силу. А после того, как он узнал, что нашу семью собираются выселять, у него случился сердечный приступ, и он умер. Мне тогда исполнилось 10 лет. Были еще два старших брата. А потом забрали маму. В 1932 году плохо уродился лен, она не сдала норму, и ей за это дали 3 года лагерей. Она валила лес где-то под Мурманском. Но недолго – около года. Потом вернулась домой. Окончив 7 классов, Нина еще до начала войны успела получить диплом педагогического училища. Недолго работала учительницей начальных классов в Порховском районе.
– Меня хотели распределить на Сахалин, но к директору педучилища приехала моя мама и бросилась перед ним на колени с просьбой не отправлять меня так далеко. В Гатчине у нас был дом, его еще построил мой отец. Большой яблоневый сад, сливы, груши, вишня, пасека даже была на 16 ульев. Перед самой войной молоденькая учительница Нина вышла замуж – за старшего брата своего ученика. Замуж за морского летчика мечтала выйти соседская Зинка – дородная девка из тех, про кого говорят «кровь с молоком», но молодой человек предпочел всем красавицам худенькую, миниатюрную Нину.
Но муж Вася погиб в первые дни войны. Сгинули навсегда и ее братья. Нина Михайловна рассказывает о своей жизни отстраненно – без капли эмоций. Она не помнит точно, как звали ее старшего брата и сколько братьев было вообще – два или три. Она словно нарочно вычеркнула какие-то куски жизни из своей памяти, в том числе и подробности 40-х годов, в течение которых она побывала в немецком, а потом и в советском заточении. «Все забыла», – говорит она.
Когда в Гатчину пришли немцы, Нина Грязнова-Лапшина продолжала работать в школе. На стены вместо портретов Сталина повесили фотографии Гитлера. Так мальчишки расстреляли их из рогаток. Меня вызвали в жандармерию: «Кто это сделал?!» – «Я не знаю!» – «Вы?» – «Нет!» – «Дети?» – «Я не знаю». «Хотя я знала, кто это сделал», – рассказывает сегодня Нина Михайловна. Мне сказали: «Собирайтесь, поедете в лагерь». По ее словам, она пришла на вокзал на следующий день. В товарном вагоне ее и еще несколько женщин, в основном украинок, отвезли в трудовой лагерь под Нарву. Бабушка Нина не отрицает, что была в нем начальницей.
– Так как я учительница, немцы посчитали, что я смогу руководить, – объясняет она свое выдвижение на эту должность. – Я отвечала за поставку продуктов и одежды в лагерь. Нас было человек двести, мы ремонтировали мосты, дороги... Потом, когда наши стали наступать, всех погнали пешком (600 километров!) в Кенигсберг. Мы разбирали город от завалов, да так, что падали в обморок от трупных запахов. Потом нас поселили на фабрике – шили военную форму.
А потом Нина и пять ее подруг убежали из немецкого плена. По ее словам, это было сделать легко, никто их особенно не охранял. Она попала в американский фильтрационный лагерь, была возможность уехать в Европу или в США, но она рвалась домой – к матери. Грязнову-Лапшину арестовали сразу после ее приезда в Гатчину. Следователь-поляк спрашивал: «Почему тебя немцы не убили?». Издевался надо мной. «Спасибо товарищу Сталину за мое счастливое детство и юность», – съязвила она на суде.
– А мне терять было нечего, – сверкает глазами старушка. – Отправили меня на каторгу – сначала в Находку, потом – в Магадан. С урками сидела. Натерпелась от них. А потом работала на рудниках в женском лагере «Кармен» в поселке Усть-Омчук. Провела там без двух месяцев десять лет.
Вскоре после смерти Сталина ее освободили. Она не сразу приехала в Ленинград. Жила на поселении еще несколько лет. Там встретила своего мужа – Павла Осипова. Фронтовик, кавалер орденов Красной Звезды, Славы и Великой Отечественной войны, попал в лагерь, будучи обвиненным в воровстве зерна: он работал начальником фермы в Мичуринске. «Если будет делать предложение, не задумываясь, выходи!» – предупредили Нину товарки. Так она и поступила: «Куда-то надо было голову преклонить». К тому времени ей исполнилось 35 лет. В 36 родился первый сын. Семья жила в Гатчине все эти годы. «Мы с ним хороши жили, – вспоминает Нина Михайловна мужа, который умер 20 лет назад от военных ран. – Я работала сначала в яслях, потом кондуктором в автобусе».
Нина Грязнова-Лапшина никогда не считала себя предательницей. Жертвой – да. Она писала в немецкие фонды, требуя компенсации за проведенные в немецком лагере годы. Ей, как пострадавшей от фашизма, прислали 800 евро. В кипе документов есть и справка о реабилитации. «Я получаю льготы по этому документу», – утверждает бабушка. - «Как?» - «Вы же дереабилитированы?» - «Ничего не знаю!».
Может создаться впечатление, что она и в самом деле не знает ни о суде, состоявшемся прошлым летом, ни о том, что клеймо «нацистки и предательницы» официально закреплено в ее личном деле. «Все она знает – о суде, о том, что против нее давали показания несколько женщин, побывавших в немецком лагере. Она была на стороне немцев, и это неоспоримо», – говорит Владимир Старцев, старший помощник прокурора Ленинградской области. Он говорит о том, что в последние годы пошел вал обращений от детей репрессированных граждан. Они просят признать своих родителей реабилитированными, так как могут получить социальное пособие – порядка 800 рублей ежемесячной выплаты. Мы поднимаем дела из архивов и во многих случаях сталкиваемся с тем, что репрессированные в советское время были расстреляны или сидели в лагерях не просто так – кто-то получил срок за грабеж и воровство, кто-то служил старостой при немцах... Дети узнают о прошлом своих родителей впервые! Для некоторых это настоящий шок.
Ирина Обрезаненко
Полный вариант статьи читайте в свежем номере газеты «Ваш Тайный Советник» за 8 мая.
