Поделиться
На фоне скучнейших предвыборных агитационных мероприятий всех мастей, где вновь никто не смог перехамить Жириновского, произошло событие. Впервые мы увидели эстетизацию государственной политики: по Московскому проспекту прошел Марш электроподстанций в поддержку «Единой России». Похоже, нащупываются пути воздействия конструктивизмом двадцатых годов. Чтобы бросить великое детище Малевича в бой.
Восемь сорокаметровых трейлеров должны были провезти модульные подстанции. Километровая колонна готова была ознаменовать новый стандарт петербургской энергетики. Обстоятельства не дали реализовать план 28 ноября всецело. Но не это главное.
Мы не знаем, кому первому пришла в голову мысль о Марше электроподстанций. Но то, что среди энергетиков есть люди не столько образованные и творческие, сколько глубоко чувствующие современность, безусловно. Именно так надо работать с массами. Отсюда недалеко до правильного вывода: эстетика управляет этикой.
Геометрия подобного марша непосредственно обращается к зрителям стихом Маяковского: «А моя страна - подросток, - твори, выдумывай, пробуй». Над конструкциями необычайно гармонично слышался бы мощный голос молодого Кобзона: «Я люблю тебя, жизнь, и хочу, чтобы лучше ты стала!» Редкое, но уместное сочетание футуризма и соцреализма.
Форма и содержание здесь категорически антитрадиционны предыдущей культуре, сформированной российскими массмедиа в новейшее время. Я имею в виду попсу, нашедшую воплощение в «Доме-2». То есть «Ленэнерго» призвало «отстроить» «Дом номер раз». Такое сооружается только навечно.
Но для этого необходимо увлечь согласных поклонников «колизея» иным. Тут без разрушения не обойдешься. А достоинства уничтожаемого в России всегда автоматически переходили к уничтожающему. Примерно так же, как имущество и чин злодея.
Со временем символическое значение средств выразительности все больше уступает место их чисто художественным достоинствам. Однако в периоды, когда происходит ломка всей складывающейся традиционной системы художественных средств и приемов, резко обостряется внимание к символической роли формы. Все вроде бы начинается сначала: еще не получив всеобщего художественного признания, новые формы и образы в борьбе со стереотипами как бы апеллируют к изначальному смыслу формы, к ее символике.
Но символ есть символ. Чтобы он был понятен не только художнику, но и потребителю искусства, они должны заранее договориться о том, какой смысл в него закладывается.
Большое распространение в искусстве первых послереволюционных лет получили поиски некоего общепонятного символического языка с использованием простых геометрических форм и цвета.
После Гражданской войны в Витебске был установлен монумент – «Победа светлого нового». Основание памятника – квадратная площадка – символ мира. На ней полусфера – земной шар. В него вонзаются три клина – символ победы. Клинья - трех основных, правильных, победных цветов: белый, синий, красный.
Именно Марш электроподстанций заставил меня по-иному взглянуть на бесчисленные билборды о плане Путина. Именно с них может вторично стартовать ЛЕВАЯ живопись. Беспредметность этих плакатов напоминает восстание супрематистов. Тогда абстрактно-геометрическая символика, лишенная сюжетно-предметной конкретики, перевернула сознание православных.
Затем уже Татлин перешел к динамичным формам, к своей культовой башне (которую, кстати, демонстрировал именно на шествиях). И только в тридцатых была задумана космическая по своей утопичности статуя Ленина-Рюбецаля посреди Москвы, в указательном пальце которой должна была уместиться смотровая площадка для зарубежных гостей.
Субъектом подобного воздействия может являться только коллектив. «Дом-1» не выделяет одного человека из массы. Он его, в сущности, не видит: «Все заодно, и все за всех». Так, в 1919 году группа «комфутов», возглавляемая Маяковским, обратилась в райком партии с просьбой принять в партию всю группу в качестве коллективного члена.
Сооружение, противопоставленное «Дому-2», требует страсти не мещанской. Оно требует «болеть за футбол по-грузински», выбегая на поле. Безразличие воспринимается как враждебность. Затем возникает требование уничтожения вредителей, без особенного осмысления, что происходит с «вредителями» потом.
Страсть не подразумевает способ видения «как». Страсть требует покорять полюс холода, как Амундсен. Чилингаров — нужная фамилия в такой период.
И наконец система готова к ритуальным жертвам. Жертвовать можно и частью себя. Как медведь, попавший в капкан и отгрызающий себе лапу.
Угрожает ли новая культура существованию посторонних ей элементов? С точки зрения элементов – да. С точки зрения новой культуры – нет.
Евгений Вышенков,
заместитель директора АЖУРа
