ПоделитьсяВ концертном зале Мариинского театра прошли премьерные спектакли новой постановки оперы Моцарта «Свадьба Фигаро». Опера была дана в свойственной руководству Мариинки новаторской манере, то есть на русском языке. Почему новаторской? – да так уж повелось в театре: сначала какую-нибудь оперу дают, например, полностью без купюр, то есть сокращений. Проходит время – и готова «новация» в виде возвращения к купюрам. Так и здесь: в авральном порядке выученная в 1994 году «на языке оригинала» опера ныне вернулась к бессмертному переводу П. И. Чайковского. Впрочем, то обстоятельство, что опера исполняется по-русски, было понятно только из программки: дикция у певцов (а особенно – у певиц) оставляла, мягко говоря, желать много лучшего. Исключением стали лишь В. Кравец, Е. Уланов и Н. Гассиев.
Для постановки моцартовского шедевра был приглашён известный магистр детской радости, царь и бог детского музыкального театра «Зазеркалье» Александр Петров. Честно говоря, постановка выглядела очередным клоном предыдущих спектаклей упомянутого театра: на сцене – какой-то оленёнок Бемби, обязательные для Петрова ширмочки, игрушечная собачка и бассейн для детского купания в «саду». Конечно же, присутствует бесконечный «оживляж»: прямо во время увертюры по сцене с топотом и грохотом начинает сновать толпа карикатурных дворников с мётлами и прочего шумного пролетариата, столь любимого г-ном Петровым – разумеется, увертюру это никоим образом не украсило. Во время исполнения великолепной лирической «гвоздевой» арии Графиней режиссёр помещает её куда-то назад, на верхотуру – зато на затемнённой сцене на первом плане в луче света постоянно маячит граф: он что-то пишет, думает, ходит, снова пишет – прямо товарищ Сталин от Бомарше: вся страна спит, а он всё работает.
Были в спектакле и обязательные для этого мастера сцены нелепо-синхронные приплясы солистов в ансамблях, обязательные, как в фигурном катании – скобки, троечки, тулупы и аксели (они, по всей видимости, должны подчеркнуть «музыкальность» г-на Петрова). В творческом горении режиссёра от шедевра Моцарта и Да Понте осталась зола и несколько несгоревших поленьев: вместо изящного юмора и грациозного лукавства г-н Петров воплотил на сцене балаган в стиле провинциального цирка: затрещины, пинки под зад, вечно гипертрофированно-пьяный садовник, чудовищных размеров кувалда в руках графа… Не было и следа работы с актёрами, зато в изобилии был чудовищный наигрыш, по отношению к которому даже определение «капустник» – слишком щедрый комплимент. После предыдущих своих работ в стиле бесконечного мыльного сериала про трёх поросят, сегодня режиссёр уже явно готов ставить репризы для героев в рыжих париках с красными круглыми носами, одетыми в несуразные штаны и льющими фонтанчики искусственных слёз. Однако при чём здесь «Свадьба Фигаро»?
Впрочем, по ходу спектакля этот вопрос возникал не раз и не два. Ведь Моцарт – это блеск оркестровой игры, виртуозная отточенность ансамблей, изящество и великолепие актёров – то есть, всё то, чего в этот вечер явно недоставало.
Про чудовищную дикцию дам уже говорилось выше, однако Елена Цветкова в роли Керубино – это не было провалом: это было кошмаром. На подобном фоне скрипучий тембр ветерана труппы Софьи Ялышевой в партии Марцелины казался, говоря словами Германа, «спасеньем, почти что счастьем»…
Известно, что в больших академических оперных театрах певицы – поют, а балерины – танцуют. В театрах оперетты солистки совмещают обе ипостаси, очень часто не достигая особых успехов ни в пении, ни в танце, ни в актёрском мастерстве: это успешно продемонстрировала солистка театра Музкомедии Карина Чепурнова, «пионерским» и очень тремолирующим голосом исполнив партию Сюзанны.
Костюмы представляют плохо осмысленную мешанину всех времён и стилей (критика преданная, разумеется, нарекла бы это «эклектикой»). Непонятно, чем занималась художник Елена Орлова. Вообще, гораздо проще и выгоднее для театров было бы не прибегать к услугам костюмеров вообще, а просто писать в программке: «костюмы для ведущих солистов предоставлены домом мод таким-то»; дарю эту идею нашим режиссёрам безвозмездно.
Графине, томно восседающей в дезабилье у себя в спальне (куда, кстати, потом этак запросто вламывается Фигаро), явно не хватало мундштука или кальяна: словно фея из бара или звезда кабаре, сиплым и томным шёпотком Анастасия Калагина поведала публике свою первую арию. Ко второй арии в III акте она распелась, однако субреточный голос с «расширенным» верхним регистром мало подходит для партии Графини.
У Графа в исполнении Евгения Уланова ничего «графского» не было и в помине: ни в жестах, ни в поведении и манерах (это явный дефект режиссёрской работы), ни в тембре голоса, хотя с партией он в целом справился достойно, несмотря на проблемы с верхними нотами. Верный себе Николай Гассиев в роли Дона Базилио без меры актёрствовал и хорошо озвучивал зал своим характерным голосом а-ля Гришка Кутерьма.
Самым достойным исполнителем в тот вечер стал Вадим Кравец в партии Фигаро: превосходное пение, «итальянское» по характеру и тембру, ясное слово и полная актёрская свобода позволили снискать ему вполне заслуженные овации. Тем не менее, один в поле не воин: оркестр под управлением Михаила Татарникова играл в свойственной этому коллективу крупнопомольной манере, однако признать исполнение удовлетворительным, как это часто происходит в последнее время, мешает неприличная расхлябанность ансамблей. Хор пел «сам по себе», без дирижёра, и пел плохо.
«Я сейчас вернулся из Opera Comique, где вторично слушал "Свадьбу Фигаро", и если еще будут давать, то пойду еще, еще и еще! Боже, до чего же эта музыка божественно хороша...» – писал в своё время П. И. Чайковский. Стóит ли идти на этот спектакль в «Мариинку-3»? Я бы посоветовал вместо этого откупорить шампанского бутылку и переслушать или пересмотреть «Женитьбу Фигаро» – разумеется, в достойном исполнении.
Кирилл Веселаго,
«Фонтанка.ру»
