I Фотобиеннале Русского музея: Россия, которую они отобрали

На двух этажах Мраморного дворца развернут масштабный смотр отечественной фотографии. Имена тонут в бездне фамилий, пестрота русской жизни обволакивает со всех сторон. Вообще-то в России такая качественная современность, что из нее без труда можно составить не одно музейное фотособрание, – а вот можно ли с его обретением поздравить Русский музей, еще вопрос.

Начало проекта походило на жест отчаяния. Организаторы фотобиеннале открыто признали: в области фотографии Русскому музею нечем гордиться, а когда-то надо бы взяться за формирование коллекции, поэтому выбрали формат грандиозной свалки (единственное требование к участникам – наличие российского гражданства), дабы приобрести не только работы известных фотохудожников, но и что-то более демократичное и свежее.

За четыре месяца, с февраля по май, на сайт музея обрушилось шесть тысяч снимков, из них жюри, куда помимо внутримузейных специалистов вошли замминистра культуры России Павел Хорошилов и пара городских экспертов, в два тура отобрало около пятисот.

Их разбили на несколько номинаций, оправили в одинаковые паспарту и вывесили в Мраморном дворце. Теперь из этой фотобиомассы жюри должно выбрать трех победителей, и наиболее вероятно, что среди них будет один профессионал от арт-фотографии, один глянцевый автор и один безвестный владелец «широкоугольника» из провинции.

Кроме того каждый посетитель выставки и сайта музея, на котором вывешен каталог работ, может проголосовать за потенциального лауреата приза зрительских симпатий. Пятьсот вещей – это, конечно, безумный объем для просмотра, но тут есть существенный плюс: на больших выставках гораздо лучше, чем на камерных, проявляются намерения организаторов, и фотобиеннале вполне можно рассматривать как индикатор музейного сознания.

Прежде всего это касается «фотографии действительности», которая на выставке четко отделена от художественной – фотографии как части современного искусства. Среди сотен снимков только единицы не стоит показывать детям, да и на них нет ничего особенно страшного или отвратительного. Грузино-южноосетинский конфликт? Вот идет югоосетинский спецназ, и местная женщина в платочке со слезами благодарности прикладывается к руке одного из парней. На другой фотографии того же автора, Андрея Чепакина, коровы идут мимо брошенного трупа – не показать нельзя, но пусть будет буднично, без трагедии. Пожар на Бадаевских складах? А уже потушили, спасибо МЧС. Троице-Измайловский собор горит? Да, было, но красиво же, а рядом такое же пламя – это просто выдача кокса.

Раздел ню не заходит дальше мягчайшей и скромнейшей эротики: одни нимфы, застенчиво скрывающие лицо под волосами, и развязные молодые люди, бреющие подмышки.

Да и все остальное словно из политически взвешенного учебника новейшей истории. Подъезды обшарпанные, избы дырявые, дороги непроезжие – но люди-то, люди! Они одухотворены, уверены в своем светлом будущем, в их руках нет водки, а в глазах – тоски или страха. Ни одного заплаканного лица на всю выставку! Собирают иван-чай, празднуют свадьбу, подледно рыбачат, наяривают на гармони, загорают в мороз. Просторы необъятны, луга колосисты, архитектурные памятники грандиозны. Ветераны в орденах, старики излучают стойкость, из флагов – красные, из портретов – Сталин. Дети иногда улыбаются и даже играют, но чаще полны недетских дум. Раздел религии поражает официозной мертвечиной: сплошные крестные ходы, целования креста, окропления святой водой, девочки в платочках, божественные сияния. Только одно изображение иноверцев-гастарбайтеров во время намаза, – да и оно не на самой выставке, а на сайте.

Снимкам «действительности» катастрофически не хватает юмора, да и вообще естественных эмоций, только арт-фотография шутит, нет, скорее пытается, скатываясь в постановочность, глянец и спецэффекты. Здесь крайне мало глубоких, неоднозначных работ, по остроте и ясности близких к ведущим фотомастерам вроде Картье-Брессона.

Разве что «Памятник» Владимира Райтмана (1980), где низкорослый бюрократишка всматривается вдаль из-под ладони, взгромоздившись на картонную коробку, да «Одна» Ильи Зеленецкого (2008), бабуся-юродивая на фоне жующе-куряще-гогочущей молодежи. Но дело не только в зоркости участников, – дело в тенденциозности самого проекта. Судя по фотобиеннале, в России нет ни скинхедов, ни язычников, ни маршей несогласных, ни стяжателей в рясах, ни оборзевших ментов. Главная мысль после прогулки по Мраморному дворцу: что же на остальных пяти с половиной тысячах снимков? Неужели самоцензура Русского – лишь продолжение самоцензуры народной?

Ольга Лузина
Фонтанка.ру