Михаил Боярский: «Будь моя воля, в этот раз я вообще смылся бы»

Сегодня исполняется 60 лет всенародно любимому петербургскому артисту Михаилу Сергеевичу Боярскому. Эту дату артист решил отметить, как и подобает талантливому человеку его профессии, премьерным спектаклем: это «Смешанные чувства» по пьесе Ричарда Баэра, где Боярский играет вместе с супругой Ларисой Луппиан. Сцену для такого случая именинник выбрал не случайно: в Театр им. Ленсовета под руководством Игоря Петровича Владимирова Боярский пришел в 1972 году и здесь сыграл свои легендарные театральные роли.

– В Театре Ленсовета вы не играли больше двадцати лет. Что подвигло вас вернуться?

– Я слишком хорошо помню, как мне дался 50-летний юбилей на сцене БКЗ – это был кошмар. Будь моя воля, в этот раз я вообще смылся бы на месяц-полтора из Питера. Но друзья насели, я подчинился. Олег Леваков нашел пьесу «Смешанные чувства», показал Ларисе, она – мне. Я сначала отказался, потом подумал, что от юбилея можно избавиться только при помощи спектакля. Вспомнил юбилеи Алисы Бруновны Фрейндлих, Олега Николаевича Ефремова и других мудрых актеров. Они избегали пышных торжеств, уходили в работу, готовили не банкет, а премьеру.

Спектакль вместо юбилея мне гораздо симпатичней. Так что двух зайцев убил: и спектакль сделан, и юбилея как будто бы избежал. Пьеса Ричарда Баэра «Смешанные чувства» не новая. Ее Геннадий Хазанов и Инна Чурикова играют – я их спектакль не видел. У нас же решение в традициях Игоря Петровича Владимирова: то есть никаких идиотских режиссерских новаций, которые меня всегда бесят. Мы очень интересно репетировали: уехали из Питера в Череповец, «заперлись» в местном театре. Там чисто, тепло, кофе, пепельницы, завтраки-обеды-ужины – и никого посторонних. Привезли из Питера декорации, свет, музыку, костюмы, гримеров. Идеальные условия! Процесс, который мог длиться дома полтора-два месяца, сократился там до десяти дней, потому что мы с утра до вечера были на площадке. В Череповце и Вологде сыграли пять спектаклей, а к юбилею-премьере вернулись в Петербург. Этот спектакль никаких дивидендов мне не дает. Никакой это не новый шаг, не творческий отчет. Наоборот, консервативный спектакль с консервативным решением, что мне безумно нравится. И с темой, которая тоже консервативна. История о двух пожилых людях. Мы очень крепко состарились на сцене, и в этом вся прелесть игры. Иначе было бы неинтересно. «Вы, чьё, старичье?», «Старомодная комедия» – вот откуда наш спектакль вырос.

– Бенефисный спектакль Боярского без песен и музыки не мог состояться! В «Смешанных чувствах» вы и поете, и танцуете?

– Нам нужна была нежность, поэтому лейтмотивом стала мелодия «Love me tender» Элвиса Пресли, которая звучит во многих версия. Но есть и несколько горячих рок-н-роллов. Я пою Пресли и танцую рок-н-ролл вместе с Ларой.

– Как часто планируете играть «Смешанные чувства»?
 
– По мне, хорошо, если бы он шел как можно реже.

– А что так?!

– Мне хватает «Интимной жизни» (антрепризный спектакль, в котором Боярский играет вместе с Ларисой Луппиан, Анной Алексахиной, Сергеем Мигицко вот уже пятнадцатый сезон. – М.С.), которая стабильно идет четыре раза в месяц. Если добавить еще четыре-пять спектаклей «Смешанные чувства», то это уже серьезная театральная работа. А я не в восторге от этого. Другой разговор, что вначале мы будем играть интенсивнее, ведь спектакль приобретает закваску после 20-30-ти показов. Зритель многое добавляет, помогает уточнить акценты. Делается два варианта декораций: одна для стационара, другая – выездная, облегченная. Первая готова, второй пока нет и, надеюсь, не будет.

– Новый спектакль сыгран. А новые песни вы записываете?

– Спел недавно песню Любаши. Записал песню Вити Резникова «Пустое», которую где-то в архивах нашла Люда Резникова. Я обожаю это занятие – запись песен в студии. Но, должен признаться, в последнее время не встречал песен, которые мечтал бы спеть. Нет на горизонте новых Гладковых, Дунаевских, Резниковых. То ли композиторы измельчали, то ли я превращаюсь в брюзгу.

– Лиза Боярская, недавно вновь признанная «актрисой года», говорила мне, что вы брюзжите еще и по поводу ее ролей. Папа, мол, самый строгий судья ее творчества: мама всегда пожалеет и приголубит, а папа режет правду-матку. Это так?

– Она, конечно, сгущает краски. Но я не вижу смысла в том, чтобы восхищаться и ликовать просто по поводу того, что дочка – актриса. Прекрасно знаю, что будут и удачи, и неудачи. Так что лучше трезво оценивать то, что происходит. Карьера и профессия – это же разные вещи. Профессия – это длиннющий период работы, который приводит к различным результатам, а мимолетный успех может случиться, а может и обойти стороной. Важно, чтобы из Лизы не звезда получилась, а хорошая актриса. Слава богу, пока ей везет на партнеров, на материал. У нее уже есть правительственные награды, два сезона подряд она названа «актрисой года», есть множество предложений, в том числе западных, о работе в театре, кино, на телевидении. Черт-те что и сбоку бантик! А ей всего 24. Я в ее годы о таком и не мечтал. И что тут я могу ей советовать? Единственное – чтоб не бросалась на всё!

– Ваш брак с Ларисой Луппиан многие называют идеалом актерской семьи. А между прочим, мало кто знает, что последние годы вы жили в разводе!

– Да, это и грустная, и комичная история. В конце 80-х моя мама заболела, а в это время Максим Леонидов, что жил напротив меня на Мойке, уезжал в Израиль. И я попросил Макса поменяться с моей мамой квартирами. Но чтобы мне прописаться с мамой, понадобилось формально развестись с Ларисой. Таким образом удалось продлить жизнь мамы, скрасить ее одиночество. Ну а не так давно мы с Ларой поженились во второй раз!

– Ваш сын Сергей подавал немалые надежды – и музыкальные, и артистические, но стал успешным бизнесменом. Как вы к этому относитесь?

– Сергей продолжает заниматься и музыкальным продюсированием, сейчас готовит серьезный проект, связанный с классическом музыкой. Самое главное, у него две дочки растут – для всех нас такая радость! И бизнес у него стабильный, даже в кризисные времена. Но вряд ли его когда-нибудь устроит один только бизнес, богатая жизнь. Может, это кому-то нравится, но ему нет. Мне – тоже. Это, наверное, с возрастом приходит – понимание того, что толк на земле есть только от богатого душой и талантом. А деньги еще никому не придавали таланта.

– Михаил Сергеевич, многие петербуржцы недоумевают, почему вы так энергично поддерживаете идею строительства «Охта-центра»?

– Я очень рад, что немалая часть общественности Петербурга и страны столь категорично выступает против «Охта-центра». Но такое ощущение, что они уважают только свою позицию. Мое же представление о развитии Петербурга иное, и я его не меняю, что бы в мой адрес ни говорили. Я люблю музеи, но не люблю плесень и косность. Считаю, что строительство – это прогресс, движение. Нет движения – значит, город умер. А я не хочу, чтобы Петербург забальзамировали. Важно, чтобы «Охта-центр» дал деньги на сохранение и восстановление исторического центра, и это вполне достижимо.

– А что за история произошла с театром «Бенефис», где вы были  гендиректором и худруком? Здание на Мойке у вас отняли, театр расформировали. Многие так и поняли, почему вы так легко отступились? С вашим-то авторитетом, вашими связями…

– А мне не нужен был этот театр! Изначально это была затея моего директора и администратора. Я редко туда заходил, хотя театр был в двух шагах от моего дома. Какое-то время «Бенефис» выполнял функцию Ленконцерта, прокатывал звезд от Цоя до Образцовой. Но по-настоящему театром так и не стал. Мне многие говорили: «Борись! Это же недвижимость на Мойке!» А я только перекрестился, когда избавился от «Бенефиса». Там, кстати, была комната, где стояла моя личная мебель, которую я собирался когда-нибудь перевезти в свою квартиру. А хватился – ее уже нет. Испарилась! Но я не стал проводить расследование, я вообще всегда рад, когда у меня какие-то вещи пропадают. Мне же меньше хлопот.

– Вы мне не раз говорили, что в рекламе принципиально не снимаетесь. Но в недавнем шоу «Ночь пожирателей рекламы» в БКЗ демонстрировался  ролик еще советских  времен, где молодой Боярский рекламирует мебель.

– И где они его раскопали?! Действительно, было такое. Я был студентом, слова «реклама» тогда не существовало. Та съемка была счастливой халтурой. Я получил гонорар 10 рублей и был безумно доволен. Для меня это были большие деньги. Еще червонец дали мне за ролик с рекламой продольно-слоистого пластика. Его пока еще никто не откопал? Но больше я с рекламой не грешил.

– Почему вы настроены против рекламы? Многие достойные актеры идут на такие съемки.
 
– Я был потрясен тем, что Джордж Клуни рекламирует кофе, часы, еще что-то. Нет, когда миллиардер начинает заниматься рекламой, мне это не нравится. Как будто высочайшего класса хирург делает педикюр олигарху за большие деньги.

– Съемки в рекламе не любите, а вот на съемки на Первый канал в любых ток-, реалити- и прочих шоу, похоже, мчитесь из Питера в Москву по первому зову. Иногда диву даешься: зачем вам вся эта телевизионная суета, неужели пиара Боярскому не хватает?

– А это работа несложная, и обычно по совместительству. Меня же не приглашают специально. Звонят и говорят примерно так: «Михаил Сергеевич, не будете ли в Москве в таких-то числах? Если да, приходите днем к нам на съемки!» Экономят на билетах, на гостинице. Ну а если у меня вечером спектакль или концерт, а днем я свободен, то почему не поехать в Останкино? Но там вообще всё бесплатно. Для меня большая загадка – почему с некоторых пор артистам на ТВ не платят? Мир перевернулся: теперь, наоборот, многие артисты платят, чтобы появиться на экране. Но я давно уже с телевидением в платонических отношениях: ни я им не плачу, ни они мне.

– А в кино у вас что-то новое наклевывается?

– К счастью, нет. Я и раньше-то снимался нечасто, а после того как мы под руководством Хилькевича поперхнулись с «Возвращением мушкетеров», даже не знаю, чем меня заманишь на съемочную площадку. Кино и телевидение – это всё суета, попытка забраться на «ёлку», чтобы все видели, что ты еще тут, еще сидишь, блистаешь, когда другие уже попадали. Но умные все-таки под ёлкой сидят – как подарок.

Михаил Садчиков
Фонтанка.ру

О других театральных событиях читайте в рубрике «Театр»