"Фонтанка", как и обещала после публикации статьи главного архитектора "Охта Центра" Филиппа Никандрова, предоставляет слово оппонентам проекта. Выразить их позицию любезно согласился глава центра экспертиз ЭКОМ Александр Карпов. Предлагаем читателям его особое мнение.
Меня попросили написать ответ на статью Филиппа Никандрова, чтобы сбалансировать высказываемые на портале "Фонтанка.ру" точки зрения на проект газпромовского небоскрёба. Я согласился, но откладывал это дело в «долгий ящик» столько, сколько позволяли приличия, и ещё чуть-чуть. Мне скучно читать вымученные аргументы Никандрова и пропагандистов "Охта центра", противно наблюдать попытки унизить Петербург, горожан в целом и оппонентов по отдельности. Я не собираюсь спорить с господином Никандровым.
Тем более, что в каких-то своих тезисах он, невольно, прав. Например, когда он сравнивает концепцию небоскрёба от RMJM с заводскими трубами и телевышкой, которые, по его мнению, уже разрушили городской ландшафт Петербурга. Чем отличается проект "Охта центра" от заводской трубы? Остеклением, освещением, оголовком. Так же, как и труба, и телевышка, небоскрёб "Охта центра" – это инженерное сооружение, претендующее, однако, быть архитектурной доминантой. Да и символический облик у них похож: через «трубу» небоскрёба будут улетать миллиарды рублей дополнительных строительных и эксплутационных расходов, сжигаемых в топке амбиций. Торчащая над городом башня будет, как телевышка, посылать всем недвусмысленный сигнал: мы здесь самые главные, и нам плевать на закон, на ваше мнение, на город.
Поделиться
Так что, действительно, – не «кукурузина», а «труба». Удивительно только, почему эту неблагоприятную для проекта ассоциацию формирует его главный архитектор. Зачем нужно убеждать нас в том, что ландшафт города уже изуродован? Подсознание, наверное…
Но не в ассоциациях господина Никандрова дело. За несколько лет государственной пропаганды проекта в общественное сознание внедрён миф о «золотом дожде», который прольётся на Петербург в случае строительства небоскрёба. Вот, например, газета «Метро» публикует высказывание врача о том, что «…посчитано (sic!), только на налоги, которые поступят в городскую казну от Газпрома, можно будет провести ремонт 400 дворцов...» Конечно, для людей здравомыслящих уверенные расчёты врачей о стоимости ремонта дворцов выглядят так же, как и расчёты реставраторов о стоимости лечения больных. От врача всё же ожидаешь каких-то профессиональных оценок, например, как сказываются на здоровье персонала ежедневные многократные путешествия на лифте на несколько сотен метров, или об уровнях заболеваемости в полностью кондиционируемых помещениях. Но самого автора ничуть не смутило такое публичное высказывание! Можно ли предположить, что главврач городской больницы №2 Игорь Фигурин, кандидат медицинских наук – человек не здравомыслящий, не способный оценивать силу произносимых аргументов? Такое возможно, скорее всего, в том случае, если человек погружён в миф.
У этого мифа есть название, к сожалению, не очень известное в России: карго-культ. Последователи культов карго (от англ. cargo – «груз»), распространённых в Меланезии, верят, что западные товары созданы духами предков и предназначены для меланезийского народа. Ритуалы культов направлены на то, чтобы этих предметов стало больше, и состоят из действий, «похожих на действия белых людей». В частности, «самолётопоклонники» строят посадочные полосы, здания аэропортов и радиовышек из подручных материалов: соломы, кокосовых пальм и пр., чтобы привлечь самолёты, несущие карго. Некоторые народности изготавливают деревянные модели наушников или плейеров, чтобы «разговаривать с духами».
Исследователи считают, что причиной возникновения подобных культов является шок от столкновения ранее замкнутой цивилизации с миром, далеко обогнавшим её в развитии, непонимание механизмов функционирования цивилизации-лидера (в данном случае – западной).
Если отбросить эксцентричность меланезийских ритуалов и сделать поправку на меньшую дистанцию между российской и европейскими культурами, то сходство «охтацентровской» версии карго-культа и её тихоокеанских аналогов становится очевидным. Островитяне верили, что нужно приготовить посадочную полосу для самолёта, «охтацентровцы» верят, что нужно построить небоскрёб, как посадочную площадку для «крупных налогоплательщиков». Островитяне считали, что «белые люди» неправедно завладели карго, «охтацентровцы» обвиняют абстрактную «Москву» в том, что она не хочет отдавать «налоги». Меланезийцы познакомились с благосостоянием американцев и европейцев «шоковым путём» во время Второй мировой войны, когда на острова действительно обрушился поток самолётов с десантом и обеспечением для него.
Большинство из тех, кто ссылается на Дубай, Шанхай и прочие города мира, знакомились с ними в ходе туристических поездок и краткосрочных командировок, не создающих условий для глубокого понимания экономических, правовых и социальных механизмов западного общества. Островитяне, не имея соответствующего опыта, не верили в то, что товары можно (и нужно) производить; для них, исходя из традиций, было важно правильное исполнение ритуалов. В России такое же инстинктивное недоверие вызывают слова о том, что не стеклянные здания создают «инвестиционный климат», а уважение к закону, общие правила вместо частных договорённостей, порядочность и квалификация работников на рынке труда, перспективы образования для детей и навыки сотрудничества людей и организаций – социальный капитал, формируемый горожанами. Представить себе «главенство закона» в реальной жизни нам с вами почти так же трудно, как меланезийцу 1950-х вообразить авиастроительную промышленность США. Зато построить небоскрёб «как в Лондоне» – это понятный проект, опирающийся на предыдущий опыт.
Конечно, это инфантильное восприятие мира, и лучшим слоганом для текущей кампании«Охта центра» могут быть слова знакомой всем детской песенки: «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино…». Вертолёт, кстати, уже прилетал – зависал над предполагаемым местом строительства, и по итогам полёта нам показали «кино»: рекламный ролик «Вертикаль» и 27 фотомонтажей с произвольных точек городского пространства, на которых небоскрёб был либо «растворён» в красивом узоре облаков средствами Photoshop’а, либо изображён не там, где должен находиться. Но это только начало – режиссёр Виктюк, например, в той же газете «Метро» предположил, что петербуржцы только тогда оценят небоскрёб, когда на крыше каждого жилого дома будет вертолётная площадка. Ничего не напоминает?
Можно наблюдать уже и зарождение определённых ритуалов, непосредственно связанных с «охтацентровским» культом: например, много молодых людей, озабоченных привлечением в город «крупного инвестора», расположились на улицах так, чтобы образовать слово «Охта центр» (хорошо различимое с вертолёта), и запустили в воздух шарики, наполненные газом…
Естественно, каждой религии нужны жрецы и пророки. Вот на эти роли сейчас происходит кастинг: Боярский, Гронский, Никандров, Бортко… Идёт поиск харизматика, способного увлечь новой религией много-много людей.
К счастью, всё-таки Петербург – не острова Вануату. Мы не только «столкнулись» с западным миром, мы вполне устойчиво с ним сосуществуем, учимся и учим, работаем и торгуем, копим опыт и понимание. Столкновение культур не сделало петербуржцев небоскрёбопоклонниками, и попытка навязать горожанам современную версию карго-культа встречает упорное сопротивление общества. Солидарны люди совершенно разных взглядов и убеждений: от технической интеллигенции и экономистов, с их прагматическим подходом, до верующих, желающих сохранить духовные координаты города, от молодёжи, с их протестным порывом, до старших поколений, с их мудростью и опытом. Активных сторонников этого проекта в городе по-прежнему меньшинство (около 8 % взрослого населения). Тем не менее, нельзя недооценивать негативные социально-экономические эффекты, связанные с распространением идеологии иждивенчества и продажности, даже если она охватывает относительно небольшой процент горожан.
Общественное движение, выступающее против небоскрёба на Охте, отстаивает несколько позиций, которые я считаю ключевыми для развития и процветания города:
- законодательство Петербурга – это механизм общественного договора, а не инструмент для произвола администрации;
- взаимное доверие людей, практический опыт сотрудничества и творчество составляют наиболее ценный капитал Петербурга;
- город должен сохранить своё историческое лицо, потому что в противном случае окажется утраченной «точка отсчёта», необходимая для понимания и «сборки» многих фрагментов российской культуры. Потеряв исторический Петербург, Россия потеряет больше людей, чем в результате демографического спада – они просто уйдут в другие культуры, привлекательные надёжностью и связью времён.
К сожалению, именно на эти позиции ведёт наступление проект небоскрёба и создаваемый им культ.
Александр Карпов, директор центра экспертиз ЭКОМ
