Стивен Фрай открыл Америку

В 2007-2008 годах британский актер, литератор, остроумец Стивен Фрай колесил по Америке, результатом чего стал многосерийный фильм  ВВС. Покажут ли этот сериал на российском телевидении, неизвестно. Но в ближайшее время на русском языке выходят путевые очерки Фрая об американском вояже. «Фонтанка» публикует отрывки из этой весьма занятной книги.

Лавры представителей отечественной литературы и журналистики – Максима Горького, Владимира Маяковского, Ильи Ильфа и Евгения Петрова, а также Владимира Познера с Иваном Ургантом, высказавшихся в разные годы на тему «Мое открытие Америки», видимо, не дают, покоя западным деятелям культуры. Британский актер и режиссер, открытый гей и вообще мужчина широких взглядов и пристрастий, Стивен Фрай не так давно еще раз подтвердил общеизвестное: чем больше у человека сфер осуществления себя, тем более он успешен в каждой из этих сфер. Два года назад Фрай за восемь месяцев побывал со своей съемочной группой во всех 50 штатах США. Снятый по материалам поездки сериал «Стивен Фрай в Америке» с огромным успехом прошел по BBC. Это  притом, что Фрай вообще-то считается носителем безупречного английского выговора и образцом британского джентльменства, а в Англии тех, кто обитает по ту сторону Атлантики, традиционно воспринимают как  необразованных и дурно воспитанных провинциалов.  

«Во мне годами вызревало желание снять документальный сериал о «настоящей» Америке, – признался однажды Стивен Фрай. – Не обычный «дорожный фильм», которые снимают разъезжающие в «мустангах» киногруппы, и уж определенно не фильм из тех, в которых выставляют себя напоказ маньяки из какого-нибудь национального или иного меньшинства. Если приложить достаточные усилия, всегда удастся найти американцев, над которыми вы сможете поглумиться, но ведь и отыскать помешанных, смехотворных британцев дело тоже не хитрое. Так вот, мне хотелось не льстить и подлизываться, но снять об Америке честное кино, бесстыдно любовное письмо, обращенное к ее физической красоте, фильм, который позволил бы и американцам увидеть себя во всей их многоликости».

У русских читателей есть возможность познакомиться с нюансами не только американской национальной психологии, но и особенностями английской, ибо книга писалась британцем для британцев.

Сергей Князев,
«Фонтанка.ру»

«Стивен Фрай в Америке», СПб.: Фантом-пресс, 2010. Перевод с английского Сергея Ильина

Я едва-едва не стал американцем. Я был к этому так близок. В середине 1950-х моему отцу предложили работу в Принстонском университете – что-то связанное с зарождавшейся тогда наукой о полупроводниках. А одна из причин, по которой отец от нее отказался, была такой: ему не нравилась мысль о том, что дети его вырастут американцами. Поэтому я родился не в Нью-Джерси, а на северо-западе Лондона.

                                                                  /…/

Большинство пылких поклонников Америки увлекается сугубо материалистической ее стороной – автомобилями, музыкой, одеждой, техникой, спортом, городами, ландшафтом и его достопримечательностями. Меня все это тоже интересует, ну еще бы, однако интересует (возможно, вследствие принятого отцом решения) и нечто большее. Мне всегда хотелось влезть, так сказать, в шкуру американца. Понять, что это, на самом деле, такое – быть американцем, что значит вырасти и получить образование, как американец; работать и развлекаться, как американец; влюбляться, трудиться, преуспевать, терпеть неудачи, враждовать, драться, голосовать, делать покупки, подчиняться обстоятельствам, мечтать и выбывать из игры, как американец; заболевать и стареть, как американец.

Я часто ощущаю жаркий прилив стыда, слушая, как мои соотечественники-британцы глумятся над предположительной бездонностью американского невежества, американской тупости, американского изоляционизма, американского материализма, американского отсутствия ироничности и американской вульгарности. Помимо того, что эти ничем не прикрытые, не подразумевающие никаких оговорок насмешки попросту грубы, они, сдается мне, очень мало сообщают нам об Америке и очень много о присущей некоторым британцам жалкой потребности в чувстве собственного превосходства. Ну ладно, словно бы говорят эти люди, у нас больше нет Империи, мощи, престижа и уважения со стороны прочего мира, зато у нас, в отличие от бедных янки, имеются «вкус», «утонченность» и «широта общих познаний». Какой ничтожный и глупый самообман! Какая узколобая тупость! Такие британцы утешаются мыслью, что они более космополитичны и рафинированы, чем американцы, поскольку лучше знают географию и мировую культуру, – как будто, во-первых, космополитичность и рафинированность – это очки, набираемые в викторине, и как будто, во-вторых (и это намного важнее) космополитичность и рафинированность суть такие уж желательные и обаятельные свойства человеческой натуры. Рафинированность не образует морального качества, как не образует она и критерия, по которому вы (если вы в своем уме) выбираете друзей. Что привлекает вас в людях? Информированность, космополитичность и рафинированность? Да нет, их обаяние, доброта, участливость, удовольствие, которое доставляет вам общение с ними, их веселость… список этот длинен, однако осведомленность о том, как называется столица Казахстана, в него определенно не входит. Если, конечно, повторяю, вы в своем уме.

Истина же состоит в следующем: нас обижает то обстоятельство, что многие американцы знают о нас очень мало, а большего и знать не хотят. Да как они смеют не знать имени нашего премьер-министра, как смеют проявлять к нам безразличие, позволяющее им полагать, будто Уэльс – это остров у берегов Шотландии? Похоже на то, что им прожить без нас гораздо легче, чем нам прожить с ними – и как же может не уязвить это нашу гордыню? И потому мы (или некоторые из нас) защищаемся показным чувством превосходства и чванливостью, столь характерными для людей, которым внушили основательное ощущение их неполноценности.

Я, кстати сказать, не верю, что подавляющее большинство британцев питает антиамериканские настроения, – отнюдь. Многих из нас, и меня в том числе, Соединенные Штаты по-настоящему очаровывают и, если для спасения нашей гордости нам никак не обойтись без любовного подтрунивания над ними, так оно, полагаю, никому никакого вреда не приносит.

Итак, я хотел сделать сериал, посвященный не потугам продемонстрировать поразительную неироничность и невежество обитателей Америки, не религиозным психопатам и вооруженным формированиям, но стараниям увидеть и понять повседневную жизнь американцев на многих уровнях и в сколь возможно большем числе уголков Соединенных Штатов.

Что касается последующих страниц, на них я старался скорее описать увиденное, чем истолковать его, – иными словами, это книга о путешествии, никаких выводов не предполагающая. Я не решился бы заявить, что мое путешествие, хоть мы и постарались сделать его сколь возможно более исчерпывающим и изнурительным, дало мне полное понимание такой огромной и сложной страны, как Америка, или хотя бы полное понимание каждого из ее штатов. Я надеюсь, однако, что книга сможет показать масштаб этой страны, ее многообразие, полноту самобытности и преизбыток гордости, присущей каждому из пятидесяти отдельных штатов. И надеюсь также, что она заполнит некоторые пробелы в сознании тех из вас, кто – подобно мне – мог не питать особой уверенности в том, где именно следует искать на карте Висконсин, скажем, или Небраску, а также тех, кому хотелось бы побольше узнать о Глубоком Юге, Среднем Западе, Новой Англии, Тихоокеанском Северо-Западе, Дельте и Великих Озерах, Скалистых и Мглистых Горах, широкой Миссисипи и Высоких Равнинах – и о людях, которые проводят всю свою жизнь в этих замечательных местах. Вы можете, разумеется, использовать ее и в качестве справочника, если вам потребуется припомнить, где расположен Вермонт или как называется столица штата Канзас, а еще можете попытаться решить небольшую задачку, которую я поместил в самом конце книги. Возьмите мягкий карандаш, впишите ваши ответы, потом сотрите их и дайте попробовать сделать то же самое кому-то еще…

Сказав о том, что никаких заключений и выводов эта книга не предполагает, я все же добавлю следующее: подавляющее большинство американцев, с которыми я встречался во время моего путешествия, оказались людьми добрыми, любезными, искренними и гостеприимными сверх всякого ожидания. Сердечность, вежливость и доброжелательность, которые достигали высот попросту поразительных, я находил не только в тех, у кого брал интервью перед камерой, но и в рядовых американцах, встречавшихся мне на автозаправках, в ресторанах, отелях и магазинах.

Если у меня посреди ночи заканчивался бензин, я мог постучаться в дверь американского дома, испытывая при этом уверенность в себе большую, чем в любой другой стране – включая и мою собственную. Гостеприимство, добродушие и всегдашняя готовность прийти на помощь, присущие американцам, – в особенности, должен сказать, тем, что живут на Юге и на Среднем Западе, – составляют причину для посещения этой страны не менее основательную, чем ее пейзажи. Да, американцы – кошмарные водители (они бесконечно перемещаются с полосы на полосу, разговаривая при этом по телефону; они продираются сквозь потоки машин с такой заносчивой самоуверенностью, точно ведут бог весть какой огромный грузовик; если ты уступаешь им дорогу, они не машут тебе рукой в знак благодарности или признательности и никогда не уступают ее сами); да, они не имеют представления о том, какими надлежит быть сыру и хлебу; и да, их торговые ряды, телереклама и беседы по радио раздражают до колик. Однако раз за разом укладывая свойственные этой стране достоинство, доброту, оригинальность, обаяние, способность захватывать дух, веселость и привлекательность на одну чашу весов, а то, что в ней есть дурного, жестокого, пошлого, уродливого, грубого, глупого и безобразного, на другую, я неизменно обнаруживал, что первая перевешивает вторую.

Если вы американец, то, надеюсь, примете от меня извинения за все мои объяснения того, что вам понятно и так, за фактические ошибки и домыслы, за обобщения и превратные толкования, которые окажутся для вас болезненно очевидными просто потому, что вы наделены тем почти бессознательным знанием и инстинктивным пониманием вашего родного штата и страны в целом, какое изначально получает каждый ее гражданин. Человеческая природа, разумеется, заставит вас первым делом обратиться к описанию вашего штата и вы, вне всяких сомнений, обнаружите, что ваш родной город я обошел молчанием, что я проморгал те особенности, характеристики и самобытные черты штата, которые представляются вам существенными, и это, возможно, заставит вас отнестись ко всем моим суждениям и взглядам с большим недоверием. Мои глаза, глаза человека стороннего, неизбежно должны были что-то проглядеть, а что-то увидеть в неверном свете. Собственно, я и сам с наслаждением читаю описания тех впечатлений, кои Британия оставляет у иноземцев, высаживающихся на ее берега: ошибки и превратные толкования лишь усиливают удовольствие от чтения, а нередко и рождают во мне новые мысли о моей стране, и потому, возможно, мои залихватские неточности и туповатая неспособность ухватить самую суть вещей можно рассматривать именно в таком свете – как скорее выявляющие ее, чем затемняющие. Зритель, сидящий на стадионе, порой видит игру лучше, чем сами игроки. Как бы то ни было, лишь очень немногие из встреченных мной американцев, если я вообще встречался с такими, успели побывать во всех пятидесяти штатах или хотя бы в близком к этому их числе, и потому не исключено, что и вы найдете на этих страницах что-то для вас новое.

Одну фразу я слышал во время моих разъездов чаще, наверное, чем любые другие: «Только в Америке!».

Если вы слышите, как британец произносит: «Э-хе-хе! Только в Британии, а?», можете быть почти уверены: речь идет о явлении либо вполне предсказуемом, скверном, угнетающем душу, прискорбном, бюрократическом, вынуждающем человека часами стоять в очереди, унылом, способном испортить любое удовольствие, либо свидетельствующем о некомпетентности – или о смеси всего названного. А вот фраза «Только в Америке!» неизменно относится к чему-то поразительному, изумляющему, эксцентричному, бесшабашному, причудливому или непредсказуемому. Американцы, глядя на свою страну, то и дело удивляются. Британцы то и дело ощущают, что страна их оправдывает худшие их ожидания. В этом, похоже, и состоит главное различие между нами.

Ловля лобстеров

Слово Мэн предваряет собою слово лобстер так же, как Флорида – апельсиновый сок, Айдахо – картошку, а Теннесси – Уильямса. Три из четырех съедаемых в Америке лобстеров вылавливаются, как мне говорили, в Мэне. В холодных водах Атлантики обитают крабы, гребешки и иные несчетные моллюски и ракообразные, однако подлинным объектом  людских желаний всегда оставался лобстер.
Ангус Мак-Фейл ловил лобстеров всю свою жизнь. Он и его сыновья, Чарли и Джесси, согласились взять меня утром на борт своего катера. «Если будешь работать наравне со всеми». Работать, а? Я же телевизионный…

– На борту положено работать. Будешь помогать вытряхивать и заправлять клетки.

Клетки – это на самом деле ловушки: проволочные ящики, в которых разложены авоськи  с искусительно вонючей приманкой (ибо лобстеры – агрессивные хищники глубин и обычными яркими красками или красиво разложенными ломтиками тропических фруктов их не соблазнишь). Ловушки  оборудованы хитроумными дверцами на петлях, не выпускающими наружу лобстеров, которые заползают внутрь. Эти ящики укладываются длинными вереницами на дно с американской стороны границы. У капитана катера, Ангуса, имеются всякого рода новейшие приборы спутниковой навигации, и он может помечать на экране  крестиком точное местонахождение ловушки. А чтобы помочь палубным матросам, над каждой клеткой болтается еще и буек с названием судна, которым она поставлена.
Интересно, каким образом рабочая одежда точно узнает, что вот сейчас ее напялил любитель, дилетант, самозванец? Я облачился точно в такой же фартук, сапоги, перчатки, какие были на Чарли и Джесси. Они выглядели рыбаками, я – образцовым болваном. Увы-увы! Мне следовало сколь возможно скорее свыкнуться с этим фактом, ибо он преследовал меня на протяжении всего моего путешествия.

Работа оказывается тяжелой до крайности. Мы подплываем к ловушке, матросы подцепляют привязанный к ней трос и поднимают клетку на палубу. Я тем временем наполняю сетки для приманки отвратительно гнилой рыбой – сардинами, так мне сказали. Как только клетка оказывается на палубе, я должен без промедления вытащить из нее лобстеров и побросать их на просторный сортировочный стол, занимающий большую часть носовой палубы. Если в ловушке обнаруживаются приятной внешности крабы, они составляют компанию лобстерам, образчики менее аппетитные выбрасываются обратно в океан.

Лобстеры – существа, разумеется, подлые, агрессивные. Да и кто стал бы винить их за желание оттяпать кусочек моей руки? Они же за жизнь борются. Оснащенные самодельным режущим инструментом, как раз для того и придуманным, чтобы кромсать врага в лапшу, они не сдаются мне без драки.

Опустошив ловушку, я немедля приступаю к сортировке. Дело очень важное. Хлеб насущный – вот что стоит здесь на кону. Рыбаки штата Мэн и морские власти отнюдь не желают истощать имеющиеся в этих водах запасы лобстеров, и потому для защиты их приняты очень суровые законы. Джесси объясняет:

– Если он слишком мал, бросай его за борт. Вот тебе мерка.

И он вручает мне замысловатую штуковину, нечто среднее между калиброванными щипцами для орехов и разводным ключом.

– Каждый недомерок возвращается в воду, окей?

– А что, они хуже на вкус?

Ответом на этот идиотский вопрос служит взгляд, в котором жалость мешается с презрением.

– Они же еще не выросли, понимаешь? Пусть сначала приплод дадут. Поголовье поддерживать надо.

– А, ну да. Конечно. Болван! Извините!

В обществе людей, зарабатывающих себе на жизнь настоящим трудом, я неизменно ощущаю себя идиотом. В их компании свойственное мне пугающее отсутствие здравого смысла так и прет  наружу.

– Если попадется самка на сносях, надсечешь ей хвост вот этими кусачками и тоже вернешь в воду.

– На сносях? А как же я…

– Ты ее сразу признаешь.

Ах, как он был прав! Проглядеть беременную лобстериху невозможно: сотни и сотни тысяч поблескивающих черных бусин усыпают все ее тело, придавая ей сходство с покрытой ягодами живой ежевичной изгородью.

«Надсечешь ей хвост» произносится за секунду, однако само это мероприятие отнимает у меня три с половиной минуты, в течение которых самка мечется из стороны в сторону, а я пытаюсь одолеть ее и страшно ругаюсь. А та смесь любопытства, приятного удивления и неверия, с которой наблюдают за мной Джесси и Чарли, бросает меня в еще пущий жар и заставляет чувствовать себя совершенным увальнем.

– Это и вправду необходимо?

– Если инспектора обнаружат в нашем улове не разрешенных законом лобстеров, они сдерут с нас  штраф, который нам не по карману. Могут и катер отобрать.

– Как это жестоко!

– Они лишь выполняют свою работу, и вот и все. С большинством из них я учился в школе. По выходным мы вместе охотимся в лесах. Но это не помешает им прикрыть, если придется, нашу лавочку.

– Готово! – я поднимаю перед собой должным образом помеченную беременную самку. Джесси осматривает ее и бросает в воду.

– Хорошо. Теперь будешь остатки кольцевать.

– Кого я буду что?

Зрелые, обладающие положенными размерами, не беременные лобстеры, которых команда не обязана выбрасывать в воду, именуются «остатками» и, как выясняется, их клешни следует стягивать резиновыми кольцами, и заниматься этим должен я.

Чарли вручает мне инструмент, предположительно позволяющий подцепить такую резинку, растянуть ее и одним быстрым движением надеть на пугающе толстое боевое оружие лобстера. Чарли показывает, как это делается – показывает превосходно, однако, как только я пытаюсь повторить увиденное, инструмент вновь обличает во мне дилетанта и я начинаю обстреливать резиновыми колечками палубу, как школьник, занявший заднее сиденье автобуса, обстреливает своих товарищей.

– Иначе они друг друга покалечат, – объясняет Джесси.

– Ну да, правильно. Конечно. А так они покалечат только меня. По-моему, это честно. – Я предпринимаю вторую попытку. – Ой! Говорю вам совершенно серьезно: ой!

Выясняется, что лобстеры, будь у них выбор, предпочли бы обойтись без эластичных повязок, которые ограничивают радиус действия и подвижность их клешней, и более чем склонны вредничать по этому поводу. Вся операция по их сортировке и кольцеванию требует усилий больших, чем, – как кто-то сказал о чем-то, – попытка запихать, орудуя в темной комнате докрасна раскаленной иглой, фунт растопленного масла в ухо дикой кошки. И особенно удручило меня то обстоятельство, что, едва я покончил с сортировкой и мысленно обратился к чашке ароматного чая, за которой будет столь приятно  предаваться воспоминаниям о моей славной победе над лобстерами, как Чарли и Джесси опустили за борт очередную клетку, Ангус подвел к катер к следующему буйку и на палубу втянули новую ловушку.

– Вы хотите сказать, что это придется проделать не один раз? – ахнул я.

– Мы делаем около тридцати заходов в день.

Словом «заход» обозначается подъем, опустошение и новая заправка ловушки.

Боже ты мой! Какая тяжелая работа. Изнурительно тяжелая. То утро было приятно искристым, качка почти отсутствовала. А ведь Мак-Фейлы выходят в любую погоду и почти при любой волне.

Вероятно, вы видели телепередачи, в которых прославленные повара вроде Рика Стейна проводят день с рыбаками и после рассыпаются в похвалах их отваге и стойкости. Да, мы можем восторгаться смелостью людей, подобных Мак-Фейлам, которые небольшой командой выходят в море, а с добычей обращаются   бережливо, уважительно, искусно и разумно. Однако, пока вы не присоединитесь к ним, пусть даже на одно утро, вам не удастся по-настоящему оценить всю тяжесть их труда, мастерство, выносливость и беззаветную храбрость  – да-да, на ловчих суденышках в море выходят исключительно мужчины.

И делают они это по одной и только одной причине. Ради своих семей. У них есть жены и дети, которых необходимо кормить. Особого выбора по части работы в восточном Мэне не имеется, в нем почти нет промышленности, как не наблюдается и кофеен «Старбакс», торговых центров и вообще сектора обслуживания. Работа здесь устроена по образцу девятнадцатого века. Это труд.

При таких тяготах их дневных трудов можно было бы ожидать, что эти люди проводят каждый вечер в барах, напиваясь до одури. На деле же, они возвращаются домой, принимают ванну и ложатся спать, поскольку в четыре утра должны уже быть на ногах. И потому я не очень удивился, услышав от Джесси, что он желал бы для своих сыновей какой угодно работы, но только не этой. Возможно, нам следует приготовиться к тому, что в наших ресторанах и у рыботорговцев лобстеры будут все дорожать и дорожать. Того, что вылавливают эти мужчины, нам определенно не хватит.

О других новостях в области литературы читайте в рубрике «Книги»