«Трон: Наследие»: Дивный старый новый мир

Магнат мира компьютерных игр Кевин Флинн (Джеф Бриджесс) внезапно пропал без вести, оставив свою империю без присмотра, а сына Сэма – в одиночестве. Парень вырос и к 27 годам стал компьютерным гением. Ну, может, и не гением, но, по крайней мере, стырить у зажравшегося начальства папашиной конторы новую операционную систему и бесплатно выложить ее в сеть может.

И вот Сэм, заглянув как-то в отцовский же зал игровых автоматов и отряхнув пыль с большущих железных коробок, которые тут же стали весело мигать и петь «Sweet Dreams», открывает портал в параллельную вселенную, населенную цифровыми моделями. И встречает там пропавшего папу. Даже в двух экземплярах: собственно отец, обросший бородой и вечно медитирующий, и его моложавый клон с дурными мыслями и наклонностями. Настоящий Флинн-старший хотел с помощью компьютера создать новых идеальных людей, запоем читающих Толстого и Достоевского, фальшивый (читай: плохой) – тупых солдат, дабы к чертям собачьим уничтожить всех пользователей и захватить мир.

Мысль о том, что живой пользователь всё равно круче цифрового человечка и, какой бы совершенной ни была технология, теплое человеческое сердце победит – не ахти какая новая и оригинальная. Не говоря уже о том, что создатели «Трона», дебюта режиссера Джозефа Косинского, сами себе хвост обрубили, пустив перед показом титр: «Некоторые сцены сняты в формате 2D, но они предусматривают просмотр в 3D-очках». А при этом не в 3D здесь сделаны все сцены, не касающиеся существования в параллельной реальности. Какой-никакой, а образ, и скрывать его от зрителя попросту глупо.

Проговорить всё то, что уже было проговорено и в «Матрице», и еще в десятке фильмов про цифровую реальность до нее, в «Троне» не получается: есть попытки выстроить тонкие мысли про тупых клонов и умных людей, но они как минимум неоригинальны. Да и какое высказывание о дивном новом цифровом мире может быть теперь, когда «Социальная сеть» уже расставила все акценты? Джозеф Косински сам это прекрасно понимает – иначе не стал бы брать за основу сюжета классический киберпанк начала 80-х. В результате фильм не идет дальше чистой внешней формы, набора ретрофокусов: светящихся палочек, прозрачных мотоциклов и саундтрека от Daft Punk (но это совсем уж клинический случай: расшаркивание перед Вангелисом, воспоминания о «Бегущем по лезвию» и больше ничего). Если искать здесь какое-то высказывание, то, пожалуй, вот оно: кубики Рубика круто выглядели, и дутые серебряные сапоги тоже были очень живописны, что уж говорить про Юрия Антонова – последнюю радость хипстера…

Но и ностальгическая живопись не слишком складывается: в жилище дзенского папаши находятся цифровой нанокамин, беленькая псевдобарочная мебель, словно из коттеджа владельца салона унитазов, а на обеденном столе, помимо инопланетной синей светящейся водочки, находит себе место вовсе непонятно откуда в виртуальной реальности взявшийся молочный поросенок, словно со съемок «Ночи перед Рождеством». Во всей этой ностальгии по миру цифровой утопии нету ничего достоверного, убедительного, нет живого чувства – вот, наверное, почему всё это выглядит так глупо. Это не просто пустая форма, а пустая дань моде, к тому же, уходящей. И вот эта нелепая холодность хипстера, закупившегося ретрогаджетами на Удельной, здесь транслируется с экрана непрерывно.

Возможно, компьютерная утопия (как и антиутопия) исчерпала себя в принципе. И правильно, что берутся за нее редко: на этой почве, получается, не только сказать нечего, но даже воспроизвести когда-то безумно актуальную и эффектно смотрящуюся на экране картинку не выходит. Главный конфликт такого кино – между цифрой и человеком – давно уже исчерпан, цифра оказалась вполне милой и миролюбивой, да и какой тут конфликт? Между лайками на «Фейсбуке» разве что. Как было написано на плакате одного хорошего художника, «компьютеры себя не оправдали».

Иван Чувиляев
«Фонтанка.ру»

Фото: WDSSPR.

О новостях кино и новинках проката читайте в рубрике «Кино»