Мариинский театр открыл свой XI фестиваль премьерой балета «Парк», вызвавшего в труппе небывалый подъем. Вообще-то, тут работает прежняя схема: наши артисты дорвались до того, что ново, но ново лишь для нас, а всему миру давным-давно известно. Балету «Парк» скоро 17 лет. Однако, как выяснилось, за это время он не устарел, а превратился в классику, способную до бесконечности наполняться новыми смыслами.
Он был поставлен молодым тогда еще хореографом Анжеленом Прельжокажем в 1994 году в Парижской опере, которая в то время активно интегрировала в свою академическую труппу авангардистские искания. И пару месяцев назад, ровно в то время, когда в Петербурге шли вдохновенные репетиции, французы привозили тот же самый спектакль в Москву.
И тем не менее три премьерных состава исполнителей продемонстрировали неожиданно широкий диапазон трактовок, какого ваш корреспондент не ожидал увидеть в современном авторском хореографическом театре. Изящную французскую штучку каждая из трех наших пар наполнила своим содержанием, и никакого насилия над материалом на этот раз не ощущалось. Впрочем, и сам Прельжокаж – француз тоже относительный: по гражданству и месту жительства – да, конечно, а вот по крови и по корням он принадлежит к другому, самому закрытому и загадочному из европейских народов, говорящему на удивительном языке, где латинское мешается с балканским. Родители хореографа – албанцы из Черногории. Так что гремучая балканская смесь в нем, будьте уверены, бурлит, и неспроста он смотрит на классическую европейскую культуру столь острым и дерзким взглядом. И ставит эпатирующие балеты с яркой и бесстрашной эротикой.
Если говорить грубо, то сюжет «Парка» сводится к тому, как в Версале времен Людовика XV зарождались и складывались любовные связи. А если говорить более тонко, это балет о том, как разжечь в женщине любовное желание и как оно, дойдя до критической точки, способно разрушить все табу. Героиня сначала не выделена из кордебалета, но оказывается, что именно она, самая неискушенная, но и самая утонченная из всех, будет проведена по пути пробуждения страстности. Это, конечно, Шодерло де Лакло, но это еще и тот же самый ритуал поиска Избранницы и посвящения в женщину, какой с шокирующей откровенностью, даже беспощадностью, был продемонстрирован Прельжокажем в «Весне священной», недавно показанной у нас его труппой. Только на этот раз он завуалирован изящными формами эпохи рококо.
В спектакле два пласта: «версальский» и вневременной. Первый – это музыка Моцарта, бесподобные аутентичные костюмы (художник Эрве Пьер) и фигуры старинных танцев, брошенные в динамичные современные темпы (и темпы эти, между прочим, на Моцарта ложатся очень органично). Второй же пласт – это фонограмма шумов с шорохами, шелестами и женскими вскриками (Горан Вейвода) и это четыре странных персонажа в черных брюках, коричневых клеенчатых фартуках и мотоциклетных очках, с бешеной пластикой брейк-данса, упругой и механистичной (артисты Денис Зайнетдинов, Федор Мурашов, Алексей Недвига и Антон Пимонов исполняют их с небывалой точностью и энергией). В списке действующих лиц они значатся как «садовники», а «сад», как мы помним, – мифологический символ особых, самых секретных тайников женской души. Служители этого «сада» в одежде чернорабочих – вот кто они такие. Именно они готовят героиню к первому любовному свиданию, а шире – к высвобождению заложенной в ней и до времени скованной сексуальности. Все эти запретные темы стоят в центре внимания Прельжокажа. И еще «садовники» – это духи Парка: эпоха рококо лишь одна из многих, несущихся мимо них.
Итак, каждая из трех премьерных пар трактовала балет по-своему.
Диана Вишнева, наверное, подошла к замыслу хореографа ближе всех. Ее героиня проходит свой путь, тонко прочерчивая все его перипетии: от предчувствия любви к внутреннему горению, запечатанному внешней сдержанностью, от эротических томлений и интимных фантазий (тоже любимая тема Прельжокажа) к сомнамбулическому погружению в чувственность. И, наконец, к сбрасыванию всяких оков, к освобождению тела, и пластики, и действий – в тот момент, когда она приходит к любовнику и «садовники» снимают с нее, как футляр, платье с фижмами, оставляя в одной короткой рубахе с голыми ногами. Тело сразу становится ощутимо нежным и теплым, но главное – пластика балерины насыщается яркой эмоциональностью, которой не было в прозрачном танце французов: все-таки Вишнева танцует Прельжокажа по-русски, наполняя балет лиризмом и превращая его в поэму о том, как желание перерастает в любовь. И рискованная тема женской сексуальности тоже превращена у нее в поэму. В знаменитом «улетающем» поцелуе – кульминации всей истории – героиня припадает к губам возлюбленного, а он (Константин Зверев) начинает кружить ее сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, и под конец кружит героиню уже с такой пугающей, бешеной силой, так, что кажется, пара вправду взмывает в воздух.
Виктория Терешкина тоже придает спектаклю эмоциональную мощь. Но ее тема другая: там к любви примешано страдание, и даже в первый, еще сдержанный, еще почти без прикосновений дуэт она вносит экспрессионистский накал и предчувствие трагического. В последнем же, главном дуэте она танцует не первое свидание, а расставание, прощание навеки и обреченность. Любовное исступление Прельжокажа наполнено у нее таким драматизмом, что в него подспудно вносится новый сюжет: это могли бы быть Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Паоло и Франческа – что угодно, только не картина пылкого соединения любовников. И надо же – на хореографию Прельжокажа такое прочтение тоже вполне ложится.
Александр Сергеев, партнер Терешкиной, и Константин Зверев, партнер Вишневой, - оба исполнили свою партию технично и элегантно, но отдельно я скажу об исполнителе из третьего состава, который еще только будет танцевать 22 апреля и с работой которого я уже познакомилась на сценическом прогоне уже готового спектакля. Речь о Юрии Смекалове, партнере Екатерины Кондауровой. У этой пары все акценты оказались парадоксально передвинуты: персонаж Смекалова становился главным героем балета, и весь ход сюжета закручивался вокруг него. Получается спектакль о мужской страсти: это она будит пылкость в холодной и неприступной красавице Екатерины Кондауровой. Смекалов вылепил образ значительный и масштабный; больше того, его герой – обладатель мужской силы и властной притягательности, он подобен молодому королю-Солнцу из романа Дюма, хотя речь в нем и о другом столетии.
Выбор «Парка» для постановки в Мариинке – попадание в десятку: из тех хореографов нашего времени, кого у нас еще не танцевали, не Матс Эк с его ироническим гротеском, не Ханс ван Манен с его изысканными формами, не утонченный Килиан, но именно Прельжокаж мог дать и дал артистам то, что было всеми смутно ожидаемо. Его стилистика оказалась лучшим раскрепощением для нашего балета, который уже, оказывается, изнемогал и жаждал, подобно героине «Парка», чтобы его освободили от прекрасных оков эстетского этикета. Именно эта эротическая свобода, разгорающаяся внутри классически осмысленного танца, смогла по-настоящему захватить и взбудоражить труппу, которая так воодушевленно выучила и вдохновенно исполнила провокационный балет французского балканца.
Инна Скляревская,
Фонтанка.ру
Фото: Пресс-служба Мариинского театра/В.Барановский, Н.Разина