Живой классик русского театра 94-летний Юрий Петрович Любимов написал заявление об уходе с постов директора и худрука основанного им же 47 лет назад московского Театра на Таганке. Несмотря на то, что этому шагу предшествовала довольно некрасивая, даже хамская по отношению к артистам история, я, как и многие представители театрального сообщества, готова воспринять случившееся как личную драму Любимова и глубоко ей посочувствовать. С другой стороны, очевидно, что дни авторитарных театров в России сочтены, а на смену им должна прийти совершенно иная модель.
Заслуги Юрия Любимова перед мировым и российским театром захочешь — не переоценишь. «Таганка» - явление уникальное: хотя бы потому, что это единственный театр, который в рамках советской системы функционировал как политический. Это была совершенно непостижимая, но очевидная фронда под носом у Кремля, которую долго, невозможно долго для той поры не закрывали исключительно, разумеется, благодаря масштабу личности Любимова. В отличие от Товстоногова, Любимов ни на какие компромиссы с властью не шел, десятки эпизодов его спектаклей выглядели как недвусмысленные антисоветские акции, а главной акцией оказались похороны Высоцкого в олимпийской Москве: представители КГБ смывали из шлангов цветы, а толпа скандировала на всю Таганскую площадь: «Фашисты! Фашисты!» Это был редчайший в истории того времени случай, когда народ не безмолвствовал. И это был, определенно, не весь советский народ, а публика Театра на Таганке, воспитанная Любимовым за 16 (на тот момент) лет существования его театра.
Лишение Любимова гражданства Указом Президиума Верховного Совета СССР, подписанного Черненко в 1984 году, а в ответ - цитирование им Пушкина: «В России нет закона, есть столб, а на столбе корона». Его смелые интервью и высококлассные постановки на Западе и резюме в европейской прессе: «Мы облагодетельствованы его изгнанием!» Наличие в наградном списке государственных орденов Японии, Польши, Италии, Франции. Почетная премия за заслуги перед мировым театром Европейской театральной премии, самой престижной театральной награды Европы, которую Любимов получил в апреле в Петербурге. Все это — вехи колоссального пути выдающейся творческой личности, поэта и гражданина. Все это обсуждению не подлежит.
Очевидно также, что в нынешней России никто и никогда не уволил бы Любимова с его поста, что бы он себе ни позволял. И это тоже, думаю, правильно. Уверена. Есть люди, которые заслужили право на все. Даже назвать своих давних и преданных соратников-артистов «клопами в диване» (за этот текст Любимов перед артистами извинился), даже выплачивать им суточные тогда, когда ему, руководителю, вздумается. Тот тип театра, которым является любимовский Театр на Таганке, — это «театр Карабаса Барабаса». И бессмысленно обсуждать, хорошо это или плохо. Это так, и иначе быть не может. Жесткое авторитарное руководство — условие всех головокружительных успехов "Таганки" и всех ее проблем. То же самое можно было сказать про БДТ Георгия Товстоногова, про Театр им. Ленсовета Игоря Владимирова. То же относится и к ныне действующим «Ленкому» Марка Захарова, МДТ Льва Додина, «Мастерской Петра Фоменко» — театрам всех тех художественных лидеров, которые создали особую театральную модель, противостоявшую системе. Системе могла противостоять только равновеликая ей личность. Так же как року в античной трагедии мог противостоять только герой. Иначе ни трагедии не было бы в Древней Греции, ни выдающихся театров в Советском Союзе. Соответственно, это были и остались театры высокого и бескорыстного служения идеалам. И когда речь идет о них — несмотря ни на какие социально-политические перемены — руководитель (он же — создатель) всегда останется прав. В любой ситуации уходить, если их что-то не устраивает, должны артисты — благо, возможностей для ухода и актерского заработка теперь масса. Устраивать бунт против Любимова, требовать урезать его полномочия с помощью нового директора в данном случае — глупо и смешно. И никакой другой реакции Любимова на подобные предложения, кроме заявления об уходе, быть не могло.
Другое дело, что независимо от того, останется Любимов на своем посту или нет, театры Карабасов Барабасов уходят в прошлое. За все постсоветское время в России не возникло ни одного нового авторитарного театра, хоть сколько-то соизмеримого по своему социальному — не только художественному - значению с «Таганкой» Любимова или «Ленкомом» Захарова. В этом смысле весьма показателен пример Олега Табакова, который сел в кресло умершего Олега Ефремова и превратил МХАТ в МХТ — фабрику звезд и проектов. Ефремов и Табаков — люди одного поколения, оба начинали в «Современнике» в середине 60-х, оба грезили идейным искусством и внутренней свободой художников, но дело в данном случае не в поколениях, дело в роли, которую занял театр в новых социальных условиях (в данном случае позвольте мне обойтись без дополнительных определений, для них на «Фонтанке» существуют разделы «Политика» и «Общество»). Театр больше — не храм, не негласное место сходки тайных протестантов, не оплот противостояния системе, он — предприятие. Так что актеры, обиженные Юрием Петровичем Любимовым, могут успокоиться. Они — одни из последних в истории потерпевших от произвола Мастера, полномочия которого не могут быть ограничены. Это как в главной пьесе всех времен и народов «Гамлет»: «Я говорю: у нас браков больше не будет. Но кто обвенчан — пусть живет».
Театры-предприятия, безусловно, должны строиться по совершенно другой схеме. Тут люди собрались не для служения, а для работы и, давайте будем здоровыми циниками, для зарабатывания денег. Причем, поскольку работа тут коллективная и психологически сложная, порой мучительная, то каждый должен делать свое дело в максимально комфортных условиях. Такая ситуация, разумеется, не исключает честного и самоотверженного труда и даже репетиций по 15 часов в сутки — такие примеры случаются сегодня и нередко. Но подобная самоотдача возможна только на добровольных началах, как результат режиссерской заразительности и харизмы, которым артисты покоряются и будут покоряться, пока существует театр. Как закон такая самоотдача существовать не может. И любой произвол в театре, да и в любом творческом учреждении, должен быть ограничен внятным, юридически безупречным контрактом. Что дозволено Любимову, не дозволено ни менеджеру вплоть до директора театра, ни функционеру. Требовать четких, грамотных, справедливых контрактов — право всякого артиста, всякого режиссера, etc. А поддерживать творцов в их требованиях — задача профсоюзов, в первую очередь — Союза театральных деятелей России под руководством А.А.Калягина.
Другое дело, что в государстве, где про права художников никто отродясь не слыхивал, подобные процессы надо начинать с нуля. И успешные актеры и режиссеры, к требованиям которых вынуждены прислушиваться любые руководители, в данном случае могут реально, ощутимо помочь своим коллегам.
Недавно мне один знакомый успешный режиссер принес контракт на постановку, который ему предложили подписать в одном из петербургских театров. Принес, откровенно веселясь. Ибо список его обязанностей, довольно нелепых — вроде того, что режиссер должен придумать мизансцены (для несведущих поясню: мизансценой в театре называется положения артистов и предметов на сцене относительно друг к другу), проводить репетиции и выпустить спектакль, составлял в нем львиную часть, права были практически нулевыми, да еще и снять спектакль могли по недовольству нескольких представителей худсовета.
Несомненно, что контракт этот разработан, как минимум, десятилетие назад и, по мнению дирекции театра, является чистой формальностью. То есть, моего знакомого режиссера никто сознательно обидеть не хотел. Но поймите меня правильно: я вовсе не оправдываю хамства ни в театре, ни в каком другом учреждении. В том числе, не оправдываю и хамства Юрия Петровича Любимова. И хамства, допущенного в отношении петербургского режиссера Александра Галибина, который задолго до своего официального увольнения с поста худрука столичного Театра им. Станиславского (оно произойдет только 10 июля) читал в Интернете интервью со своим оглашенным уже Министерством культуры преемником. Но правда и то, что тот, кто подписывает договоры по старинке, не читая их, подписывает себе, в творческом смысле, смертный приговор. И нечего обижаться, когда этот приговор кому-то вдруг вздумается привести в исполнение. Появится ли в России новая, современная модель театра, где художник будет надежно защищен от хамства начальников любых рангов, далеко не в последнюю очередь зависит от самих художников. Во всяком случае, без их участия она не появится точно.
Жанна Зарецкая,
«Фонтанка.ру»
