ПоделитьсяОдни собираются завтра на площадь Революции в столице и на площадь Восстания в Петербурге, другие пойдут к Казанскому собору у нас и на Болотную у них. Все протестующие объединены обидой. Четвертого декабря они проголосовали против. К вечеру узнали, что победили. А утром 5-го выяснилось: большинство все же у единоросов. Скоро узнаем, что говорит Москва.
Между тем ситуация в Петербурге в корне отличается от московской. Ни один из субботних митингов у нас не разрешен. В Москве на Болотной площади официально разрешили собраться 30 000 человек. Кто-то согласен на Болотную, кто-то склоняется к другим площадям, но очевидно, что люди соберутся все же там, где ОМОН не начнет бить их немедленно.
В Москве есть оппозиционные ораторы, медийные фигуры, вожди думают о лозунгах, символике, повестке, оборудовании, безопасности. У Москвы – эта повестка есть, у нас – нет.
Что же делать, если душа – горит?
Площадь Восстания годится только для многодневной демонстрации, постепенно переходящей в революцию, как это и случалось в феврале 1917 года. Для митинга – не подходит. Здесь нет ни одного пятачка, который смог бы вместить желающих протестовать, ни одного возвышения, с которого ораторы могли бы бросать в толпу свои яркие лозунги. Выходить на проезжую часть не рекомендуется и в мирное время.
Казанский сквер, овеянный памятью студенческих демонстраций 1890 – 1900-х, – получше. Тем более что репутация бунтовского закрепилась за этим местом в перестройку, когда активист Демократического союза Виталий Скойбеда забрался на пьедестал памятника Барклаю и развернул российский триколор, считавшийся тогда вражеским символом. Именно тогда Ленинградский ОМОН впервые открыто отказался разгонять демонстрантов. Топографию «Казани» ухудшает фонтан в центре и решетки, огораживающие сквер.
Исаакиевская площадь памятна демонстрацией против сноса «Англетера» в 1987-м и обороной Мариинского дворца в 1991 году. Место неплохое, так как там все же депутаты, и они не могут не вступиться за избирателей. С другой стороны, труднее добираться – рядом нет метро.
Мне кажется, оптимальное поведение желающего обозначить свою позицию – пешая прогулка по Невскому с белой ленточкой протеста. Никто не знает, где будет жарко, где спокойно. Не геройствуйте, действуйте по обстоятельствам.
Хочется, конечно, чтобы избранные или забаллотированные депутаты от «Справедливой России», «Яблока», КПРФ были в такой момент рядом со своими согражданами. Шум-то, собственно, из-за них. Григорий Алексеевич, Оксана Дмитриевна – ау!
Надеюсь на разумность власти. Хочу напомнить начальникам такой исторический случай. В 1887 году за студенческие волнения из Казанского университета отчислили семнадцатилетнего студента Владимира Ульянова. В полицейский участок его вез в карете пожилой, добродушный околоточный. Он сказал студентику: «Симпатичный господин - видно, из хорошей дворянской семьи. Куда вы лезете, ведь перед вами – стена». На что семнадцатилетний Ульянов ответил «Стена, да гнилая. Ткни – и разрушится». И ведь ткнул.
Обида, нанесенная в юности, не прощается никогда. Среди вожаков русской революции, начиная с народовольцев, не было тех, кого бы не изгоняли за политику из университетов, не ссылали, не арестовывали. Те, кого в 1898 году выгнали и отдали в солдаты (была и такая практика), составили костяк «Боевой организации» партии эсеров – самой мощной террористической группы в истории России.
Можно, конечно, загнать демонстрантов в автозаки и отколотить дубинками, если считать, что право у сильного: кто палку взял, тот и капрал. Но действие рано или поздно будет равно противодействию. История, к сожалению, движется оскорблениями и местью.
Свобода лучше, чем несвобода. Включая свободу выборов, митингов и собраний.
Лев Лурье, историк
