На прошлой неделе, когда страна едва очнулась от праздников, в одной из петербургских семей произошла трагедия - не стало 3-летней Маши. Девочка уснула под наркозом — ей лечили зубы в частной клинике «Скандинавия». Спустя два дня, 11 января, она умерла в реанимации 1-й детской горбольницы. Врачебная ошибка? Нет: рыночная экономика. Единственное лекарство, которое в цивилизованных странах спасает людей почти в 100 процентах подобных случаев, в России не закупается из экономических соображений: невыгодно.
Маше нужно было лечить сразу несколько зубов, и делать это решили безболезненно — под общим наркозом. Выбрали самый щадящий способ — ингаляционный. Так чаще всего поступают, когда нужно оперировать ребенка. Во-первых, он практически не оказывает вредного воздействия на организм. Во-вторых, дети не боятся, потому что нет шприца. В Прибалтике, например, ингаляционный наркоз часто закачивают в надувную игрушку, чтобы ребенок, играя, вдыхал анестезирующее вещество.
— Мы использовали самый безопасный препарат севоран, — рассказывает главврач клиники «Скандинавия» Татьяна Трофимова. — Ничто не предвещало, что у ребенка возникнет на него реакция…
Это правда: за 20 лет использования севорана из почти 700 миллионов пациентов, получивших его, только у 46 человек во всем мире возникала на него такая же реакция, как у Маши. В России это — единственный официально зарегистрированный случай.
Как и сотни детей до нее, Маша легко вдохнула… Потом двое суток анестезиологи, педиатры, реаниматологи, сначала — в «Скандинавии», потом — в первой детской горбольнице пытались спасти жизнь девочки, видя, что шансы — ничтожны, изнывая от досады и беспомощности, потому что в любой заштатной районной больничке соседней Эстонии ребенок бы выжил.
— Существует препарат, который может снять такое осложнение, дантролен, только в России он не закупается, — продолжает Татьяна Трофимова. — Мы предприняли все, чтобы найти его за границей. Но не успели.
Медики обзвонили десятки европейских клиник. Лекарство было в Финляндии, и туда готова была ехать машина из Питера. Но у финнов дантролен не поступает в розницу, а больница не имела права продать его. Нашли в Германии. И 9 января, когда чиновники комздрава еще праздновали, Татьяна Трофимова добилась у них разрешения на закупку лекарства по жизненным показаниям. Только время было упущено. За несколько часов до того, как дантролен готовы были доставить самолетом в Питер, Маша умерла.
Злокачественная гипертермия — такова причина ее смерти. Да простят нас ее родители, но нам придется рассказать, что происходило с их ребенком. Слабое утешение: девочка была под наркозом, поэтому не чувствовала боли.
— У некоторых людей есть такая генетическая особенность, — объясняет профессор Константин Лебединский, доктор медицинских наук, завкафедрой анестезиологии и реаниматологии Северо-Западного государственного медуниверситета им. Мечникова. — Под воздействием анестетиков у них происходит резкий выброс кальция в клетку, все мышцы сокращаются, а расслабиться не могут. Такое мышечное напряжение сопровождается огромным расходом кислорода, но человек неподвижен, поэтому вся энергия переходит в тепло. И температура тела растет…
Медики сравнивают это с так называемым краш-синдромом — состоянием людей, которых вытащили из-под завалов. Злокачественная гипертермия точно так же разрушает мышцы, волокна как будто разварены.
Предрасположенность к подобной реакции на наркоз (причем севоран в этом смысле — наиболее безопасный) имеет генетический характер и никак не проявляется в обычной жизни. До того момента, пока человек этот наркоз не получит.
— Это своего рода лотерея, — говорит доктор Лебединский. — Таких людей, как Маша, очень мало, примерно один случай на 60 тысяч. Но для большого города это означает один-два случая в год, хотя не всегда врачи точно ставят диагноз.
Дантролен, который отчаянно добывали за границей, не наркотик и не вредное зелье, запрещенное из-за побочных эффектов, его не надо как-то особо регистрировать. Это неврологический препарат для расслабления мышц. И «виноват» он только в очень узком спектре действия. В частности, его применяют, чтобы снять приступ злокачественной гипертермии, но приступы эти редки. Прежде в России закупали дантролен, но, как правило, выбрасывали после истечения срока годности. В 1997 году, когда пришла пора его перерегистрировать (это делается у нас раз в 5 лет), это сочли экономически нецелесообразным. С тех пор его нельзя официально ввезти в нашу страну.
Для справки: сегодня 36 флаконов дантролена — а именно столько их нужно было бы на курс, чтобы спасти, например, Машу — у нас стоили бы примерно 140 тысяч рублей.
А как поступают рачительные немцы? Или небогатые прибалты? Им ведь, поди, тоже жалко раз в три года — на помойку?
Жалко, наверное. Но без запаса в 36 флаконов дантролена ни одна европейская клиника не получит лицензию. В США не держат лекарство в каждом медучреждении, но зато у американцев есть три центра, где запас хранится постоянно, и при первой необходимости дантролен оттуда доставляют в любую клинику.
В России лишь группа энтузиастов пытается добиться регистрации дантролена. Доктор Владимир Александровский, московский детский стоматолог, в последний раз предпринял такую попытку в 2010 году.
— В феврале 2011-го мы получили экспертное заключение Минздрава о том, что эффективность и безопасность данного препарата не подтверждены, — рассказал доктор «Фонтанке». — Ждем новых результатов испытаний…
В ситуации, когда препарат «работает» один раз на 60 тысяч случаев, слова чиновников об испытаниях на эффективность и безопасность выглядят то ли отговоркой, то ли издевательством.
Но если дантролена нет, зато известна природа злокачественной гипертермии, то можно ли выявить предрасположенность к ней у больного? Или, как минимум, «ухватить» ситуацию в самом начале, когда еще не поздно прекратить анестезию?
Все это, как рассказал «Фонтанке» профессор Лебединский, в Европе делается не просто легко — на автомате. Перед применением анестезии пациентам проводят сложные тесты, для которых берут мышечные ткани на анализ. А во время операции подсоединяют прибор капнограф, который фиксирует концентрацию углекислого газа в выдыхаемом воздухе. Малейшее изменение с углекислотой — и анестезию прекращают.
— В крохотной ЦРБ в эстонском городке Кохтла-Ярве, с русскоязычным населением, поэтому — со скверным финансированием, я видел капнограф, — разводит руками профессор.
Для справки: капнограф стоит порядка 200 тысяч рублей. В России далеко не каждая операционная может им похвастаться. Тоже — экономически нецелесообразно.
В Следственном управлении Следственного комитета по Петербургу сообщили, что по факту смерти ребенка будет проведена доследственная проверка.
«Фонтанка.ру»