Многим из нас очень хотелось, чтобы путинская система власти поскорее прекратила свое существование, а потому трезвая оценка ситуации несколько месяцев была не в чести. Падения режима ждали со дня на день. То ли в результате внезапного пробуждения всего народа – от Чечни до Чукотки, то ли в результате ненасильственных действий оппозиционеров в центре Москвы.
Получили широкое распространение некоторые довольно странные тезисы. Например, предполагалось, что если на улицы разом выйдут сотни тысяч митингующих, то власть не сможет игнорировать протест. На деле выяснилось, что запросто может, если действия толпы ненасильственны. Это в демократическом обществе со свободными масс-медиа массовый мирный протест является сильным оружием. А в России он был интерпретирован властями, как результат интриг, инициируемых из-за границы врагами, желающими нашей погибели. И многие россияне в эту трактовку поверили.
Другой странный тезис гласил, что быстро начавшиеся в Москве протестные действия будут столь же быстро распространяться по всей стране. На самом же деле Россия – очень разная. Уровень политической культуры в Москве и Петербурге совсем иной, чем в маленьких провинциальных городках, где жители либо вообще не пользуются Интернетом, либо пользуются им исключительно для развлечений, черпая информацию лишь из пропагандистских передач путинского телевидения. А, скажем, на Северном Кавказе многие люди голосуют согласно клановой логике, или, скорее всего, вообще не голосуют, предоставляя начальству возможность свободной фальсификации результатов выборов.
Словом, мир намного сложнее, чем он представлялся многим из нас в начале декабря прошлого года, когда внезапно на улицы вышли тысячи протестующих. Или, точнее, скажем так. Молниеносное возникновение протеста в ответ на фальсификацию парламентских выборов показало представителям власти, что мир сложнее, нежели казалось кремлевским политтехнологам. И это вызвало отставку главного из них – Владислава Суркова. А дальнейшие события продемонстрировали «политтехнологам оппозиции», что они также далеки от адекватного понимания ситуации. Кремль временно отыграл свои позиции, причем нельзя исключить того, что это время будет довольно длительным.
Сегодня мы можем, наконец, без суеты и лишних иллюзий проанализировать сложившуюся ситуацию. Полагаю, что в первую очередь надо констатировать два важных момента.
Во-первых, следует отметить, что у российской «белой революции» (назовем ее так по белым ленточкам, которые протестующие носили на своей одежде) нет ничего общего с теми революциями, которые пронеслись в последнее время по странам исламского мира. Те факторы, которые делали успешными протестные действия на Ближнем Востоке, совершенно не срабатывали в России. В исламских странах большое значение имела идеология. Безыдейному и коррумпированному авторитарному режиму противостояла мечта миллионов людей о лучшем будущем, подкрепленная искренними религиозными представлениями. Оставим сейчас в стороне вопрос о том, насколько эти представления конструктивны или деструктивны.
Важно то, что они подвигали если не миллионы, то, по крайней мере, тысячи людей, на жесткое и даже вооруженное противостояние с режимом. Протестующие готовы были пролить кровь в борьбе за власть и лучшее будущее, а правящие круги не имели достаточно сил, чтобы подавить оппозиционное движение.
В сегодняшней России никакой оппозиционной идеологии безыдейному и коррумпированному авторитарному режиму не существует. Власть и оппозицию сближает принадлежность к обществу потребления западного типа. Проще говоря, все хотят больше потреблять уже сегодня, и никто не верит в улучшение жизни с помощью великих идей вроде коммунизма или исламского фундаментализма. Оппозиция недовольна коррупцией власти, которая сокращает возможность народа потреблять разного рода блага, а представители власти недовольны тем, что оппозиционеры посягают на их «кормушки». В таком противостоянии никто не хочет жертвовать жизнью и здоровьем, переводя мирные митинги в боевые столкновения. А поскольку большая часть народа верит не оппозиции, а власти, у которой в руках инструменты массовой пропаганды (телевидение, в первую очередь), «белая революция» пока завершается ничем.
Во-вторых, российская «белая революция» имеет мало общего с украинской оранжевой революцией. Точнее, российское и украинское общество сближает то, что они являются обществами потребления и в этом смысле совершенно не похожи на страны исламского мира с их сильной идеологизацией. Однако следует заметить, что в те дни, когда в Киеве Виктор Ющенко и Юлия Тимошенко победили Леонида Кучму и Виктора Януковича, страна была расколота на противостоящие друг другу крупные регионы. Хорошо известно, например, что Янукович черпал источники своей силы в Донбассе, тогда как «оранжевые» были популярны на западе страны и в крупном промышленно развитом районе Днепропетровска. На Украине тогда не было возможности выстроить ту вертикаль власти, которую Владимир Путин в России соорудил еще в самом начале нулевых годов.
В этом смысле ситуация в Киеве середины нулевых была похожа на ситуацию в Москве 1991 года, когда противостояние различных элит позволило победить оппозиции в лице Бориса Ельцина. Иначе говоря, не Россия двигалась за Украиной по оранжевому сценарию, а, наоборот, Украина двигалась за Россией, сначала совершив демократическую революцию, а затем вновь скатившись к авторитаризму. Сегодня Янукович в Киеве строит режим, во многом напоминающий режим Путина в Москве. Хотя, скорее всего, Украина и при авторитарном режиме должна будет гораздо больше ориентироваться на европейские демократические ценности, чем Россия, поскольку нефтяные и газовые богатства дают Путину большее пространство для маневра, чем то, которое есть у Януковича.
Если мы хотим понять, что следует ожидать сегодня в России, то стоит присмотреться не к процессам, происходящим на Ближнем Востоке, и не к оранжевым событиям на Украине, а к тому, как складываются отношения власти и оппозиции в Беларуси. События, происходящие в Минске, последнее время незаслуженно отошли на задний план. Наверное, потому, что, с одной стороны, там не было таких ярких информационных поводов, как на Ближнем Востоке или на Украине. А с другой стороны, потому, что всем хотелось бы верить, будто у России впереди более приятное будущее, чем то, которое обеспечивает своим согражданам Александр Лукашенко, именуемый зачастую последним диктатором Европы.
Однако наше стремление верить в лучшее не должно мешать реальному анализу фактов. А факты таковы. Лукашенко построил авторитарный режим, который держится уже полтора десятилетия, грубо попирая все демократические нормы. Президент Беларуси давно уже вступил в жесткое противостояние со значительной частью жителей Минска, ориентирующихся на европейские ценности. Иногда это противостояние принимает весьма жесткие формы. Белорусская оппозиция имеет больший опыт работы в условиях авторитарного режима, чем российская, и часто действует более самоотверженно. Но, тем не менее, режим Лукашенко до сих пор цел, хотя, конечно, заметно ослаб по сравнению с временами своего расцвета.
Скорее всего, Россия вступает сегодня в длительный этап противостояния авторитарному режиму. Белорусский опыт показывает, что быстрого решения проблемы формирования демократии ждать не стоит. Более того, Путин в отличие от Лукашенко имеет собственные нефть и газ, а, следовательно, значительный приток нефтедолларов из-за границы. Это дает ему больший простор для манипулирования, чем тот, который имеет белорусский диктатор, постоянно вынужденный выпрашивать ресурсы у России.
Думается, что самое слабое место путинского режима – возможность серьезного экономического кризиса. Если падает цена на нефть, то протестная ситуация становится принципиально иной, нежели та, которую мы видели в последние три месяца. Потеряв возможность повышать реальные доходы населения страны, Путин утратит свой главный козырь. Российское общество потребления желает, чтобы его кормили, и лишь за это готово принимать авторитарную власть. Но власть, которая не кормит, вряд ли будет нравиться людям в российской глубинке, являющейся сегодня главной опорой Кремля.
Более того, в случае экономического кризиса те протестующие ныне столичные интеллектуалы, которые не смогли пошатнуть путинский режим, сойдутся в оценках действующей власти с провинцией, чье финансовое положение станет очень трудным. Вот тогда-то Путин может пожалеть о том, что не стал искать сближения с оппозицией на рубеже 2011-2012 годов. Но спасать режим будет уже поздно.
Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
