Кто не хотел быть в детстве космонавтом? А их меньше, чем нобелевских лауреатов. Кто не хотел пришибить соотечественника? Пауза. А наши полицейские становятся тут мастаками. Но при всей своей поверхностной эмоциональности мы не ведаем, в каком измерении они существуют. Накануне я зашел к ним на территорию. Они не просили репортаж. О том, что мы грезим наяву, а на земле - кровь, пот и блевотина.
Который год министр Нургалиев мастерски изображает из себя странного. Ему про Евсюкова, он - про йогу. Копы в Казани бутылку засунули, Рашид Гумарович предлагает "искать прекрасное в повседневности" (цитата). Растеряешься тут. Своего рода Гамлет, придуривающийся, чтоб не зарезали впопыхах (Король: «Где тело?» - Гамлет: «На небесах»).
Общество же отвечает пеной. Но бьют не по генеральским паспортам, а по рожам тех, до кого можно дотянуться, - соседей, работающих в наших микрорайонах в околоточных участках. Мы абсолютно уверены в корректности американской аббревиатуры:
– All cops are bаstards.
Порой я заезжаю к приятелям в территориальные отделы. Чтоб не забывать "оклахому, как она есть". Вот и вчера, 11 апреля, добрался до энского отдела полиции города Петербурга и при всей своей толстокожести имени десятилетия работы в розыске оказался в волшебном мире. Это моя печаль - надо чаще встречаться.
Кабинеты заплеваны, бумаги неразгребаемы, диван прожжен, стулья шатаются. Ничего нового - пахнет псиной. К батарее наручниками привинчен красавец - с ним устали беседовать на тему "где, скотина, ворованное". Зам по опер деланно-субординативно разговаривает по телефону с проверяющим, шлепает трубкой и произносит в его адрес: "Ему нужна справка, что я написал справку. Чтоб у него член на лбу вырос".
В этот момент в дверь сыска помдеж стучит сапогом.
- Ребенок в дежурку звонил - сказал, что изнасиловали. Давайте, есть адрес.
Адрес был, машины - нет. Мат-перемат, поехали с двумя операми на мне. Дверь в квартиру не открывают, начали бухать в нее ногами. Высунулись соседи, заявили, что милицию не вызывали, им ответили: «Топор есть? Понятым будешь?». Возмущения стихли.
Отворили, на пороге девочка лет двенадцати. Пьяная в хлам. Вошли. В квартире мама спит - пьяная в хлам. Рядом тело – в «дрова». На кухне еще одно животное в полувменяемом состоянии. Всюду срач, как ясная поляна. Обшмонали карманы на предмет документиков. Кое-что надыбали.
Тот, что на кухне, очнулся и начал буянить. Мотивации его оказались предсказуемы: козлы-менты-не дают дышать. Ему пару раз влепили, один раз с ноги. Но он успел докинуть подставку под кастрюлю до серванта и разбить стекло. Я в это время усадил девочку в кресло и старался разговорить. Выходило хреново. Вызвали ей "скорую", так как явно отравлена спиртным.
В это время уже застегнули с хрустом и элементом наслаждения наручники на драчуне, и он попросил пощады. Ему ее не дали. Дали другого. Проснулась мама, вскочила, побежала на ощупь и порезала пятку о стекло. Легла на то же стекло и заплакала. Из-под жеванного халата торчала грудь. Не возбуждало. Через нее безразлично перешагнули.
Второго начали кантовать, он вроде бы открыл веки, начал двигаться, побрел в сортир, рухнул и раскроил себе затылок. Кровища оказалась на не закрывающейся в ванну двери, обоях и выключателе.
- Помрет от черепно-мозговой, дай на "Фонтанке" показания, что мы его не трогали, – спокойно заглянул в вероятное обозримое будущее опер.
- Вы обязаны вызвать врача, - стонал упавший с высоты собственного тела.
- Бегу! - крикнул опер и швырнул в него мокрую склизкую ветошь из коричневой от ржавчины раковины.
Опера матерятся, из подсобных тряпок перевязывают раненых, я удерживаю до врачей ребенка.
Один из офицеров на всякий случай начал составлять протокол осмотра места происшествия (никто же не понимает, насиловали или нет). Пока разгребал помои на столе, он испачкал куртку.
- Убил бы, сука! - это он, судя по всему, маме.
Тот, кто с вонючим полотенцем на черепе: - Да вы что! Я никогда детей не насилую! (Правда, произнес он слово из трех букв, первая на «е».)
- Закрой пасть, урод. Прибью! - это уже ответили ему, замахнулись, но не ударили, так как лень было дотягиваться.
Приехали доктора, кое-как привели в чувство девочку. Копы попросили и за взрослых, иначе разговор с ними не ладится. Врачиха послала всех в вытрезвитель. Решили везти в участок, а оттуда, если что, девочку на экспертизу.
Машину снова отдел не дал. Я на своей всех везти отказался, потому что "вольво" и "засрут" не клеится.
Ругань с дежурным по УМВД, и вот через час мы в "хопре". Кидавшийся железным попросился в туалет, а там пытался ткнуть сержанта шваброй и сбежать. На его теле появилась реакция сержанта. Он его втащил в розыск, напоследок взял за волосы, обтер свой измазанный шваброй рукав кителя об его же лицо и пообещал: "Прибить бы тебя, ублюдок!"
Двоих наручниками к батарее, маму - к столу, ребенка - в кабинет к начальнику.
Еще больший начальник по мобиле командует: без родителей не вздумайте опрашивать школьницу.
- Неужто мы резонанса не понимаем?! Родители уже здесь, - докладывает правду зам по опер.
В это время маме становится нехорошо, и она блюет на линолеум, вытирая волосами рот. Опер дает ей затрещину и комментирует несколько в ином ключе, нежели обычно полицейские источники комментируют "Фонтанке": "Чтоб ты сдохла!"
Затрещина заворачивает ее голову к столу, и она доблевывает уже на служебные бумаги. Невелики были бумаги - проект приказа МВД о создании каких-то новых зональных групп в целях усиления, эффективности и прочей штабной культуры.
Напарник того, кто позволил себе рукоположиться на даму, влепил ногой по его столу, да так, что со стола упали скрепки и рассыпались.
- Ну что ты творишь! Последняя коробка.
- Пусть на пол блюет, не трогай тварь эту, - объяснил он поступок, порочащий недавно принятый моральный кодекс сотрудника.
- Хочешь меня?! - неожиданно поинтересовалась мама.
- Аж дрожу, - соврал ей парень, брезгливо, двумя пальцами бросая мокрые бумаги на пол.
Второй носком ботинка их потрогал и философски вспомнил: "Вот и обсудили проектик".
В результате опроса, при котором зуботычины были излишни, так как не достигли бы нужного эффекта, родился рапорт о том, что опросить граждан не представляется возможным. Девочка призналась, что нафантазировала, но ее все равно отправили на экспертизу. Материал зарегистрировали, а до решения вопроса по существу всю совершеннолетнюю троицу отправили в "обезьянник".
Но так как они пока ничего не нарушили, а основания нужны, то придумали несколько однотипных рапортов по мелкому хулиганству. Заталкивали в камеру с трудом, так как дежурному битые хлопотны.
- Жень, не вздумай ничего на "Фонтанке" писать про ребенка. Какой-нибудь Маркин в Москве прочтет, позвонит в ГСУ СК Клаусу, тот наорет на районный СК, а те возбудят нам. Ты же видишь, какие тут дела - одна блевань, - напутствовал меня товарищ.
Из дежурки взяли задержанного таджика и договорились, что если он вымоет пол, то его отпустят. Консенсус.
Пока он мыл пол, наткнулся на забытую мамой сумку, в ней оказался надорванный кулек сахарного песка.
- Во, хоть нажились! - обрадовался опер.
Пошли мыть кружки, сахар пригодился.
- Сюда бы Нургалива... - мечтательно предложил я за чаем.
- Да пошел он! - был подчиненный ему ответ.
- Сюда б журналюг, - прозвучало алаверды от полицейского.
Пока пили чай, вспомнили, что забыли про того, кто еще до вызова был прикован к батарее.
- Живой? - крикнули ему в соседнюю пустую каморку.
- Я все вспомнил, начальник – невиновная я. А вы, я смотрю, проблевались? - ответил блатной мир.
Впервые засмеялись.
- Удачи, - прощался я.
- Чепуха, дальше фронта не пошлют, - подмигнул мне старлей и добавил: - Извини, что без новостей сегодня. Если кого-нибудь все-таки прибьем - сразу сигнализирую.
Ночной город показался Эдемом. Я ощущал себя представителем заградотряда, побывавшим в штрафбате. Тогда между нейтральной полосой и ставкой где-то беспокоится общество. Тогда при всем раздражении, они первые на передовой, и мы должны хотя бы иметь представление о тамошнем существовании, с его запахами, стереотипом поведения при защите своего разума, мародерством и прочими перегибами на местах.
Вечером, "листая" телевизор, понял, что мои коллеги зрителю не докладывают "мяса" – не показывают в цвете и разрезе эту мясорубку.
И мне не стало жалко ни себя, ни вас. Мы же не готовы вымыть пол вместо того таджика, если бы даже смогли. Все верно – мечтать о космосе легко и приятно.
Евгений Вышенков, заместитель директора АЖУРА
