ПоделитьсяПрисужденная недавно «Русская премия» - один из парадоксальнейших, до анекдота, факторов нашей литературной жизни и, вместе с тем, наглядный пример того, как своекорыстные люди способны извратить и опорочить самое благородное начинание.
Существует учрежденная Фондом Ельцина премия с 2005 года, присуждали ее поначалу почему-то русскоязычным литераторам только из Средней Азии и Закавказья, затем вышли на идеальный, казалось бы, формат, расширив границы на весь бывший СССР (за вычетом, понятно, России), однако на этом, увы, не остановились – и вручают ее теперь представителям и представительницам как Ближнего, так и Дальнего Зарубежья, лишь бы они писали – стихи и прозу – по-русски или, как минимум, по-одесски. Это опрометчивое, мягко говоря, решение привело к тому, что среди лауреатов премии начали однозначно преобладать одесситы в прямом и в переносном смысле слова, живущие ныне в США, в Германии, в Израиле или, самое лучшее, в самой Одессе, but who cares?
Казалось бы, сама по себе идея «Русской премии» проста и благородна: поддержать наших бывших соотечественников и носителей одного с нами языка, волею судеб (сплошь и рядом – вопреки собственному желанию) оказавшихся вне России, в недобровольной культурной и языковой изоляции, попавших в лучшем случае в нейтральное, а то и – где-нибудь в Прибалтике или в Грузии – в откровенно враждебное окружение..
Ан нет, премия сейчас печется о представителях «колбасной эмиграции», сидящих на вполне приличном пособии в странах Запада и от нечего делать (на работу их не берут, да и сами они на нее не рвутся, потому что в противоположном случае лишатся означенного пособия) сочиняющих в строчку и в столбик – причем, сочиняющих в основном о том, как скверно живется людям в поганой Рашке и как правильно поступили они сами, вовремя сделав ноги из «этой страны».
Нет, разумеется, среди эмигрантов, даже среди «колбасных эмигрантов», изредка попадаются по-настоящему талантливые писатели – но ведь никто не мешает им принимать участие в конкурсах больших российских премий («Большой книги», «Русского Букера», «Национального бестселлера» и т.д.) – и они так и делают. Но за что же поощрять беженцев из нашей страны в царство «золотого миллиарда» - да и делать это в ущерб остро и непоправимо бедующим русским писателям в республиках бывшего СССР, для каждого из которых «Русская премия» - едва ли не единственный шанс обратить на себя внимание в литературной метрополии? Вот вопрос, на который нет мало-мальски разумного ответа.
«Русская премия» присуждается в трех номинациях (крупная проза, малая проза и поэзия), причем в каждой из них разыгрываются по три приза – в 5, 3 и 2 тысячи долларов. И, опять-таки, что такое, допустим, три тысячи долларов, скажем, в Молдавии или в Грузии – и что в Америке? Где и, главное, кому они нужнее? И ради чего, наконец, или, вернее, во искупление чего учредили «Русскую премию» родственники и душеприказчики Б.Н.Ельцина, развалившего СССР с единственной целью – отправить в искусственный офсайт М.С.Горбачева?.. Но все эти естественные и неопровержимые доводы из года в год игнорируются людьми, которым хочется, искусственно надув воздушный шар премии и придав ей тем самым ложно-всемирное значение, еще немножко полетать на этом шарике в западном направлении на ельцинскую халяву.
Я критикую «Русскую премию» в ее нынешнем виде уже несколько лет – и нельзя сказать, чтобы в полном одиночестве, - но добиться мне удалось пока только одного: в премии ввели негласную квоту на Ближнее Зарубежье, – и один из трех призов в каждой номинации достается теперь представителю республик бывшего СССР, тогда как раньше не было даже этого. Рассмотрим в этом контексте только что объявленные результаты конкурса-2012.
Номинация «Большая проза». Первый приз – «Маленькому тюремному роману» 82-летнего Юза Алешковского (США) – абсолютно беспомощной старческой антисоветской сатире некогда виртуозного матерщинника («Николай Николаевич», «Рука», «Кенгуру»). Второй приз – Дарье Вильке (Австрия) за роман-медитацию «Межсезонье» - не знаю, не читывал, но наверняка – ажурно-бессмысленное плетенье словес очередной дамочки, скучающей над венским шницелем и куском торта «Захер» - и от нехер делать (прошу прощение за каламбур во вкусе первого призера) что-то там пописывающей. Третий приз – Лене Элтанг (Литва) за роман «Другие барабаны». Элтанг замечательная писательница и роман ее хорош, но Литва это, извините, не «фирма». На вкус руководителей «Русской премии», разумеется. Курица не птица, Болгария не заграница, как шутили во времена еще не распавшегося СССР. Однако квота соблюдена, и на том спасибо.
Номинация «Малая проза». Первый приз Дмитрию Вачедину (Германия) за сборник рассказов «Пыль» - никогда не слышал этого имени и, будем надеяться, никогда больше не услышу. Второй приз – Марии Рыбаковой (США) за роман в стихах (так!) «Гнедич». Третий – по квоте – Евгению Абдуллаеву (Казахстан) за повесть «Год барана». «Барабаны» из Литвы и «бараны» из Казахстана лишь оттеняют ложное великолепие первого и второго призера в обеих номинациях.
Особенно интересна ситуация с романом в стихах. Мария Рыбакова – внучка покойного Анатолия Рыбакова («Дети Арбата», они же «Кортик со Сталиным») и дочь зам.главного редактора «Знамени» Н.Б.Ивановой (а председатель жюри «Русской премии» - главный редактор «Знамени» С.И.Чупринин). Сравнительно молодую, давно, много и плохо пишущую «пис-дочку» и «пис-внучку», суют во все журналы и премии уже лет пятнадцать; пару-тройку лет назад она перебралась из-под материнского крылышка в Москве в США – и вот вам, пожалуйста, «Русская премия».
Пикантнее всего ситуация с номинацией «Поэзия» - потому, должно быть, что в поэзии нашей (и в псевдопоэзии) вечно кипят театральные страсти. Создаются ложные репутации, слово берут дутые авторитеты и компетентные лишь в грантоедских делах (пусть и гранты здесь нищенские) кураторы, общими, а чаще необщими, усилиями в отсутствие мало-мальски массового читателя сотворяют себе и, главным образом, другим фальшивых кумиров и лже-священных коров, но силы поклоняться этим идолищам зело поганым нет ни у жрецов, ни у адептов, ни, тем более, у людей со стороны.
В нынешнем году, отсеяв все хоть сколько-нибудь значимое и важное, в шорт-лист вывели трех поэтов: недурного, но откровенно дюжинного Феликса Чечика (Израиль) – третье место; некогда небездарного, но категорически исписавшегося в последние десять лет Алексея Цветкова (США) – второе место; 75-летнего харьковского псевдо-авангардиста (фактически – графомана) Илью Риссенберга – методом исключения получаем главного лауреата «Русской премии».
Методом исключения? Скорее уж, методом иссечения все того же Цветкова с его искусственно и искусно созданной репутацией «живого классика» (в период службы самого стихотворца на западной радиостанции, вещающей на Россию, что с некоторых пор служит у нас залогом успеха и на поэтической ниве) и с очевидным ничтожеством всего, что он пишет в стихах и в прозе, да и переводит тоже (а перевел он, например, «Гамлета» - и начал знаменитый монолог словами «Так быть или не быть?», на который сам Цветков отвечает, естественно, словами: «Таки быть!»).
Не дать премию Цветкову было нельзя – слишком уж долго его те же самые люди взахлеб нахваливали. Но и дать ему первый приз нельзя – слишком уж скверно пишет. Поэтому его понизили до второй премии, отдав первую заведомому графоману-затейнику Риссенбергу – и попытавшись выдать это вынужденно-нелепое решение за концептуально-дерзкое… Обычная, впрочем, в кураторской среде практика.
В начале колонки я уже упомянул о том, что большинство лауреатов и финалистов «Русской премии» пишут не столько по-русски, сколько по-одесски. Риссенберг пошел в этом отношении еще дальше конкурентов - он пишет вообще не по-русски. Пишет на языке, известном нам до сих пор главным образом по анекдоту о постановке «Бориса Годунова» в национальном театре: «Азохенвей, бояре, я Шуйскиса не вижу среди тут!» И еще – по стихам второго призера «Русской премии» за прошлый год одессита Бориса Херсонского, - однако харьковчанин в этом отношении еще последовательнее и радикальнее. Да и годами все же постарше.
Восторженный апологет первого призера в номинации «Поэзия» (после тридцатилетних мучительно-бесплодных поисков обретший, наконец, в его лице подлинного собрата по несчастью) франкфуртчанин Олег Юрьев, который и сам вполне вправе претендовать на «Русскую премию» в ее нынешнем параноидальном формате, назвал язык, на котором пишет и который походу изобретает Риссенберг, «ново-ханаанским», что бы это, прошу прощения, ни значило. Я, в свою очередь, называю этот язык «такирусским». Что и наводит на мысль: если уж вам, ребята, хочется и впредь присуждать свою премию в ее нынешнем формате (и лауреатам вроде нынешних), то не переименовать ли ее все-таки в «Такирусскую»? Так будет хотя бы честнее.
Виктор Топоров, специально для «Фонтанки.ру»
