Ровно четверть века назад ленинградские милиционеры пошли на штурм самолета, захваченного семьей Овечкиных. О самих антигероях написаны тысячи статей и снят фильм. 25 лет спустя мы поговорили с Александром Снетковым. Он был не только непосредственным участником тех событий, но и является патриархом петербургского ОМОНа. Ветеран рассказал «Фонтанке», что он и его товарищи видели, как гибнут люди, а были бессильны. Разумеется, он ответил на вопрос: почему?
Александра Снеткова не знает лишь молодежь. Профессиональный спортсмен сформировался в подразделениях спецназначения. В 90-е годы о нем говорили в ГУВД, среди бизнесменов, и не было бандитской группировки, которая не слышала бы его имени. Позже он стал одним из основателей известного концерна «Защита». Сегодня, 8 марта 2013 года, мы отыскали его за пределами Петербурга.
Александр согласился вспомнить о событиях 25-летней давности без особого желания, больше из уважения к журналисту, с которым в те времена служил в МВД. Его не распирает от гордости, и ему не требуется выговориться. Он все давно осмыслил.
После того как «Фонтанка» записала ответы 56-летнего ветерана, мы приняли решение не разбивать его текст на вопросы. Его ощущения кратки и самодостаточны.
- В тот день - 8 марта 1988 года - я вообще был в семье. Как говорится, в расслабленном состоянии. На дежурстве находилась резервная группа. Тогда и ОМОНа-то еще не было, так и назывались – резервом оперполка и заступали по семь человек.
Времена начинались сами знаете какие, и только-только появлялись мысли о тренировках по освобождению заложников. Потихонечку начинали думать о спецоборудовании. И конечно, Овечкины застали всех врасплох.
Первыми долетели до самолета Володя Нестеров и его парни. «Альфа» же в столице сидела, разумеется, опоздала. Мы прибыли на вертушке чуть позже, когда Нестеров, Леня Быстров и еще боец… забыл его имя... проникли уже в кабину пилотов. Больше было нельзя – не протиснуться.
Давайте вспомним, что самолет сажали якобы на аэродром в Финляндии. Наспех звезды на военных самолетах закрашивали, чуть ли не газетами закрывали то, что может ассоциироваться с СССР, потом шутили, что пограничникам фуражки перевернули, чтобы они на финнов стали походить. А потом по полю бензовоз с надписью «Огнеопасно» проехал, вот Овечкины и смекнули, в какой они загранице.
Сегодня смешно.
Вооружены мы были пистолетами Макарова, на голове армейские каски, даже радиостанций своих не было, пользовались теми, которые носят постовые на улицах. Ну, автоматы… У некоторых. Ни о какой спецтехнике, ни о какой разведке, которая бы нам помогла понять, сколько Овечкиных, чем вооружены и где засели, и разговоров не было. Экспромт.
Не хочу по телефону распространяться по технике таких операций, но заходить в такой самолет надо четырьмя группами. Как только Нестеров и два наших товарища пошли на штурм, тут же заревели по команде двигатели, а в наших радиостанциях один треск. Крика в десяти сантиметрах от уха не слышно. К тому же мы уткнулись в те технические сложности захода, которые сами и за секунды одолеть не смогли. И никто бы на этом свете не смог.
Помню бессилие. Никакой злобы к Овечкиным не было, мы просто шли помочь людям. Слышали стрельбу, понимали, что идет бой, что гибнут люди, а были бессильны.
Как это вспоминать? И как тебе передать?
А Нестеров и Быстров вышли из освещенной кабины в темноту. Как мишени стали. Они стреляли в еще худших условиях, чем в темноте. Им за долю секунды надо было понять то, что анализируется, минимум, за минуту.
Из нас никто не погиб. Володю ранили сильно. Ему взрывом самодельного устройства с гвоздями вырвало мясо с рук и ног, Быстров тоже весь был в осколках.
Суета, неразбериха, густая стрельба, взрыв, самолет загорелся. А мы уткнулись. О какой координации, особенно «сверху», можно говорить? Бардак.
Что ж еще-то?
Потом было долгое следствие, нас допрашивали, и не по одному разу. Не посадили нас, и на том спасибо. Кстати, когда «Альфа» прибыла, мы разговаривали с сотрудниками. Когда они на нашу экипировку глянули, с организацией штурма познакомились, то сказали, что при таких вводных никто бы из них большего не смог сделать.
Сейчас-то что мне лукавить?
Нестерова и Быстрова наградили. У нас же награждают только за кровь или посмертно.
Сарказм свой по отношению к руководству тогда мы скрывали плохо. Поверьте, там было место для критики. Но на нашем горьком опыте тогда и начали создавать уже профессиональные спецподразделения.
А в нашей среде это не стало предметом гордости. Люди же погибли, многие страдали.
Еще немного коробила пресса тех дней. Из Овечкиных делали каких-то персонажей, которые стремились к свободе, а мы их давили. Послушайте, а то, что вокруг были женщины и дети? Это не пафос. Это преступление. Или я груб?
Володя Нестеров трагически погиб в автокатастрофе 8 августа 1995 года, его сын закончил Оксфорд, жену, Свету, вы все знаете – она депутат петербургского ЗакСа.
А вспоминаем мы тот день редко.
- Саша, а ты где сейчас? – спросил автор этих строк.
- На охоте. Веду здоровый образ жизни. Рад, если помог молодым подумать о взрослом.
Евгений Вышенков,
«Фонтанка.ру»