ПоделитьсяПару лет назад его приняли за бездомного и ему поддали менты на Московском вокзале. Он повел себя по-уральски гордо, и никто об этом не узнал. Свет он послал в баню на Васильевском острове, и богема от зависти не простила ему Бодрова в "Братьях". В остальном никакого артхауса. Фактически документальное, хрипящее, как пехота, кино. И тогда, и всегда сибирский реализм Балабанова дается нам нелегко.
Когда звезды гаснут, мы реагируем по-разному. Высоцкого хоронили миром. Германа, как музей, в который не стояли в очередь, но признавали безоговорочно. Наш ответ Балабанову другой. Ни в коем случае не вынужденный, будто из уважения надо на секундочку взгрустнуть в телефонной будке.
"Не смотрю такие фильмы, но это Балабанов" – пример, пожалуй, самого широкого нашего представления, услышанного нами 18 мая.
Балабанов приехал в Петербург в 1992-ом. В самый борщ. Сначала на Лиговку, через год перебрался в трехэтажный дом в начале Малого на Васильевском. Он не из босяков – его отец был фигурой свердловской соцреалистической документалистики. Отчество Алексея Октябриновича не женится с богемной атмосферой.
Он слился с городом, не скрывая свою сибирскую натуру.
Ходил в известную баню, что в начале Среднего на Васильевском. Там еще с 70-х собирался цвет блатного мира.
Балабанов начал снимать на десять лет раньше своего «Замка» по Кафке. Кафка еще запомнился. Кафка- это имя, на котором туристическая Прага зарабатывает. Но не чтением же. Надо только обязательно купить бесполезную кружку с его профилем. Все довольны.
А в 1997-ом Балабанов стал народным. В новом «Место встречи изменить нельзя». Брат стал героем времени. Жажда «Газпрома» настигла чуть позднее.
Два невероятных боевика, которые не снились Бондарчуку. Выяснилось, что брат брата, законченный упырь, может быть дико симпатичным как Сухоруков. Какая неожиданно трудная мораль в конце басни. И как все просто, если в 90-е жил в коммуналке вместе с бандитом, у которого перебивался до зарплаты.
С первым братом мог соперничать лишь гимн «Владимирского централа», вышедший годом позже.
А потом он стал самым мрачным режиссером-XXI в России.
Когда въезжаешь в Нижний Тагил со стороны Екатеринбурга, то, поднимаясь на сопку, упираешься в бетонный слоган – «Тагил – жемчужина Урала» и тут же можешь насчитать 48 заводских труб, из которых валит разноцветный дым. Вплоть до оранжевого.
Если для тебя это привычные декорации, то не боишься идти наперекор светской кинематографической тусовке. Балабанов и не входил в истэблишмент, не собирался водиться с кем надо.
Но все сложнее.
Выглядя страннейшим образом, как бывший интеллигентный человек, крепко дружил с Ренатой Литвиновой. А Литвинова совсем не отсюда.
Представить его на коктейле, где платья в пол – надавангард.
После "Братьев" он настаивал на хорроре обычной жизни. Его серые чикатилы не похожи на докторов лектеров, преподающих в Голливуде эпоху Возрождения. Настоящее зло банально и слито с местностью. Оно оценивает нас незаметно, вежливо прося прикурить возле станции метро.
Другое дело, что когда серых становится вдоволь, за ними, по Стругацким, всегда приходят черные.
- Это документалистика? – спросила «Фонтанка» первого краеведа Петербурга Льва Лурье.
- Нет, конечно. Это такой артхаус, когда выходишь из кино и боишься, что тебя изнасилуют. Балабанов – гриб-боровик, тяжелый, коренной русский человек,– ответил мастер.
- Лев Яковлевич, с тобой даже не соглашаться приятно. Называй, как хочешь, но это фактически скрытая камера.
Никто же не видел, как пару лет назад его отдубасили сержанты на вокзале. Возможно, приняли за босяка, вероятно, он им что-то сказал невкусное. Но он при задержании не прибавил к своей фамилии слово режиссер, упичканное наградами и статуэтками фестивалей, не умещающихся на страницу. Никто об этом, кроме жены, да короткого круга, не узнал.
Этот подвиг странен и не повторяется. Даже к голому Никите Михалкову, сходящему с "Сапсана", полицейские не сунутся.
Какие новости пропали у журналистов. А вот если бы нам показали в замедленном темпе, как это делалось в околотке, и сказали, мол, перформанс, мы бы отмахнулись – перебор.
Так и с «Грузом-200», и с «Кочегаром». Да это практически хроника. Так мы и не спросили у автора: «Откуда вы все это узнали? Даже гангстеры не вспоминают эту прозу».
Помните, в «Кочегаре» персонаж, жуя суп, дает отмашку: «Реши вопрос» - и дочь героя закалывает ее сожитель. Буднично все и было.
Девяностую бойню подсчитывали и не только по сводкам ГУВД. За период с 1991 по 1999 только в Петербурге решили вопросы друг с другом около трех тысяч пацанов. Человек пятьсот продолжают свое могущество с монументальных фресок на кладбищах. Там египтология: «Я, мобила и мерседесовский брелок». А остальные где? Смотрите внимательно «Кочегара».
Он пытался нас жалеть. Снял «Жмурки». Такое воспоминание о пустыне Гоби, только с юмором. Там убивают больше и, как в «Трех мушкетерах», никого не жалко.
- Да-а… Было время… Помнишь, как мы Белозерских завалили?! – говорит в «Жмурках» один проходной герой. Я вас уверяю, и сегодня в ресторанах «Гинзы» можно еще такое услышать.
Говоря о Балабанове, полезно спросить и тех, кто с обратной стороны Луны. Я позвонил в колонию тем, кто бывал в середине 90-х рядом с Кириллом Богдановым. Про него писали, как он из-за погнутого бампера старенького «Москвича» на углу Большого и Первой линии застрелил дюжину черкесов. А потом их сжег.
Опросил о «Кочегаре» этих бывалых.
- Так оно и было, – в голосе собеседника сквозило удивление тем, что взрослый журналист интересуется очевидным.
А неприятностями занималась его жена Надежда. Верная, как у Достоевского. Балабанов был ревнив, мало выходил к гостям.
Позвонил подруге вдовы.
- Любить великого мужчину вам, Женя, не дано. Это все, что я могу сказать тебе как журналисту, – ответила главный продюсер телеканала «100ТВ» Александра Матвеева.
Евгений Вышенков, «Фонтанка.ру»
