В центре Киева пахнет. Походом, дачным шашлыком с друзьями, пионерским лагерем и немного войной. Представить, что в современной столице, европейской, может быть так, — как минимум неожиданно. Отель «Крещатик» в минуте ходьбы от одной из баррикад. В холле и номерах не самой дешевой категории стойкий запах дыма. Первые три минуты вспоминаешь детство и лето, еще минут двадцать-тридцать мутит от гари, а потом привыкаешь. Девушка на ресепшине спокойно говорит: «Ничего, это когда-то кончится, и все выветрится».
«Антимайдан»
В километре от главной пощади на возвышенности над Днепром тоже костры в бочках. Там собрались противники «майдановцев». Линия отчуждения проходит по правительственному кварталу, там стойкие оловянные солдатики — бойцы внутренних войск со щитами. На лицах никаких эмоций, никаких движений, ни одного слова. Молодые парни просто стоят. Их приходится обходить по скользкому льду, хватаясь за решетку ограды стадиона «Динамо». В Михайловском парке бессрочная акция сторонников президента Януковича. На сцене сменяются один за другим выступающие, немногочисленные певцы, в перерывах играет музыка. Люди с плакатами улыбаются в камеру, выступающим просто хлопают. В паре десятков метров оттуда развернулась полевая кухня — на обед каша и сосиски. Чай из бачка и булка. Народ расселся по парковым лавкам, деревянным палетам вокруг самопальных очагов. Пахнет гарью. Лица осунувшиеся и уставшие. Некоторые еще стоят с флагами.
– Вы зачем тут? – спрашиваю мужчину с белой бородой и дедморозовской шапочкой.
– Хочу, чтобы у киевлян была нормальная елка, Новый год же скоро.
– А вы что тут делаете, откуда? – это уже к молодой троице, молодые люди и девушка греются чаем.
– Мы-то?! – смеется один – Из страны, где на деревьях растут буханки и есть все, кроме денег и совести. Приехали шарики надувать.
– Денег платят?
– Да какое?! Привезли и все. Вечером обратно.
– А я за завод приехала, – начала женщина, которая согласилась поговорить за то, что я ее сфотографирую. – Мой на предприятии, а мы тут. За своего президента, за свои предприятия.
За периметром сцены в «партер» по сигналу мужчины с мегафоном прошагали несколько десятков парней в синих жилетках «Партии регионов». Лица без эмоций, простые, угловато вырубленные.
Такие же рядом таскают из военной палатки на улицу матрасы. Разговаривать не спешат, по-простому предлагают помочь.
– Вы чего, уезжаете?
– Да. Все, пора по домам. Хватит уже.
В штабной палатке начальник лагеря Александр Зинченко говорит, что, несмотря на заявления лидеров о бессрочности акции, лагерь к вечеру будет собран, вещи увезут на склады, а люди поедут на свои предприятия. Большинство из обитателей, как выяснилось, рекрутировали из восточноукраинских областей, где сконцентрировано промышленное производство. Останавливать заводы никто из них не планирует.
Помощник коменданта ветеран-силовик Сергей Шабовта показывает немногочисленные пожитки, фотографии, дубок, аккуратно оставленный прямо внутри палатки, когда ее ставили. На дубе новогодние украшения. Говорит: «Завтра все уберем, а деревце останется, может, весной и зазеленеет».
«Не надо нас называть «антимайдан», мы себя называем «площадь Единения», – просит Сергей Шабовта. – Утром официально на пресс-конференции объявили о том, что будем сворачиваться. За 20 дней выполнили свою задачу. Мы победили, – он непреклонен. – Там (на майдане. — Прим.ред.) абсурд, психоз, призывы к разрыву отношений с Россией. Мы тоже говорим: «Европе — да, но беспорядкам — нет», – незаметно для себя цитирует он один из главных лозунгов площадки. Он вообще много говорит о том, что они не против евроинтеграции, и Европа — это хорошо, но соваться в нее без России ни в какую. Про Таможенный союз ни слова.
На «площади Единения» картина разбираемого лагеря похожа на бегство — дородные, но замерзшие бабы в фуфайках, с пуховыми платками поверх, на ногах валенки или более современные «дутые» сапоги. Сидят на палетах, смеются. Они просто не вписываются в киевский пейзаж. В столице их не понимают, хотя и пытаются удержать, чтобы был противовес тысячам, которые собирали на майдане.
Киянка (местное название жительницы столицы) в годах в замшевых ботиночках, тонкой дубленке ходит аккуратно между рядов сворачиваемых палаток: «Нам говорили, что тут не пойми что, а нет, тут студенты простые, народ, они хорошие, порядок у них», однако клеймить противников не спешит.
К утру следующего дня в парке не было «города-сада», как «Фонтанке» пообещал комендант лагеря, но и пусто не было: «титушки» – крепко сбитые аборигены сомнительного происхождения и целей — грелись у костров, пара групп сидела у груд одеял. В остальном было просто заброшено. Вокруг много милиции. Все очень уставшие.
Киев между
Между двумя «майданами» постоянно курсируют люди, смотрят, что к чему, фотографируются. Среди популярных мест — кордон на Банковской, где еще недавно было самое кровавое столкновение «беркутовцев», местного подразделения спецназначения, и то ли мирной, но доведенной до предела молодежи, то ли радикально настроенной. Забор из щитов разукрашен надписями, заклеен стикерами, рядом постоянно ведутся дебаты, порой пытаются обратиться к служивым, но те и глазом не ведут. Наверное, это единственные люди во всем Киеве, которым хочется и есть что сказать, но для всех лучше, кажется, чтобы они молчали.
На подступах к майдану Незалежности по Институтской с обеих сторон маленькие машинки — кофейни на колесах. Порции большие, цены ниже питерских, машинок больше десятка. Кофе — примета нынешнего неспокойного времени и хороший бизнес.
У всех остальных предпринимателей в округе дела идут не очень. На майдане кормят. В "Макдоналдсе", впрочем, многолюдно. Рядом — пустующий ларек «Млины» и по-европейски названная "кебабом" шаверма. В последней работает студент местного вуза – ночь через две. Торговля идет плохо. Пока жду заказа, подходит мужчина сильно потертого вида.
– Девушка, купите поесть.
– А что же не пойдете за кордоны на майдан, там же кормят всех?
– Не пускают, – качает головой.
– ???
– Глаза красные у меня. Ну, пил немного, – признается после паузы.
Евромайдан можно, с точки зрения наличия там бомжей, рассматривать двояко. С одной стороны, там действительно, кажется, все маргиналы Киева. На улицах бездомных не видать. С другой, они все при деле, накормлены, трезвы (и не только они, а все, пьяного просто выставят силами местной «охороны»). Социальный проект, выходит, что ли. Ну и они сами чувствуют сопричастность с событиями в своей стране – какими бы они ни были, а все-таки граждане. Может, принюхиваешься, может, запах костров в бочках отбивает обоняние, но характерного запаха немытого тела нет.
Нет его и в одном из самых известных мест для сна. В Киевской городской администрации. Картинки спящих на пенках вповалку посреди колонного зала сотен людей обошли, пожалуй, все СМИ мира. На лестнице тоже спальные места. Мужчина молится перед иконами, выставленными на стуле у его импровизированного ложа. Вокруг горит свет, шумно, но его соседи по полу спят. На сцене КМДА идет концерт, за роялем девушка, в центре мужчина с гуслями, на импровизированном президиуме из столов большая прозрачная урна «на революцию», куда все желающие кладут деньги. Такая вот касса взаимопомощи и источник финансирования. Внутри не только мелкие банкноты, но и купюры в 100 или 500 гривен — в рублях умножать на четыре. Хотя очень грамотно построенная инфраструктура все-таки наталкивает на то, что без целевых вливаний не обошлось. Впрочем, лагерь оппонентов, говорят, существовал на той же основе. Вряд ли кто-то когда-либо увидит счета за «революцию».
Иллюзий не питают: "Нас уже кидали и кинут теперь, тут каждый за себя и для себя. Политики обеспечивают финансовую основу и стабильность на площади, все остальное — на самообеспечении", – говорили многие случайные встречные.
Здание КМДА выполняет скорее административные, нежели бытовые функции — на входе некий вандал от свободы написал по граниту сталинки «Штаб революцii». У ограждений суровые молодые люди в масках проверяют документы. К российским паспортам относятся с особым вниманием, хотя после нескольких вопросов пускают. Для журналистов есть специальные аккредитации, которые меняются ровно в полночь, и каждый день — на них новая картинка, цифра, звездочка, разные цвета. Проблем с получением нет, к опять же российскому телевидению могут возникнуть вопросы. Но это из-за того, что в оппозиции недовольны тем, как освещали события госканалы сопредельного государства.
Подняться простому человеку можно только до второго этажа, выше – по разрешению коменданта. Там вповалку спят после дежурства ребята из охраны майдана, к некоторым приходят подруги, и они спят в обнимку в краткие часы отдыха. Раньше где-то там был стратегический запас воды. Фотографировать нельзя.
В окнах кое-где дыры забиты одеялами. Заместитель коменданта тоже просит не снимать, боится, что в СМИ могут подать не так: «Это после попытки штурма. Милиция закидывала газовые гранаты, вот и повыбивали. Но мы завтра застеклимся», – уверяет он. Привести в порядок действительно придется многое — местные завхозы насчитали ущерб в полмиллиона гривен. Революционеры божатся, что, когда придет день оставить КМДА, будет все восстановлено, хотя от вандалов и любителей «революционных сувениров» не спастись.
Подполье
На майдане можно провести сутки, все время найдется что-то любопытное. Однако жизнь кипит и за его пределами. Обычным горожнам может быть не заметно – у Европейской площади, Михайловского собора, Бассарабки, а тем более на Подоле уже не пахнет гарью, не слышны призывы. Но в маленьких кафе, в полузакрытых клубах, художественных галереях кипит жизнь по традициям любого смутного времени. Творческая интеллигенция во весь рост отрывается и придумывает свой культурный переворот в головах. Или хотя бы мечтает под бокальчик пива.
На Пушкинской в заведении «Купидон» с провокационным меню, где некоторые слова толерантно «запиканы», собираются местные художники, музыканты, фотографы и другие вольнодумцы. В анкете на получение карты постоянного посетителя шутливо интересуются, не «москаль» ли соискатель. Все это не более чем шутка просвещенного разума. Над этим тут не стремно шутить. В Европе они видят творческий потенциал.
«Львiвская чоколада», – читает один, – з кровью москаля шо ли?» – смеется беззлобно и заливисто.
После нескольких минут дебатов о будущем Украины и происходящем в нескольких кварталах за стенами народным стоянием парень, который в силу возраста не смог насладиться померанцевой революцией 2004-го, для которого это первый бунт, изрекает формулу, которая объясняет буквально все:
- Зараз в любой непонятной ситуации украинцы огранизуют Сечь.
В этой простой сентенции и стремление к свободе любыми средствами, и бивуаки, и костры, и военный порядок в лагере, и любовь безграничная. Вольница, одним словом. Но при этом каждый живет сегодняшним днем, высасывая из него по максимуму, ничуть не исключая негативного финала и готовясь к нему.
Те же ребята уже на Подоле в небольшом клубе поют вперемешку с мировыми хитами народные песни времен начала 20-го века. «Лента за лентой» – это негласный гимн в оппозиционном Киеве. Ничего радостного — песня про пулемет, который строчит врагов. Каких – тут и подсказывать нет смысла... на «м». Но молодежь, которая стала двигателем движения, не вкладывает в нее «бандеровщины», эта песня просто символ борьбы, а враг-москаль уже больше собирательный. Не ко всему народу, а к конкретным людям, имеющим влияние на власти Украины.
Еще в одной галерее недалеко от Золотых ворот по вечерам можно послушать лекции, среди выступавших – акционист Петр Павленский, не про Россию и особенности физиологии, а про современное искусство. Говорят, еще недавно всех желающих хозяйка оставляла ночевать прямо в залах, но потом пришла милиция и попросила. В последние дни спят выше этажом, в офисе, но скоро и это место закроют, а то в постояльцы идут те, кому лень платить за жилье в столице во время командировок.
В четвертом часу утра подъезжаем к баррикаде на Крещатике, к гостинице. У дверей одного из самых пафосных заведений мира сети Buddha-Bar в пледы кутаются девушки на шпильках и в дорогих платьях. Они пропахнут не сигаретами, а дымом от костров. Говорить они несильно расположены, но и в сторону кордона смотрят без злобы. Как на элемент пейзажа. Докуривают тонкие сигареты и ныряют обратно в тепло заведения. Таксист рассчитывает и, глядя на сложное фортификационное сооружение впереди, указывает на баннер: «Поймите нас, задолбало!» То ли вправду, то ли потому что постояльцы «Крещатика», как тут полагают, приверженцы идей «регионалов» рассказывает городскую легенду, которыми овеяны любые волнения. Мол, баннер этот все неправильно воспринимают, это вообще якобы крик отчаянья киевлян против майдана, перекрывшего город.
Тут действительно кажется, что самые революционеры — жители домов на Крещатике, а особенно тех, чьи окна смотрят на улицу и на майдан. В сталинках с большими многокомнатными квартирами едва ли не самое дорогое жилье в столице. И ничего, окна светятся, народ дома. Может, и скорее всего, мается, но открытого протеста нигде не видно, и корреспонденту «Фонтанки» не встречалось, хотя говорили буквально с каждым встречным. Наоборот, на некоторых балконах видны европейские и национальные флаги.
Еще за евроинтеграцию, кажется, те, кто беспрекословно объезжает центр на машине — вместо двух минут по Крещатику от Европейской до Бессарабской, там около пары километров, все сорок можно днем отстоять. Рады таксисты — в связи с «объездом» говорят, что тариф может быть повышен, и непременно повышают. Киеву сильно повезло с инфраструктурой, встать в пробку возможно, город, как рассказывают местные, стоял наглухо, когда полностью перекрывали правительственный квартал. Тогда по-добру оцепление кое-где сняли, чтобы не навлечь гнева. Сам же майдан находится в чаше киевских холмов и не так уж мешает трафику. Представить нечто в Петербурге невозможно: чтобы и центрее некуда, и всяк заметил, и еще и вне мешать особо. Километр от площади — и не подумаешь, что в городе есть несколько тысяч квадратных метров захваченной территории.
Козье болото
Так исторически называлось место, где сейчас расположен майдан Незалежности. В отличие от многих других районов города там нет ни грязи, ни наледи. Территорию вместе с остатками снега выметают все те же обосновавшиеся на подручных работах бомжи или дворничихи. В палатках, где удалось побывать «Фонтанке», царит армейский быт — буржуйка в центре, в одном углу у входа кухня, в другом — склад, есть стол, остальное — места для сна. Народу не так много. Пара десятков. Для сравнения: на «антимайдане», по словам участников, в шатре ютилось до полусотни человек.
Все происходящее подчинено строгим правилам. Работают медики — их несколько бригад, состоящих из студентов профильных вузов, работников местных больниц и приезжих лекарей. Медикаменты строго учитываются, когда не справляются своими силами, вызывают «скорую». Несколько машин постоянно можно заметить за периметром.
Порядок и на кухне. Каждые минут десять-пятнадцать из дверей Дома профсоюзов выбегает человек с подносом дымящегося чая, согревающий напиток раздается всем желающим, и курьер снова возвращается внутрь. Другой точно так же раздает бутерброды. Кухонь несколько в разных частях площади, а также в КМДА, они обслуживают ближайшее окружение. Помимо общих есть и свои небольшие полевые столовые у разных организаций и групп, обосновавшихся на майдане. Там меню богатое и разнообразное — жаренная картошка, мясо на открытом огне, наваристые похлебки, гречка с тушенкой. Продукты зачастую привозят из дома. В пресс-центре стоят банки «бабушкиного» варенья.
Единственные места, где можно поискать беспорядок, — баррикады, многие противники уверяют, что они сделаны из подручного мусора, однако при ближайшем рассмотрении видно, что они представляют собой штабели мешков с опилками, песком, пока был снег, он тоже пошел на укрепление позиций. Стена метра в три, со средним ярусом, где прогуливается стража. Впереди — ряд бочек, только «охоронцам» известно с чем, авангард щерится колючкой, пиками, шинами и чем-то очень похожим на самопальный пулемет из картонной трубы. Выглядит антуражно. Несмотря на всю самодеятельность, укрепления выглядят очень профессионально. Те, кто учил парней этому, явно обладают специальными знаниями.
Сами «охоронцы» не отстают. Чтобы не пугать простых людей, во множестве приходящих на майдан днем, тренировки у них проходят по ночам. Вдруг парни со всей площади начинают куда-то бежать, подтягиваются все, кто-то бежит с сигаретой, другой не бросает стакан с горячим чаем. Состояние волнения присутствует буквально постоянно — ждут штурма в любой момент. Особенно чувство тревоги усилилось после того, как прекратил существование лагерь оппонентов. Логика проста: ушли одни — пора и другим честь знать. Но население майдана уверено, что достоит до конца. Что должно стать финалом, предполагают немногие, большинство почему-то говорит про февраль. Но сотни и даже тысячи людей планируют встретить Новый год на площади.
Однако, что может оказаться последней каплей, не знают даже лидеры оппозиции. На улице стоит толпа человек в 150, обступили мужчину, в центре — лидер местной ВО «Свобода» Олег Тягнибок. Один из радикально настроенных депутатов спокойно объясняет, что не понимает тех людей, которые выходят на майдан «потусить», а потом бегут домой писать в Facebook. Вроде, и много приходит, но не за тем. Из толпы требуют захвата Рады, горячие головы уверяют, что способны выстоять. Тягнибок очень подробно объясняет, сколько входов и выходов в зале, на балконах. Простая математика — надо несколько сотен бойцов, такого количества у оппозиции нет. Из толпы снова слышатся уверения в боеготовности. «Ну хорошо, Раду мы уговорили проголосовать за нужный закон, сказав, что никого из зала не выпустим, а дальше? Вы подумали, что кому-то надо еще и президента блокировать?» Такого количества безбашенных у майданщиков нет.
Или официально нет — на верхних этажах дома профсоюзов на том же майдане засели готовые на все парни, никто не знает, сколько их и на что они готовы. Но самопальные снаряды из сваренных гвоздей у них при себе. Эти ребята — своего рода спецназ. Обычная охрана тоже все время готовится. Отрабатываются способы противостояния правоохранительным органам в случае штурма — слышен только стук щитов и напряженное дыхание. Потом кто-то взмывает вверх, и его переносят за линию обороны на руках — так учатся выносить раненых.
Тренируются на всех подступах. Хотя на некоторых милицию не то что ждут, привечают. На одной из сторон площади расположилась застава с настоящими казаками при шашках. Вместе с ними под покровом ночи распивают чаи парни в милицейской форме, зашедшие на огонек. А так — на площади власти нет, нет милиции, нет никого из официальных лиц. Российская пресса называла это «анархией». В разгуле такой анархии видна чья-то крепкая рука. Подозрительных и «титушек» быстро выводят с территории в позе «лебедя».
Еще в быте майдана россиянина поражает единение. Такого не встретишь у нас. Каждый час, в «нули», где кого застало, каждый поворачивается к флагу, благо их немало, руку – к сердцу и поет гимн. Каждый час. Даже ночью. Чувство гордости и небольшой зависти переполняет. Потом молитва, затем батюшки прямо со сцены провозглашают несколько речевок, запавших в подсознание и выстреливающих буквально автоматом. "Слава Украине! — Героям слава!" – гремит эхом. «Слава нации!» – «Смерть врагам!» – «Украина — понад усе!» ("Украина превыше всего". — Прим.ред.).
Это уже – как мантра. Говорят при встрече, говорят со сцены, говоришь сам себе в голове после одного дня на майдане. И думаешь: «Вот это любовь к отечеству!» Но на поверку далеко не все знают происхождение этих лозунгов, непосредственно завязанных все с теми же бендеровцами, национальным сопротивлением и самоидентификацией украинцев в начале минувшего века. Еще недавно, по словам местных жителей, их использовали только ультраправые. Теперь это уже едва ли не массовая идеология. Другое дело, что старые лозунги экстраполируются на нынешние реалии и далеко не у всех ассоциируются с кровавым прошлым. Равно как и красно-черные флаги, в большом количестве реющие над площадью.
В начале нынешних событий на майдане многие русские замечали некоторое недовольство по отношению к себе, опасливость, а порой и открытую агрессию. Поговаривали, что по-русски лучше было не болтать, а улыбаться и кивать «так-так» («да-да» по-украински. — Прим.ред.). Особо ретивые могли и получить кулаком, но это больше из-за накрученности и нервозности местных парней. Через месяц негатив остался только, пожалуй, к федеральным госканалам, их просто не пустят, да и все — слишком много субъективных материалов вышло за это время. В YouTube уже даже выложили стебный ролик с песней, посвященной Дмитрию Киселеву и «России-1».
Парень из тех, что пришел на площадь с большим термосом кипятка для всех желающих и кофе в стаканчиках, услышав русскую речь, сразу же поспешил завязать разговор:
– Вы ведь русская? Из России? Я очень хочу говорить с русскими сейчас, чтобы знали, мы вас тут не ненавидим. Мы вас любим, и никакого национализма нет, просто мы хотим сами свою жизнь строить.
Любовь на баррикадах
В Киеве новая мода — девушки с цветочными венками на головах фотографируются с защитниками майдана, молодожены спешат запечатлеться на фоне баррикад, надев стилизованные под национальные костюмы.
У каждой революции есть свои герои и свои легенды. Возле остова главной украинской елки, ставшей гигантской тумбой для баннеров и флагов, рослый парень прижимает к себе хрупкую девушку. Их снимает местное интернет-телевидение. Парочка — одна из самых романтических историй этого бунта. Согласно легенде, девушка, сотрудница телеканала, после работы каждый день ходила на баррикады, в день одного из разгонов она встала перед линией «Беркута» и несколько часов говорила с ними, пытаясь убедить не штурмовать лагерь, обещая, что если они пойдут, то первой будет стоять она. Как бы то ни было, она зачем-то продиктовала свой номер телефона подруге. Штурма не случилось. А на следующий день пришло сообщение от неизвестного, который писал, что он один из «беркутовцев» и влюбился в нее с первого взгляда и предлагает выйти за него. Ребята встретились, по вечерам вместе на майдане, но барышня пока не дала согласия. Говорят, хочет, чтобы любимый ушел из силового подразделения.
Еще одну такую историю видела собственными глазами: парень поднялся на сцену с цветами и сделал предложение свой подруге, засмущавшаяся девушка вышла из толпы и произнесла заветное «так».
Ксения Потеева, "Фонтанка.ру"