Между двумя Донецками

Украина может расколоться на части. На востоке Донбасс хочет уйти в сторону России, на западе Венгрия вспомнила, что жителям Ужгорода тоже может потребоваться защита. Что произошло с нашими соседями-украинцами, которых мы считали весёлым и незлобивым народом? "Фонтанка" выясняла это в столице свежепровозглашённой республики – мятежном Донецке.

Рано утром, как рассветёт, на улицы Донецка наносят новую дорожную разметку. На щитах переклеивают рекламу. Во дворах скребут дворники. Начинается обычный день в чистом, благоустроенном и вполне европейском центре города. Через несколько часов по улицам поедут машины, мамы с детьми пойдут гулять к любимому месту дончан – на бульвар Пушкина. Там бьют фонтаны и цветёт "невеста" – кустарник с гроздьями белых цветов. Гуляя по дорожкам, люди будут доходить до причудливой резной скульптуры из металла – "Пальмы Мерцалова". В XIX веке её выковал из рельса рабочий металлического завода. Резная пальма стала символом Донецка, а в XXI веке её назвали и символом возрождения Украины. Сегодня люди доходят до пальмы и поворачивают обратно. Дальше – война.

По "Пальме Мерцалова" проходит граница между двумя Донецками. Один – тот, в котором цветут кусты "невесты". Другой – несколько сот квадратных метров за колючей проволокой. Она вьётся по верху двух рядов баррикад из автомобильных покрышек. За ней – здание облгосадминистрации, а нынче – актива Донецкой народной республики (ДНР), выглядит как исправительно-трудовая колония. Впрочем, дело, может быть, не только в проволоке.

Республика и её народ

По тому Донецку, что сконцентрирован в здании ДНР, мамы с детьми не гуляют. Во дворе они бы спотыкались о выбоины в асфальте, потому что сторонникам федерализации понадобились куски асфальтовой плитки. Внутри сторонники федерализации сломали все лифты. Теперь на 12-й этаж нужно подниматься пешком. И при этом хорошо смотреть под ноги: кучи мусора доходят до щиколоток, можно наступить на осколки пивных бутылок, сваленных по углам. Под объявлениями о том, что находиться в нетрезвом состоянии на территории ДНР запрещено.

Внутри стоит такой запах, будто с водопроводом и канализацией случилось то же, что с лифтами. К нему примешивается аромат еды, которую готовят в кабинетах. Через распахнутые двери можно увидеть, как сторонники федерализации что-то разводят кипятком в пластиковых корытцах и режут сало на полированном столе.

В коридорах приходится лавировать между грудами вещей, выкинутых из кабинетов: настольные лампы вперемежку с горами книг и бумаг. Это новым хозяевам не понадобилось. Зато плазменные панели из холла бывшей ОГА и компьютеры со столов, исчезнув с прежних мест, в коридорах не появились.

Фотографировать рабочие места сторонников федерализации запрещено. На входе меня обыскали трижды. На последнем контроле сторонник федерализации вынул из моего рюкзака флакон с глазными каплями, открыл и долго внюхивался в содержимое. Вернул с разочарованием на лице. Флакон мне потом пришлось выбросить.

Пресс-служба, куда меня вели, расположена на седьмом этаже. По лестнице бегают туда и обратно сторонники. Один из них бежал вниз так швыдко, что я еле успела отскочить.

– Жена на свиданку приехала! – крикнул он.

– На кратковременную или долгосрочную? – обрадовался за товарища другой сторонник.

Так что идти надо по стеночке. Но при этом ни в коем случае не задеть наглядную агитацию, с помощью которой сторонники заводят сами себя. Потому что больше тут агитировать некого, противников федерализации сюда не пускают.

На выходе опять покрышки, проволока и бесконечный митинг сторонников. Дальше – снова Донецк. Каштаны цветут. Под зонтиками у многочисленных кафе люди неспешно пьют кто кофе, а кто пиво. В парке у мемориала "Твоим освободителям, Донбасс!" играет музыка. Она тут всегда играет. В беседке на берегу Кальмиуса сидит парочка, они обнимаются, едят одно мороженое на двоих, откусывая по очереди, и громко смеются.

Свой – чужой

Я спрашивала дончан, с чего, по их мнению, начался кризис в Украине. Мне называли три отправные точки. Шахтёры считают, что корень нужно искать в конце 1990-х. Это не те шахтёры, которые сегодня на баррикадах и блокпостах борются за присоединение к России. Это рабочие с настоящих шахт. "Белая кость" Донбасса, хоть и с потемневшими от угля белками глаз.

– Всё это зарождалось в 1996 – 1997 годах, – уверен Николай Волынко, председатель Профсоюза горняков Донбасса. – Когда Янукович стал здесь губернатором, пошёл расцвет копанок.

Копанки – отдельная тема, к ней я ещё вернусь. Потому что в сегодняшних событиях они сыграли свою роль.

Те, кто следит за политической эволюцией в Украине, говорят, что корень зла – в 2004 году, когда на президентских выборах неправильно победил "чужой" Ющенко.

– Вот через 10 лет это и аукнулось, – уверена журналист Марина. – У нас в Украине всегда Запад выбирает – своих, Восток – своих. Ющенко в Киеве продавили. Но Донбасс не пошёл его скидывать, мы выждали, когда сможем выбрать своего. В 2010-м мы выбрали Януковича. Людям было всё равно, какой он. Пусть бы и уголовник, зато свой. И людей возмутило, что Запад не стал ждать, как мы, а скинул "нашего".

Третьи говорят про "Евромайдан" и про избитых студентов: это, мол, Янукович велел избивать детей.

– Это были молоденькие, наивные дурачки – студенты, которые хотели евроинтеграции, потому что думали, что их будут пускать в Европу без виз, – говорит Екатерина, врач. – А их начали убивать. У нас многие стали брать отпуска и ехали на майдан. Кто не мог ехать – передавали деньги, вещи, продукты.

Отправные точки они называют разные, а фамилию – одну. Это, пожалуй, то немногое, что ещё объединяет в Донбассе противоборствующие стороны: они больше не любят Януковича. Сильнее объединить их может только нелюбовь к "киевской хунте", которой тут тоже не верят. Но не объединяет, а наоборот, разводит по разные стороны баррикад. В самом прямом смысле.

Благодетель

В 2010 году Донбасс взял реванш за 2004-й: Янукович победил. Надежды земляков, как они сами рассказывают, президент оправдал.

– За время Януковича у нас в Донбассе стал появляться средний класс, – говорит менеджер автопроката Сергей. – Регион начал получать больше дотаций. Нам снизили налоги. У нас успел сформироваться определённый уклад. Поэтому Восток, в отличие от Запада, не поддержал "Евромайдан": революция им показалось просто ненужной встряской.

К противопоставлению Востока и Запада в Донецке сегодня приходит почти любой разговор. В Донбассе уверены, что они – рабочая кость, промышленный регион, кормильцы страны, соответственно, и живут лучше – заслужили. А на Западе, презрительно говорила мне учитель русского языка Наташа, педагогам зарплату не платят, да и какая та зарплата – смех один, а всё потому, что западенцы – лентяи и спекулянты, сидят на шее у трудовых людей.

– А мы при Януковиче стали получать зарплаты день в день, – с удовольствием рассказывает Наташа. – Нам их понемножку, но 3 – 4 раза в год повышали. Квартплата не повышалась ни на копейку. Мы смогли наконец брать кредиты. Вот лично я – учитель, у меня нет достатка. Но зная, что день в день получу зарплату, я всё в квартире купила в кредит.

Её коллега Ирина, которая участвует в разговоре, тут же добавляет: она "при Януковиче" ремонт в квартире сделала. За границу съездить денег пока не хватает, но раньше она об этом и мечтать не могла, а "при Януковиче" начала мечтать.

Они правы в том, что своей тихой стабильностью и возможностью мечтать о Болгарии на купленном в кредит диване обязаны президенту Януковичу. Однако с формальной точки зрения Донбасс – глубоко дотационный регион, все его шахты убыточны. Схема с дотациями шахтам стала основой многомиллионной аферы, о которой я ещё расскажу. Бюджету Украины она стоила 12 миллиардов гривен в год (данные за 2013-й). Деньги оседали у тех, кто контролировал угольный бизнес, но и Донецку кое-что обломилось. В городе великолепные парки, чудесные памятники. К Евро-2008 построили роскошные гостиницы и потрясающий стадион, ещё один строят к баскетбольному чемпионату. Правда, эта роскошь, по большей части, принадлежит вовсе не городу, а вполне конкретным магнатам, но пока эти магнаты заодно с городом – разницы нет.

Вот поэтому в Донбассе болезненно восприняли бегство Януковича. Они-то были готовы простить ему даже золотой батон, а он сбежал – считай, предал.

– Да пусть бы у него ещё пять золотых буханок торчало отовсюду – лишь бы мы жили спокойно, – считает Наташа. – У тех, кто в Киеве сейчас корыто обсел, наверняка не меньше попрятано!

Эти люди никогда и никуда не ездили дальше Донецка. Между тем, по словам экспертов, сегодня Западная Украина кормит себя самостоятельно за счёт малого и среднего бизнеса. Там активно развивают туризм, ремёсла, мебельное и прочие небольшие производства. Там нет такой роскоши, как в Донецке. Но там нет и такой зависимости от госбюджета.

Чёрные дыры

Как нефть называют проклятьем добывающих стран, так одно из главных несчастий Донбасса – его природное богатство: уголь. Вместо того чтобы обогащать Украину, он, повторим, ежегодно съедал из её бюджета миллиарды гривен. Считалось, что это идёт на пользу отрасли. На самом деле отрасль оставалась за кадром.

Виктор Янукович стал губернатором Донбасса в 1997 году. Тогда, говорит председатель профсоюза горняков Николай Волынко, "пошёл расцвет копанок". 

По-украински копанка – яма, колодец. Так называют и маленькие нелегальные шахты в тех местах, где уголь лежит неглубоко и его промышленная разработка завершена. В советские годы в Донбассе так выкапывали уголь для собственных хозяйств. Тоже нелегально, но понемногу. А в конце 1990-х, по словам Николая Волынко, это превратилось в бизнес. Очень доходный для всех, кроме государственной казны. 

– Госшахты у нас все убыточные, потому что себестоимость добычи очень высокая, – объясняет шахтёр. – Когда она выше продажной цены, государство доплачивает шахте разницу.

В какой-то момент, продолжает Волынко, шахты догадались включить в схему с дотациями копанки: стали брать уголь там. Выходило на 500 гривен дешевле. Этот уголь продавали в общей куче, как добытый здесь же, на шахте. Таким образом реальная себестоимость их угля снижалась. Но дотации от государства они получали по заявленной себестоимости – завышенной на 500 гривен за тонну. 

– Деньги делались практически из воздуха, – добавляет шахтёр.

В копанках эти 500 гривен за тонну выкраивают за счёт условий, в которых трудятся шахтёры. "Кусты" копанок найти нетрудно: по перекошенным лачугам из досок, иногда вместо стен полиэтилен натянут. Это "офисы", где шахтёры переодеваются, отдыхают, едят. Узкий лаз, уходящий на 100 метров под землю и прикрытый такими же досками или полиэтиленом, – рабочее место. Туда шахтёр спускается на ржавой вагонетке, а потом она же поднимает вверх уголь. В шахте человек проводит 12 часов. На госпредприятиях разрешается работать не больше шести, но на копанках такой роскоши себе не позволяют. Зато заработки на копанках ещё недавно доходили до 15 тысяч гривен (60 тысяч рублей). Для Донбасса – огромные деньги.

– За эти деньги шахтёры убиваются и калечатся постоянно, – продолжает Николай Волынко. – Убился – его выкинут на дорогу, как будто машина сбила.

Расследовать гибель не будет никто. Это, по словам шахтёров, входит в "прейскурант" милиции и прокуратуры. На одной из копанок в Шахтёрске, это город в 75 километрах от Донецка, со мной согласился поговорить человек, представившийся как "администратор". Говорит, ещё пару лет назад взятки властям за то, чтоб не мешали работать, достигали 15 тысяч гривен (60 тысяч рублей) с каждой шахты.

По словам собеседника-"администратора", себестоимость угля на государственной шахте Донбасса – 1300 – 1500 гривен за тонну. На копанке – 600 – 650 гривен. Каждая копанка способна выдать на-гора 25 – 40 тонн в сутки. На нелегальных шахтах, по его оценкам, в Донбассе (Донецкая и Луганская области) была занята значительная часть населения. Шахтёры с копанок стали главной боевой силой Донецкой народной республики.

– Видите, стоит шахта? – морщится "администратор". – Все на баррикадах. Мы могли бы работать и работать, если бы Саша не оборзел.

Саша – так в Украине называют Януковича-младшего. Об успехах "семьи", в частности – Александра Викторовича, много сказано. Теперь "администратор" рассказывал мне, какая связь между сыном беглого президента, копанками и Донецкой народной республикой.

Здравствуй, оружие

После выборов 2010 года, говорит "администратор", Янукович-сын активно заинтересовался, среди прочих видов бизнеса, добычей угля.

– Он 70 процентов угля начал закупать в России – в Кузбассе, – объясняет мой собеседник. – Там другой способ добычи – открытый, поэтому себестоимость в разы ниже, чем у украинского: 10 долларов, то есть порядка 75 гривен, за тонну. Даже с железнодорожным тарифом получается дешевле. Соответственно, госшахтам уже нужно было меньше угля с копанок.

Одновременно, продолжает он, под контролем Януковича-сына оказались площадки, куда уголь свозился для продажи. И цена, по которой отныне могли торговать копанки, была жёстко ограничена до 300 – 350 гривен. Это на четверть ниже себестоимости. "Донбассэнерго" закупало у площадок уголь по 900 гривен. По такой схеме, утверждает "администратор", в год уходило порядка 10 миллионов тонн угля. Кроме того, выросли поборы для проверяющих и контролирующих органов: хочешь дальше держать нелегальную шахту – 45 тысяч гривен в месяц.

Заработки шахтёров упали до 2 тысяч гривен. Треть рабочих, по словам "администратора", вообще оказалась не у дел. Люди они простые, и описанный выше механизм понимали не все. Кто-то должен был объяснить им, в чём дело. А лучше – ткнуть пальцем в виноватого и сказать "ату!".

Сегодня большая часть шахтёров с копанок (не путать с профессиональными горняками) уже не спускается в вагонетках под землю.

– Из 96 человек, которые у меня работают, сегодня 64 – на блок-постах и баррикадах, – разводит руками "администратор". – Им кинули клич: бери оружие, защищайся от фашистов. Они взяли оружие и пошли. Уже третий месяц там.

– А как же, – спрашиваю, – они не работают, им же семьи кормить надо?

– Ещё как работают, – усмехается он. – Слышали, в Донецке автосалон выставили? А в Горловке – не слыхали? Ребята поняли, что с оружием зарабатывать можно легче и больше. Кто их теперь обратно в шахты заставит идти?

С началом борьбы за независимую ДНР на территории молодой республики резко взлетела вверх кривая грабежей и разбоев. Люди в камуфляже и масках громят обменники (в одном из них задушили беременную кассиршу), ювелирные магазины, даже машина с детским питанием и лесовоз пригодились. В Горловке из автосалона угнали 17 машин. 

Самой показательной можно считать историю в другом автосалоне – в Донецке, в микрорайоне под названием Мотель. Туда пришли три десятка человек в масках и с автоматами. Наставив стволы на менеджеров, заставили оформить документы на 14 машин. Сняли машины с автовоза и увели. Теперь этот салон взят под охрану – "от грабителей". Его стерегут бойцы ДНР в точно таких же масках и таком же камуфляже.

Вездесущий "Правый сектор"

"Евромайдан", которому на Востоке, надо отметить, немало людей сочувствует, а некоторые даже ездили в декабре 2013-го в Киев, стал для Донбасса "встряской" – как и говорил мне знакомый в автопрокате. Во всяком случае, сторонники федерализации и их единомышленники с полным правом говорят сегодня: почему им можно было захватывать здания и власть, а нам нельзя? Все сторонники федерализации знают: они защищают свою землю от фашистов – "Правого сектора"

Страх перед "Правым сектором" ходил по Крыму, когда новая администрация занимала здание старой, а потом готовила референдум под защитой "зелёных человечков". Мифом о "Правом секторе" пронизан теперь весь Донбасс. Слово "миф" я употребляю неслучайно. Оказавшись в захваченном здании администрации, я увидела и услышала, как его выращивают.

В пресс-службе, куда меня привели по лестнице, получали аккредитацию (справки с новенькими печатями ДНР) несколько иностранных журналистов. Сюда не пускают только украинскую прессу. Иностранцев считают доверчивой публикой, российских журналистов – ручными. Я тихо разговаривала с испанцем по-английски, и, видимо, хозяева кабинета не поняли, что рядом есть кто-то русскоговорящий.

И вот у меня на глазах, а точнее – на ушах, женщина по имени Клавдия, представлявшаяся пресс-секретарём ДНР, отправляла человека в камуфляже в финотдел. Я, собственно, и обратила внимание на их разговор только потому, что отметила: надо же, как быстро молодая республика привыкает к бюрократии, и пресс-служба у них уже есть, и печати – хоть и с заимствованными из столов штемпельными подушечками, и даже финотдел. Меня это напугало: уж больно быстро, едва убрав со столов газетки со шматками сала, эти люди привыкли, что управляют государством.

– Возьмёшь полторы тысячи гривен и отвезёшь ей в больницу, – услышала я дальше. – Когда она будет готова, журналистов я подгоню. Пусть скажет, что шла по улице с георгиевской ленточкой и её сбила машина "Правого сектора".

Когда до меня дошла очередь на аккредитацию, я открытым текстом спросила, что это означает – "пусть скажет". Клавдия поняла, что я слышала разговор.

– Ну, понимаете, у нас же нет, как в России, бесплатной медицины, – заметалась она. – Девочку сбила машина, мы везём деньги за её лечение.

Через полчаса на 11-м этаже здания защитники ДНР организовали пресс-конференцию. Накануне стало известно, что активисты задержали и избили сотрудников Красного Креста. Три человека в камуфляже и масках вышли к журналистам и рассказали, что это был никакой не Красный Крест, а шпионы "Правого сектора". В результате спецоперации, сообщили люди в масках, на полу их машин были обнаружены "следы берцев", а в компьютерах – переписка о покупке снайперских винтовок.

– Не осталось ли у вас доказательств, например – видеозаписи досмотра машины или скриншотов с компьютеров? – задала я вопрос организаторам пресс-конференции.

Все три "маски" наперебой стали говорить, что, мол, какие могут быть доказательства, когда речь идёт о спецоперации. Но тут уже заинтересовались иностранцы.

– Красный Крест признаёт, что это были его сотрудники? – спросила коллега.

С видимым неудовольствием "маска" сообщил, что Красный Крест своих сотрудников признал. Но это, добавил он, ничего не значит, всё равно – шпионы "Правого сектора". В иностранной прессе упоминаний об этой пресс-конференции я потом не нашла. О девочке, сбитой за ленточку, сообщения тоже не появились.

Этот миф опасен тем, что и без того непростые отношения между Западом и Востоком страны напряглись до предела. Не так давно, в апреле, в Донецкий национальный университет приезжал лидер группы "Океан Эльзы" Святослав Вакарчук, встречался со студентами. "Мы разные, но мы вместе, – сказал он со сцены. – Если вы чувствуете, что у вас есть этот камень в душе, возьмите друзей и съездите во Львов". И весь зал пел гимн Украины. Сейчас это трудно представить. 

Вечером 11 мая, после референдума, я сидела на набережной Кальмиуса, когда услышала пение. Коллега, которая была со мной, подскочила на скамейке от удивления: группа из пяти или шести молодых людей, шагая цепочкой, пела гимн Украины. Они как раз поравнялись с нашей скамейкой, когда откуда-то послышался свист. Ребята быстро побежали и растворились в темноте. Сегодня в украинском городе небезопасно петь украинский гимн, в День Победы сторонники федерализации избили дирижёра оркестра, который этот гимн исполнял у мемориала Победы.

Очень быстро рядом с нашей скамейкой нарисовался подвыпивший мужик в камуфляжных штанах. Покосившись на нас и, видимо, оценив, что мы не могли петь хором, он спросил, были мы на референдуме или нет. Я честно ответила, что была на пяти или шести участках.

За Одессу и Славянск

Дончане – народ миролюбивый. Это они сами о себе говорят. В Киеве их называют иначе: пассивными. Что же заставило миролюбивых и пассивных людей взяться за автоматы? У сторонников федерализации готов ответ: последней каплей стали Одесса и Славянск. Хронологию событий (здания начали захватывать ещё в марте) тут предпочитают не учитывать.

– После того как в Славянске стали убивать людей, после Одессы люди боятся, – говорит учительница Наташа. – Я работаю в одной школе 30 лет, сколько я людей в посёлке отучила, представляете? И все мне говорят, что им страшно, вдруг у нас случится то же, что в этих городах.

В ответ на вопрос, что именно случилось в Одессе и Славянске, Наташа пересказывает сюжеты российского телевидения. Я в Одессе не была, в тех событиях не разбиралась, знаю две взаимоисключающие версии.

Что же до Славянска, то я разговаривала с жителями этого города, приехавшими в Донецк к родным. Одна из них – медсестра. И она не верит словам о жертвах среди мирного населения.

– Всех пострадавших и погибших в Славянске свозили в хирургическое отделение больницы Ленина, – рассказывает женщина. – И там не было мирных жителей. Это всё были люди в балаклавах или просто в форме.

По её словам, единственной мирной жительницей, погибшей в Славянске, была Ирина Боевец, её имя сразу обошло прессу. Женщина вышла на балкон – и её застрелил снайпер. 

Житель Славянска (он тоже просил не называть его имени) рассказал о том, что он увидел в окно своего дома. Это тот дом, где жила погибшая женщина. Три одинаковые 10-этажки стоят у склона холма с искусственным лесом, где местные любят гулять с детьми. "Посадки" – так это здесь называют. Ирина вышла на балкон с биноклем. Зачем? Мой собеседник говорит, что у них народ любит рассматривать в бинокли, что делается вокруг. По его мнению, снайпер мог автоматически среагировать на блеснувшую оптику.

Другое дело, почему вообще в этих "посадках" засел снайпер? В спальном районе Славянска, где всё случилось, не было боевых действий и нет секретных объектов. Но этот же собеседник рассказывал дальше: через какое-то время после выстрела к "посадкам" подъехал микроавтобус, из него вышли несколько человек в штатском, исчезли в леске, а когда вернулись – вели под руки человека. Что это были за люди и кто был тот, кого они увезли в автобусе, мой собеседник так и не узнал.

Дончане пишут письмо российскому президенту

На следующий день после референдума лидеры ДНР с крыльца захваченного здания оповестили народ, что им прислал телеграмму президент Путин. Народ счастливо взревел. Ему зачитали сообщение, опубликованное на официальном сайте Кремля. И сообщили, что президенту Путину отправлена ответная телеграмма. Чувствовалось, что лидеры ДНР уже собираются в Кремль. На переговоры с Путиным. В конце концов, ездили же в Москву первые лица Крыма после референдума! Может быть, ради такого случая сторонники федерализации расстанутся с камуфляжными штанами.

В комментарии Кремля было сказано, что "в Москве с уважением относятся к волеизъявлению населения Донецкой и Луганской областей". Там же была выражена надежда, что "практическая реализация итогов референдумов пройдет цивилизованным путем" и "через диалог между представителями Киева, Донецка и Луганска". О представителях России в тексте нет ни слова.

Ирина Тумакова, "Фонтанка.ру"

© Фонтанка.Ру