Длительная стагнация - наиболее вероятная перспектива «развития» российской экономики, в этом сегодня сходятся многие экономисты. Однако вечного застоя не бывает. Как и когда наступит перелом? Когда Россия проснется и начнет делать хоть что-то?
Возможны три варианта перемены правительственного курса:
- действующая власть может осознать необходимость смены старых подходов, поскольку слишком уж очевидно, что они не работают;
– нарастающие в экономике проблемы могут породить острые конфликты и либо снести правящий режим, либо заставить его проводить реформы;
– перемены начнутся лишь после смены поколений правителей, как это было при переходе от брежневского застоя к горбачевской перестройке.
При движении по первому варианту перемены могут начаться быстро, поэтому назовем его краткосрочный сценарий. При движении по второму – переход к реформам возможен в течение пяти – десяти лет, поэтому назовем его среднесрочным. Наконец, третий вариант, скорее всего, может стать реальностью не раньше чем лет через пятнадцать – двадцать, а значит, он представляет собой долгосрочный сценарий развития. Рассмотрим их по очереди.
Краткосрочный сценарий сейчас практически невероятен. И дело даже не в том, что у нас нет оснований надеяться на перемены взглядов Путина после стольких лет пребывания у власти. В конце концов, чудеса изредка случаются: генералиссимус Франко после двадцати лет правления вдруг отстранил фалангистов, призвал молодых технократов из католической организации "Опус Деи" и дал им провести реформы, позволившие Испании позднее войти в Евросоюз. Но сегодня, если даже Путин прозреет, сменит Медведева на премьерском посту и захочет сделать что-то разумное, он упрется в тупик, порожденный его же предшествующей политикой.
В современной экономике трудно перейти от стагнации к росту без серьезных инвестиций, т. е. без притока капитала, несущего с собой современные технологии, позволяющие поднять производительность труда. Однако плохой инвестиционный климат нашей страны способствует бегству капиталов, а вовсе не их притоку. Еще пару лет назад можно было говорить о необходимости улучшения инвестиционного климата хоть с какой-то надеждой на то, что Путин поборет коррупцию, откаты, наезды и создаст правоохранительную систему, гарантирующую права собственности, т. е. право инвесторов получать доход от своих вложений, а не отдавать его чиновникам и силовикам. Однако сегодня проблема инвестиций связана даже не столько с нашими внутренними проблемами, сколько с плохой репутацией России на Западе, сложившейся после украинских событий.
В итоге крупный инвестор при прочих равных условиях будет обходить Россию стороной. К нам придет лишь спекулянт, который время от времени будет играть на нефтяных ценах, не оказывая принципиального влияния на развитие экономики. В итоге Кремль станет с годами все больше уходить под крыло к Китаю, который, естественно, охотно поддержит нас, превращая в свой топливно-сырьевой придаток.
Среднесрочный сценарий отнюдь не исключен, однако в данный момент мы не можем считать его достаточно вероятным. Из-за плохого положения дел в экономике проблемы в жизни российских граждан будут постоянно нарастать, но пока нет оснований считать, что трудности приведут к социальному взрыву и к майдану на украинский манер. Попробуем взвесить факторы, препятствующие и способствующие украинизации России.
Во-первых, положение дел на Украине создало плохую репутацию майдану. Украинцы не смогли в отличие от граждан Восточной Европы и Балтии выстроить новое эффективное государство на развалинах старого. Страна втянулась в войну, она расколота на конфликтующие группы, экономика быстро падает. А пропаганда, естественно, пользуется всем этим и формирует у российских телезрителей представление о том, что, как бы ни были плохи наши дела, свержение авторитарного режима способно их лишь ухудшить.
Во-вторых, динамика цен на нефть за последний год показала, что им трудно упасть ниже 50 – 60 долларов за баррель, поскольку при таком уровне нерентабельными становятся сланцевые разработки в США и общий объем энергоносителей на мировом рынке снижается. Сегодня мы с большим основанием, чем раньше, можем предполагать, что крах масштаба 1998 г. маловероятен. Соответственно, стагнация российской экономики вероятнее, чем резкое кризисное падение ВВП с массовым обнищанием населения. А при стагнации народ, скорее, глухо ворчит, нежели бунтует.
Тем не менее у режима сохраняются слабые места.
Во-первых, для власти по-настоящему опасен не резкий краткосрочный кризис, а длительный. Дело в том, что, когда жизнь ухудшается внезапно, люди думают, будто это случайность и надо лишь слегка потерпеть. Но если положение дел долго не выправляется, возникает ощущение порочности всей системы. Поэтому нельзя исключить, что мошенничества представителей власти на очередных выборах или какой-нибудь иной повод вновь породят массовые протесты.
Во-вторых, сами по себе мирные протесты, как мы уже знаем, не способны поколебать прочность режима и всякие заклинания оппозиционеров о будущих «маршах миллионов» служат лишь их самоуспокоению. Однако в России есть горячие точки, где кризис может довести людей до полной потери средств существования. Это города с промышленной монокультурой. Там закрытие одного-двух заводов вообще лишает людей возможности заработать деньги. В таких местах протест может оказаться отнюдь не мирным. Если «травоядный» столичный протест соединится в какой-то момент с «хищным» провинциальным, у власти могут возникнуть серьезные проблемы.
В-третьих, украинский опыт заставляет власть всерьез опасаться такого явления, которое можно назвать «синдром Беркута». В Киеве, как мы помним, протест тоже был мирным до тех пор, пока его не обострил «Правый сектор». Небольшая кучка молодых людей, способных к умеренно-агрессивным действиям, положила конец длительному и ни к чему не ведущему противостоянию. При этом силовики, которые должны были отстаивать позиции Виктора Януковича, в силу каких-то пока не вполне понятных нам причин оказались слабее протестующих.
По-видимому, устраивать кровавую баню в центре украинской столицы они не желали. Получается, что власть до конца не знает, готовы ли будут даже те силовики, которых она хорошо финансирует, отстаивать ее интересы, рискуя в случае поражения оказаться под судом за пролитую кровь.
Таким образом, среднесрочный сценарий, предполагающий столкновения власти с оппозицией, сбрасывать со счетов не стоит. Однако в отличие от недавнего прошлого, когда неустойчивость власти в кризисных условиях многими оппозиционерами рассматривалась как вещь очевидная, ныне мы, скорее, должны рассматривать в качестве базового не среднесрочный, а долгосрочный сценарий. И лишь если ход кризиса породит неожиданности, можно будет вернуться к анализу вопроса о перемене курса под воздействием протестов.
Долгосрочный сценарий предполагает, что вновь (как в 1985 г.) после ухода старого поколения правителей к власти придут новые люди, воспитанные той же самой системой. Это будут, бесспорно, конформисты, которые ныне находятся где-то на среднем уровне иерархии и продвигаются вперед, клянясь в верности Путину и разрабатывая стратегию борьбы со всяческими майданами. Однако, как и горбачевское руководство, эти новые правители заинтересованы будут в том, чтобы наладить нормальные отношения с Западом, улучшить инвестиционный климат и способствовать развитию экономики.
В кратко- и среднесрочном плане успех правящей элиты связан с ростом рейтинга Путина и слабо зависит от роста ВВП. Но в долгосрочном плане, когда нынешнее поколение правителей, в поте лица трудившихся ради рейтинга, сойдет с политической сцены, у их преемников не будет иного способа сохранения своих властных позиций, кроме способствования нормальному развитию экономики.
Тогда-то и начнутся преобразования. Они совсем не обязательно будут успешны. Мы помним, как Горбачев провалил свою перестройку, соблазнившись косметическим ремонтом социализма вместо создания рыночной экономики. Возможно, и те, кто сменит когда-нибудь Путина, немало напортачат из-за своей малой образованности и привычки заниматься пиаром вместо реформ. Однако в любом случае после смены поколения нынешних правителей Россия проснется.
Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
