Год-полтора назад большинство некогда напористых украинских политологов вообще отказывались от общения с российскими коллегами, разумеется, речь идёт о тех, кто остался на Украине. За это время кое-что изменилось. Условная треть моих традиционных собеседников по-прежнему молчит, другая без шансов на возражение клянёт «путинский режим», ещё треть от диалога вроде бы не отказывается, но с оговоркой: без публичных ссылок друг на друга во избежание подстав.
И ещё: мы договорились не доверять телефону и Интернету две особо деликатные темы: бандеровцев и ополченцев Донбасса. Ибо «тиха украинская ночь», но сало лучше перепрятать…
Общим местом в беседах с украинцами стали их сетования на наше непонимание (год назад мне говорили об отрицании) украинских реалий: у них российское телевидение смотрят около 25 проц. граждан, у нас украинское – в пределах соцпогрешности. Это, как они считают, является основным препятствием в поиске компромисса. Само слово «компромисс», едва ли не впервые произнесённое собеседниками, стало поводом к развёрнутому разговору.
Гости просят слова…
Начнём с тех самых реалий, которые меня просят воспроизвести «подробно и как их понимают в Украине». Вообще-то, мне кажется, даже ток-шоу, не говоря об Интернете, ничего важного скрыть не дают. Ну, если просят, тогда первое: Украина (её флаг, язык, гимн и прочее) впервые обрела международную узнаваемость. Прорыв достигнут революцией достоинства, заложившей основы национально-государственной идентичности и вернувшей страну в лоно европейской праматери. Сакральность майдана и революции подтверждается их истоками и значением: она, революция, – народная и антиолигархическая, антикриминальная и задающая глобальный пример. В этом смысле выбор Америкой Киева в качестве ведущего европейского союзника свидетельствует в пользу американской хватки и присущего украинцам чутья. Но главное, что предлагается признать нам в качестве первого и безальтернативного шага к сопониманию, вот это (не обойтись без нота бене!): нельзя за счёт двойных стандартов нарушать статус-кво и субъективно интерпретировать международное право. Ибо защищающие его институты существуют не ради дипломатических препирательств. (Переборем эмоции и продолжим ради цельности картины.)
Второе: в Киеве не рассчитывают на понимание Москвой этой «альфы и омеги» мироустройства. Но надеются, что мы сами заинтересованы облегчить свою участь. Ибо безуспешность нашего военного давления на Украину подтверждается наложенными на Россию экономическими и прочими мерами-санкциями. Пока нынешняя Россия не осознаёт всех последствий, сколько-нибудь серьёзный диалог с ней бессмыслен или формален. Так, в практическом смысле нормандский и минский форматы, на которые уповает Москва, интересны Киеву лишь как повод подтвердить приверженность миру и уважение международного права. В практическом же смысле эти форматы полезны скорее для возвращения заложников, периодически захватываемых террористами на 1/55 части территории страны, а также для решения неотложных экономических задач.
Обращённая нам расшифровка выглядит так: смысл действий Киева на Донбассе состоит в избежании потерь. Если бы ситуация там представлялась более серьёзной, то американцы наверняка бы к ней подключились. Они и так подключатся, но позже и в долгосрочном общенатовском формате. А пока не обойтись без пограничного с Россией «евровала», непреодолимого для террористов и наёмников. Теперь о Крыме: Украина его не оставила. Она эвакуировала своих военных, чтобы избежать кровопролития. Хотя с сегодняшней позиции, возможно, правильней было бы прямо с Майдана – ещё в январе 2014-го – направить в Крым и на Донбасс пару тысяч патриотов-активистов, лучше из числа крымчан-дончан. Уничтожение десятков бандитов и интернирование им сочувствовавших решило бы проблему до её обострения. Поскольку в России нарастает оппозиционная волна, переговоры по существу будут вестись уже с её новым, проевропейским, руководством. Ему-то загодя и предложено подумать о компромиссе. В том числе, по российским компенсациям за нарушенное статус-кво. Компенсации коснутся мер, симметричных аннексии Крыма и, как частность, за энергетический шантаж. Ибо более половины нефтегазовых приисков на территории бывшего Союза освоены при участии неправомерно игнорируемых украинцев. Ближайшей же задачей видится осуждение Москвы за сбитый малайзийский "Боинг". Ибо эта трагедия наиболее назидательно разводит палача и жертву.
Я, правда, обошел непременный фон дискуссий. В частности, исторические экскурсы. Оказывается, этноним «Украина» состоит из двух смыслов: «укр» – самоназвание исторически проживающих здесь свободных людей (антиподов рабов) и «краина» – страна от края до края, а не «оконечность чего-то», как утверждает Кремль. Кстати, русский язык распадается на «московско-азиатскую» и «евроукраинскую» ветви: в первом случае говорят (заметим: как и Т.Г. Шевченко!) «на Украине», во втором – «в…». Или то, что история вообще, и Второй мировой войны в частности, подлежит национально опосредованной трактовке, кто на кого напал и кто победил. Я также опускаю прогноз неминуемого внутреннего раздрая Китая после его собственного майдана – в этом мои собеседники не сомневаются. А ещё они уверены в продолжении нами бесконечных кавказских войн. И, что совсем странно, не верят «преобразованию» Грозного в «Дубаи» (реакция – почти «тю!»).
…хозяева отвечают…
Для чего я прибег к популяризации цитируемых доводов? Во-первых, чтобы прямой речью высветить их интеллектуальное качество, на чём, собственно, и строится приглашение к компромиссу. Во-вторых, чтобы убедиться в отсутствии, как минимум, у коллег-политологов повестки для разговора по существу, «здесь и сейчас». Ибо вряд ли для нас актуальны вопросы мифологии и футурологии. А ведь их задают люди, нередко научно остепенённые, – советники и помощники не последних лиц в киевской иерархии. Они, видимо, и санкционировали слово «компромисс».
Из этого следует целый перечень уже моих выводов-интерпретаций. Сначала – сугубо поверхностных. Наши соседи испытывают всепронизывающую обиду за Крым, разделяемую, по-видимому, большинством граждан их страны. Отсюда стремление скорее напугать нас грядущим отмщением, нежели убедить в своей правоте. Показательны и почти обязательные резюме на мои возражения: «Приводите какие угодно факты, но правда – на нашей стороне».
К правде, по крайней мере авторской, и обратимся. На мой взгляд, украинский случай явственней, чем раньше, подтвердил фактический слом даже не правовой, а «терминологической» конструкции миропорядка. Судить о значении конституции Украины в этом контексте излишне. А вот право народов на самоопределение и право государств на защиту своей целостности едва ли не впервые обусловлены незыблемостью статус-кво. Двойные стандарты перестали быть подобием публицистических кокетств: мол, в восприятиях мужчин и женщин тоже есть различия. Теперь – иначе: одни этот статус-кво устанавливают, другие должны с ним согласиться. И уже забылось, что приснопамятный лорд Джадд по аналогии с островом Мэн (что в Ирландском море) когда-то предлагал предоставлять не только автономию, но и суверенитет даже отдельному «чечен-аулу», если он не хочет подчиняться федералам.
Теперь нам объясняют, что «о праве на независимость (здесь – Крыма. – Прим. Б.П.) нельзя судить только изнутри». Поэтому и Крым, и Донбасс, и Россия прежде, чем что-то предпринять, должны убедиться, не нарушают ли они «мировой порядок». Впрочем, в развитие темы компромисса нам несколько лукаво намекают: признайте, что вы «больше не будете», озвучьте, что именно «не будете», тогда мы пока не станем вас попрекать за то, «что было». Ну а там посмотрим на ваше поведение… И чуть угрожающе добавляют: «Украина и Европа не позволят злоупотреблять общецивилизационными ценностями», что звучит, вообще-то, забавно.
Посерьёзнев, продолжим: ООН, а в дальнейшем ОБСЕ и прочие международные институты создавались, как нам кажется, для поиска компромиссов. Это предполагало широкий спектр мнений, выносимых на обсуждение, включая противоположные. Сегодня нам говорят: раз ваше мнение расходится с «Украиной и Европой», вы подрываете в очередной раз помянутое статус-кво. Поэтому, например, на ассамблею ОБСЕ мы вас не пустим. В приближении к этому и история с малайзийским "Боингом", военно-техническую сторону которой мы оставим специалистам. Как же быть тогда с логикой? Не мы, а нас назидательно учили, что любые предположения о чьей-либо виновности недопустимы до вынесения вердикта. А функции «полевых фиксаторов», последующих контролёров-экспертов-расследователей и только после – судий расписаны, помнится, 189 статьями, вплоть до указания, какой государственной и ведомственной принадлежности, а также квалификации должен соответствовать тот или другой. Но для начала, как мы усвоили, требуется скрупулёзное и прозрачное освидетельствование каждой материальной и событийной детали. Вместо этого нам говорят: всем ясно и так… Потому что «вы всегда сбивали пассажирские самолёты – и над Кореей, и над Карелией» («Чёрное море», конечно же, ближе к «Европе»!).
Что же до прочих суждений украинских коллег, то они обнаруживают ряд симптоматичных откровений, которые не назовёшь фигурами речи. Так, декларативность представлений о судьбе Крыма, который могли бы сохранить за Украиной «пара тысяч активистов с майдана», скорее подтверждает «безысходность» нашего мартовского решения 2014 года, ибо правда в украинской интерпретации тождественна силе союзников. Теперь – более актуальное: Киев полагает себя достаточно влиятельным для замораживания отношения России с Европой. Формально – до обновления власти в Москве. Фактически – до появления новых обстоятельств, ощутимых для Москвы, скажем, нашего полного «энергозамещения», создания инфраструктуры НАТО у наших границ или не менее весомых последствий.
Впрочем, киевские угрозы не исключают торга. Меня спрашивают: есть ли в наших политических кругах те, кто поддержал бы своего рода размен: невступление Киева в НАТО, плюс федерализация Украины «по Минску» – на повторный референдум по Крыму или его приемлемый «для Европы» статус? У меня интересуются, кто из киевской верхушки вызывает в Москве наибольшее раздражение (может, Саакашвили)? Кстати, какой статус автономной (или полуавтономной(?) УПЦ нас бы устроил? Или ещё: понимаем ли мы, что выдача Украине Януковича или хотя бы списание долга за полученные им кредиты (то есть фактическая легитимация нами послемайданной власти) ускорили бы компромисс по Донбассу? И совсем «на ушко»: Киев заинтересован в сохранении статус-кво по Приднестровью, но не без встречных шагов Москвы… Согласитесь, это адресуется уже не гипотетически «обновлённой» Москве.
А пока признаем: непропагандистское участие американцев в многостороннем раскладе вокруг Украины действительно задерживается. Если это обусловлено, как нам внушают, перспективой Донбасса, то согласитесь – тут «палка о двух концах». С не меньшим смыслом замечу: внешнее вмешательство в конфликт возможно лишь при наличии самого конфликта, а его на пустом месте не «разжечь». Что же до наступления холодов, с чем я склонен связывать проблески украинской компромиссности, то это понятно без Крыма, Донбасса и Америки…
Компромисс на отметке 0.0.
Всё с большей настойчивостью нас подвигают признать – в конфликте виновны обе стороны. И спрашивают: в чём мы видим свои ошибки? Согласимся, они были. «Картонный» образ России, как порождения мамы-сатаны и папы-дьявола, возник при нашем молчании. Сначала нам предлагали поучиться играть в футбол без «киевской» сборной Союза. Потом двадцать с лишним лет мы терпели обязательную для международных форумов лекцию-презентацию «Почему Украина не Россия?». Попутно нам предлагали растрогаться натовскими ралли-выставками и прочими приглашениями украинских школьников в Брюссель. Потом предъявили, по крайней мере, «гуманитарный» счёт за голодомор. Затем без обиняков объявили: на «энергетический диктат» Москвы Киев ответит разворотом на Запад. А послы-то наши «сидели» в Киеве всегда. И даже чарку поднимали. С эфеса казачьей шашки…
Слово «компромисс» произнесено. Смысла в нём пока не много, если не считать угроз. Есть приглашение поразмыслить о фактах и правде. Россия в большей степени, чем кто-либо, заинтересована в невраждебности нашего самого близкого соседа, отдавая себе отчёт в том, что внутривидовые противоречия острее межвидовых. А от рака, как известно, дезодорантом не лечат. Давайте вспомним факты, которые говорят сами за себя: около 40 проц. граждан России имеют родственные, дружеские, профессиональные и прочие связи с Украиной. А если статистика не «греет», то приведём эпизод, подсказанный самими украинским собеседниками: винницкая мамаша пыталась «отмазать» от АТО (антитеррористической операции) своего сына. Знаете, через кого? Через своего давнего ухажёра, ныне преподавателя петербургской военно-медицинской академии. Хочется думать, что у неё получилось…
Хватит публицистики: главное сказано. Лучше поностальгируем – со смотровой площадки не признаваемой соседями грозненской башни – по временам, когда горiлка, привезённая припозднившимися «киянами» (не киевлянами!), уже закончилась, а гастроном напротив предательски закрылся… Для начала, думается, достаточно.
Об авторе: Борис Подопригора, член Экспертно-аналитического совета при Комитете по делам СНГ, евразийской интеграции и соотечественников ГД ФС РФ, президент Петербургского клуба конфликтологов, литератор.
