Пожалуй, самым знаковым для России итогом ушедшего года является динамично протекающий системный кризис по всем без исключениям направлениям — в экономике, политике, социальной сфере. Системным он является потому, что реформированию не поддается даже теоретически — мы проскочили этот период, причем стремительно и даже не попытавшись притормозить.
В основе набухающих проблем лежит управленческий коллапс — неспособность системы генерировать эффективные решения, разрешающие уже сложившиеся противоречия и упреждающие возникновение новых. Какое знаковое решение ушедшего года мы ни возьмем — каждое из них является реактивным, принятым в «догоняющем» темпе, зачастую с критическим опозданием.
Война в Сирии — наиболее яркий пример. Запоздав в решении на 2 – 3 года, Россия пришла в структурировавшийся конфликт, который уже невозможно решить победой одной из сторон. Тем более что сторон в нем значительно больше — только в Сирии действуют минимум четыре крупных субъекта конфликта, причем каждый из субъектов дополнительно раздирается внутренними противоречиями. В Ираке — еще одном театре военных действий идущей войны — еще три, а то и четыре таких субъекта. Если же ввести в модель войны и внешних игроков (а без них её представлять бессмысленно), то конгломерат противоречий вырастает до совершенно неприличных размеров.
Четыре года подчеркнутого дистанцирования от этой войны сменились нашим непосредственным участием в ней, чего, кстати, избегают все внешние субъекты. Это дополнительно усложнило протекание конфликта, не приблизив его к разрешению. Цена запоздалого решения другой не бывает.
Та же история и с экономикой, когда все без исключения прогнозы оказались опрокинутыми. Вместо камлания на будущие высокие цены на нефть, чем отметился практически каждый высший чиновник России, логичнее всего было бы принимать реально работающую антикризисную программу, выводя экономику в мобилизационный режим, более эффективный в условиях вставшего в полный рост кризиса.
Обещанный «поворот на Восток», когда предполагалось одной левой переориентировать наш экспорт с захлопывающегося из-за санкций европейского рынка в Китай, провалился — причем провалился оглушающе: падение товарооборотов с ключевыми азиатскими рынками составило от четверти до трети прошлогодних объемов. Падение интереса к восточному направлению стало очевидным после двойного игнорирования президентом крупных и знаковых мероприятий. В сентябре во Владивостоке он предпочел общение со Стивеном Сигалом встрече с крупнейшими азиатскими бизнесменами, перед которыми он выступил с дежурной короткой речью. Встреча была широко анонсирована, многие из них прибыли во Владивосток специально «на президента», и столь неприкрытая демонстрация вызвала даже у этих непроницаемых людей откровенное возмущение, которое они донесли до высокопоставленных российских чинов. Второй откровенно пренебрежительный знак — игнорирование и Восточноазиатского саммита, и саммита АТЭС, куда Путин просто не поехал. Для Востока, где символизм имеет особое значение, столь явная демонстрация стала знаком.
Теперь начинается свертывание проектов — и отмена «Газпромом» тендеров по «Силе Сибири» (на прошлой неделе по двум маршрутам протяженностью 350 км, на этой — 822 км) стала лишь формальностью.
Нельзя сказать, что проблемы лишь «с нашей стороны». Китайская «большая банковская четверка» фактически присоединилась к западным санкциям, отказавшись от кредитования российской экономики. Логика очевидна: выбор между схлопывающимся российским рынком и американским и европейским оказался совершенно не в пользу нашего. Рисковать проектами на Западе китайцы не стали, а чтобы никаких сомнений не осталось, вежливо, но предельно через жесткие статьи в "Синьхуа" четко сообщили, что пока Россия не преодолеет системный кризис, на Китай она может не рассчитывать. Результат известен — если в прошлом году из 116 млрд китайских инвестиций только 800 млн пришлось на Россию, то в 15 году даже эти показатели могут стать по итогам года недостижимыми. Во всяком случае, в первом полугодии они составили всего лишь 300 млн.
Так что и здесь управленческие решения оказались несостоятельными. Восточное направление закрыто, причем закрыто очень плотно.
Выстроенная в России «вертикаль» управления, в основе которой лежит лояльность, лояльность и еще раз лояльность, подошла к своему логическому тупику. У каждой ошибки есть фамилия, имя, отчество. И за все управленческие ошибки нужно назначать виновных — в противном случае система начинает генерировать только их. Однако искать виновных среди лояльных — здесь и происходит зависание операционной системы. На такое она не рассчитана, в ее коде не прописана такая операция. А раз так, то неизбежно все чаще и чаще будет появляться синий экран.
Хорошо компьютеру — у него есть кнопка перезагрузки. В самом тяжелом случае можно просто переустановить или обновить операционку. Теоретически то же самое предстоит сделать и с российской системой управления, причем ничего запредельно сложного в понимании того, что и как нужно делать, нет. Задача для дипломника любой академии управления. Однако на практике перезагрузка российской системы управления, а уж тем более ее обновление, потребует наступить на интересы сложившейся клановой структуры. Структуры, которая прямо заинтересована в существовании именно этой системы управления — со всеми ее пороками и ошибками кода.
Главным итогом 2015 года можно назвать неспособность произвести такую перезагрузку, а значит, мы опять будем реагировать на противоречия и проблемы со все возрастающим опозданием и все более тяжелыми последствиями. Тонкость в том, что шутдаун все равно произойдет — в конце концов нарастающие ошибки попросту схлопнут управленческую систему, как это уже произошло в 1917 и 1991 году. Вот только кто будет переустанавливать ее заново?
Анатолий Несмиян
