Милов: Созрело представление, что Кадырова надо менять

Публицистика Рамзана Кадырова, кто причастен к смерти Литвиненко, как Россия переживет кризис, - в студии [Фонтанки.Офис] обсудили публицист и телеведущий Алексей Лушников и экономист, общественный деятель Владимир Милов.

Владимир Милов с мая 2012 по декабрь 2015 возглавлял российскую политическую партию "Демократический выбор". C мая по октябрь 2002 года – заместитель министра в Минэнерго. Член федерального политсовета "Объединенного демократического движения "Солидарность" (2008—-2010). Один из создателей коалиции "За Россию без произвола и коррупции". До 2013 года – генеральный директор ООО "Институт энергетической политики". Автор многочисленных аналитических материалов, концептуальных докладов и публикаций по проблемам энергетической политики и развития инфраструктуры в России. Соавтор государственных программ реформирования газовой отрасли, электроэнергетики, железнодорожного транспорта России.  

- Всю прошлую неделю общественность обсуждала высказывания Рамзана Кадырова и заявления его группы поддержки. Как к этому относиться?

– Я сторонник теории, гласящей, что это не самостоятельная эскапада Кадырова и его окружения. Не он один бурно высказывался о том, что «оппозиция — враги народа», там целый набор авторов.

- Это, так или иначе, люди, связанные с Кадыровым, его чиновники.

– Я считаю, что все это не самостоятельная деятельность, это все делается, скорее всего, по указке товарища Путина. Потому что Кадыров, как мы видели на примере красноярского депутата Константина Сенченко, который сначала наехал на Кадырова в "Фейсбуке", а потом вынужден был извиниться — это очень эффективная пугалка для многих людей. Я сейчас общаюсь со многими оппозиционерами, лидерами оппозиции — многие физически боятся.

- А зачем это Путину?

– Затем, что Путин находится в уникальной ситуации — крупнейший экономический кризис за 20 лет, с момента распада СССР. Теперь это начинают признавать официально. У его правительства нет плана. Впервые за долгие годы у правительства антикризисного плана нет. При этом предстоят выборы. Вроде как рейтинг поддержки власти у нас 86%, но выборы власть начала проигрывать. Осенью они впервые больше чем за 10 лет проиграли выборы губернатора в Иркутске. Кстати, примерно в четверти регионов, где были губернаторские выборы, несмотря на фильтры и реальный недопуск оппозиции, они проиграли столицы регионов: от Архангельска до Благовещенска, Йошкар-Олы, Иркутска. Это вселяет в них неуверенность по поводу результатов партии власти. Рисуется перспектива потерять большинство в парламенте. А тут есть еще такая неудобная оппозиция, которая может впервые с 2003 года в парламент попасть.

- Но попасть в парламент очень сложно — существует множество фильтров. И последний из них — Центризбирком и новая мажоритарная система выборов.

– Есть много и других препятствий — недопуск СМИ, поливание чернухой. Но самое эффективное оружие против оппозиции, чтобы она не попала в парламент — просто пугануть Кадыровым, чтобы она разбежалась, уехала из России, опасаясь за свою безопасность. Я говорю так потому, что я сам бывший бюрократ, работал чиновником при Путине. Я знаю, что такое субординация в этой системе. Я очень хорошо понимаю, что Кадыров и его компания — не идиоты. Они знают, где пролегает красная линия «юрисдикции папы», которую нельзя переступать. Кроме этого, тут есть еще несколько моментов. У Кадырова нет союзников в федеральной власти. Кроме Путина, там все — его враги. Очень много врагов у него среди силовиков. Которые буквально хотят его сместить и заменить кем-нибудь другим. Будет он, находясь в такой ситуации, предпринимать такие рискованные шаги? Я думаю, что нет. Его ближайшие приспешники на митинге читают свои гневные филиппики, опустив голову и по бумажке.

- Вы хотите сказать, что это не от души идет?

– В душе это у них, может быть, тоже есть. Но сам Кадыров на митинге не появился. И сам этот митинг оставил у меня очевидное ощущение чего-то срежиссированного, а не чеченского национального импульса. Я думаю, что такую кавалерийскую эскападу он сам проводить бы не стал. Скорее всего, его используют как пугалку, чтобы послать предпоследнее китайское предупреждение своим несистемным оппонентам: ребята, не лезть — у меня на вас есть «дикая дивизия».

- Вы только что сказали, что существует огромное количество разного рода башен Кремля, силовиков. И мы помним, как многие достаточно высокопоставленные силовики гневно отзывались о тогда еще будущем президенте Чечни в 2004 году. Это реальное противостояние между Кадыровым и силовиками?

– По моей инсайдерской информации, уже давно среди силовых структур, особенно в ФСБ, созрело представление, что Кадырова надо менять на кого-то другого. И они это представление регулярно доносят до Путина. Если посмотреть на последние 10 лет, когда война закончилась и уже установился правящий режим, там происходил такой процесс: Кадыров расширял поле своего влияния и сужал поле федеральных силовиков. Они там по факту сейчас только дислоцированы, и то в очень ограниченном масштабе по сравнению с тем, что было. При этом он всячески расширял поле для себя. И его приближенные стали многое позволять себе не только в самой Чечне, но и в сопредельных регионах: в Дагестане, Ингушетии и даже в Ставрополье. Эта система его личного всевластия и распространение его на весь Северный Кавказ, естественно, не нравится нашим силовым начальникам. И в свое время с недоверием относились к этой политической идее «чеченизации» конфликта, когда назначили Кадырова, было много признаков, что силовики против. Поскольку все там держится на суперавторитете Путина и его личного мнения, я бы не преувеличивал разногласия «башен Кремля». Ничего не обрушится, потому что авторитет Путина слишком тяжелый и все это «придавливает». Но напряжение есть, Кадыров и ключевые люди в системе федеральных силовиков друг друга просто не переваривают.

- Некоторые аналитики писали, что сегодня Кадыров хотел бы владеть всем Кавказом. Но федеральный центр его вразумил. И тогда Кадыров захотел иметь всю Россию. На ваш взгляд, возможен ли мем «Кадыров — президент России»?

– Я воспринимаю это как символическую постановку вопроса, потому что на фоне посеревшего портрета среднего чиновника... на ключевых постах в стране находятся какие-то серые и невнятные люди. Конечно, на этом фоне такой яркий и эмоциональный человек «снизу», как Кадыров, выглядит резко контрастно. Его многие так и оценивают, как одного из немногих реальных людей в этой системе, который является не винтиком, а самостоятельным ярким игроком. Но я уже описал систему сдержек вокруг Кадырова. Да, как только он утвердился в Чечне, у него сразу возник запрос на внешнюю экспансию. Но ему тут же дали по рукам, и он не то чтобы сразу перестал этим заниматься, но, в общем, вернулся в стойло. Помните рейды чеченцев в Дагестан? У них же внешняя экспансия еще с 90-х годов была одним из ключевых моментов, как говорят, «чеченского дискурса». Они рассматривали окружающие народы и республики, как что-то подчиненное, и хотели распространять свое влияние. Но то, что им это подрезали, как раз довод в пользу того, что Кадыров не настолько влиятелен.

- Британский судья, который рассматривал дело об убийстве Литвиненко, и жесткая реакция российского истеблишмента. Это политическая история? И почему столько лет ждали?

– Дело не в том, что ждали. В моем представлении там была механика несколько иная. Британское правительство изначально имело не подозрения, а данные о причастности российских высших лиц к организации этого убийства. И они как раз ради поддержания какой-то динамики в отношениях с Россией это все сдерживали. Кроме того, раскачка процесса женой Литвиненко и его соратниками заняла довольно много времени. Я думаю, что для британского правительства это не очень приятная ситуация.

- Почему?

– Это фактор, которым они не могут управлять. Например, когда Россия что-то очередное делает с Украиной, то у США, Европы, Британии есть выбор, как на это реагировать. Когда у вас звучат прямые обвинения, что другая страна у вас дома, в Лондоне, фактически совершила акт ядерного терроризма, если вы премьер — вы обязаны на это реагировать. И вы не можете расторговывать это за разные дипломатические штуки, вы обязаны действовать. И британское правительство не очень хотело вставать в такую позицию. Я, честно сказать, не жду, что британцы будут предпринимать какие-то резкие шаги здесь. Возможно, новые символические санкции будут введены. Но Дэвид Кэмерон, скорее, маневрирует в этой ситуации. Я не вижу с его глазах готовности идти в некий крестовый поход.

- Очень важное вы уже отметили — употребление именно полония-210. Но зачем? Допустим, я должен убить политического деятеля, который живет за рубежом. Я возьму самое простое и действенное оружие.

– За два года до истории с Литвиненко они убили Зелимхана Яндарбиева в Катаре. И было установлено, что это российские официальные лица по заданию российского руководства делали. Мы имеем дело с серией политических убийств за границей. Во-первых, они извлекли уроки из ситуации с Яндарбиевым, потому что они действительно пытались его убить совершенно банальным, физическим способом. Почему здесь был выбран именно полоний? История в том, что он трудно обнаружим. Его можно обнаружить, только если проводить специальную экспертизу. И это сделали совершенно случайно. Они выбирали яд, который очень трудно раскрыть. Сейчас Володя Кара-Мурза обратился в следственные органы с заявлением, что то, что с ним случилось прошлой весной, — это было по факту отравление. У него нашли в организме отравляющее вещество. Но обнаружить его было крайне трудно. Поэтому, скорее всего, в случае с Литвиненко, ставка была сделана на то, что все решат, что он заболел, съел плохие суши.

- Кажется, что радиоактивное вещество легче всего обнаружить — видны его следы.

– Про это много написано. Но полоний нужно искать только специальными счетчиками. Видимо, именно на это и был расчет. Что касается мотивов этого убийства, выдвигаются разные версии. В целом в федеральных органах власти давно курсировали слухи, что Литвиненко — это предатель, который сбежал на Запад и занимается какой-то подрывной деятельностью. Особенно когда он написал книжку «ФСБ взрывает Россию» и прямо обвинил их в этой темной странице истории России со взрывали домов в 1999 году.

- Значит, это было некое заявление. Потому что, если бы я хотел пустить тень на плетень, я бы постарался найти особо охраняемый материал российского производства, чтобы все подумали, что это — Россия.

– Все-таки я предпочитаю все эти события объединять в цепь. Потому что ситуация далеко не в пользу российских властей.

- В каком месте сейчас находится экономика?

– Она очень низко, даже не хочется называть — может неприлично прозвучать. У нас последний год идет такая игра: каждый месяц или даже неделю у нас действующие официальные лица рассказывают, что мы прошли дно кризиса или пик. Я думаю, сейчас всем ясно, что пик далеко. Это самый глубокий кризис за 20 лет, и мы даже не знаем, насколько глубоко мы еще нырнем. Нет ни одного фактора, который мог бы внушить оптимизм. Зато наклонная плоскость четко просматривается.

- Могут ли россияне надеяться, что вследствие каких-то изменений, политических или экономических, снова вернется то время, когда жить было хорошо и вкусно?

– Надежда — это прекрасное чувство. Но надо понимать, что все наше благополучие последних 15 лет легко объяснимо. Сначала был эффект девальвации, потом помогли цены на нефть, которые подросли, потом к нам пошли инвестиции. К нам с 2005 притекал капитал. И мы набрали портфель западных займов. Только частный корпоративный банковский сектор — почти на 700 млрд долларов. Сейчас это обваливается и давит на рубль. Капитал утекает — даже русские, которые зарабатывают здесь свои деньги, вывозят их. Иностранцы бегут как черт от ладана, закрываются ретейлерские проекты, закрываются заводы, энергетические проекты. Источника надежды нет, и правительство его не может назвать. Они говорят «терпите», но не говорят, до каких пор.

- Как вы относитесь к тезису, что у российской оппозиции нет никаких шансов, пока Путин силен?

– Я считаю, что шансы есть. Огромные ресурсы были потрачены властью на построение фасада. К власти у людей гораздо больше вопросов, чем хотелось бы создателям всей этой социологии.

- Вы чувствуете давление на себя?

– Мне бы не хотелось говорить подробно, но оно есть.

- Есть люди, которые боготворят Алексея Навального. Но есть и такие, кто задается вопросом: почему его сажают и никак не могут посадить? Не есть ли он одна из креатур Кремля, который готовит запасного игрока на случай Z?

– Меня тоже спрашивают: а почему тебя до сих пор не посадили? На что я отвечаю: ну, извините.

- У вас, Владимир, не тот бэкграунд.

– У Навального сидит брат. И видно, как он переживает, потому что чувствует свою ответственность за это. Потому что брат ничего политического не делал, его посадили фактически как заложника. Алексею не дают загранпаспорт, ограничивают выезд. Путин отпустил Ходорковского, видимо, потому что решил, что создание ореола мученика ему не очень выгодно. И лучше он будет сажать людей второго-третьего эшелона, которых не очень знают. Это, видимо, одно из объяснений, почему Алексей Навальный остается на свободе. Легитимные вопросы имеет право задавать каждый. Но те, кто их задает, должен понимать, что мы не на продуктовой базе отъедаемся.

- А все-таки, чем плохи такие лидеры, как Каспаров и Ходорковский? Находитесь ли вы с ним и в контакте?

– Каспаров, по сути дела, уже несколько лет как уехал из России и дает рекомендации из-за рубежа. На мой взгляд, это не очень ценно. А он продолжает призывать к бойкоту выборов, что является проигрышной стратегией, которая нам изрядно навредила. Что касается Михаила Ходорковского, на мой взгляд, мы находимся в контакте. Но есть разные формы помощи. Не касаясь конкретной ситуации, скажу так. Когда Порошенко выступал в американском Конгрессе, где обсуждался вопрос о возможности поставок оружия на Украину, он сказал: «Поставка одеял — это очень хорошо. Но вы не можете выиграть войну одеялами».

© Фонтанка.Ру