Когда в Петербурге появится первый в мире музей затонувших кораблей, «Фонтанка» узнавала у автора проекта, который может гордиться тем, что поднял со дна самого Путина.
О планах АНО «Центр подводных исследований Русского географического общества» вложить около 6 млрд рублей в реконструкцию Петровского дока в Кронштадте и создать музей затонувших кораблей «Фонтанка» рассказала во вторник, 16 февраля. Нечто подобное есть в Стокгольме, но у шведов стоит только один, 1628 года постройки, корабль «Васа». В России же видят в перспективе целый отряд деревянных кораблей петровской эпохи.
Идея принадлежит 26-летнему экономисту Сергею Фокину. К подводным исследованиям пришел через дайвинг, любовь к которому привил отец — Георгий Фокин, гендиректор компании «Газпром трансгаз Санкт-Петербург». В августе 2015 года Фокин-младший даже управлял батискафом, на котором президент Владимир Путин погружался на дно Черного моря.
— Сергей Георгиевич, докладывая губернатору Полтавченко о вашем проекте, глава комитета по инвестициям Ирина Бабюк озвучила сумму 6 миллиардов рублей. Из чего складывается эта цифра? Что в нее входит?
— Эскизный проект будет завершен в 2016 году. Рабочая проектная документация в оптимистичном варианте будет готова в 2018 году. И информация про 6 миллиардов рублей — это очень прикидочные цифры. Сумма весьма условная. Сейчас я не готов брать на себя ответственность говорить что-то более конкретное.
— Судя по всему, эти условные 6 миллиардов – стоимость реконструкции инфраструктуры в Кронштадте. А возможно оценить работы по подъему корабля со дна? Какой там порядок цифр?
— Стоимость этих работ зависит от степени сохранности корабля, от его положения на дне, от глубины погружения в ил, от глубины залегания и разнится настолько, что даже приблизительный порядок цифр назвать невозможно. Нет единых механизмов, устройств, которые гарантированно обеспечивают подъем. Каждый объект требует использования отдельных технических средств, какие-то из них, возможно, даже придется разрабатывать с нуля.
— Кто может стать потенциальным инвестором проекта?
— Данная информация, к сожалению, еще не сформулирована, и озвучить я ее не могу.
— В своем материале «Фонтанка» предположила, что к проекту будут иметь отношение «Газпром», где работает ваш отец, и структуры Юрия Ковальчука.
— Данные предположения не имеют под собой никакой основы. В «Газпром» мы не обращались. На данном этапе. Никаких формальных обращений в эту структуру не было и неформальных тоже. И мне бы очень хотелось, чтобы, особенно на данном этапе, подобной аналитики не было в СМИ.
— Но согласитесь, если человек хочет вложить 6 миллиардов и имеет при этом родственников из числа руководителей крупнейшей государственной нефтегазовой компании, это достойно упоминания в прессе. Это может многое объяснить.
— У меня дедушка в свое время работал доцентом кафедры Ленинградского инженерно-строительного института (сейчас СПб архитектурно-строительный университет). Но никто же участие университета в этом проекте не предполагает!
— Хорошо, не папа и не дедушка. Быть может, вы собираетесь брать кредит в банке? Или обращаться за помощью к частным инвесторам?
— Чтобы иметь конкретных инвесторов, необходимо показать нечто большее, чем просто красивые лозунги. Для этого сейчас и разрабатывается эскизный проект, после которого можно будет решать вопрос о привлечении финансирования в форме инвестиций, спонсорства, кредитов или любой другой. На данном этапе говорить что-то о личности потенциальных инвесторов преждевременно.
— Тогда давайте поговорим о самом музее. Есть понимание, какие именно экспонаты будут в нем представлены?
— Размеры объектов, которые мы сможем там расположить, будут зависеть от общей структуры музея. Она, в свою очередь, будет понятна после создания эскизного проекта, которым мы сейчас занимаемся. В Балтийском море уже найдено много хорошо сохранившихся судов, плюс каждый год находятся новые и новые, однако назвать конкретные из них, которые мы поставим в музей, я пока не готов. Хотя, безусловно, есть несколько вариантов.
— Например, «Архангел Рафаил», затонувший в Финском заливе при Петре Первом?
— Рассматривается, да.
— А тот, что стоит прямо у острова Гогланд?
— Вы имеете в виду фрегат «Олег», куда в 2013 году совершал погружение Владимир Владимирович? Были идеи, но, если быть честным, с технической точки зрения, фрегат слишком высокий для того, чтобы его можно было полностью поместить в док. Мы все-таки ограничены по глубине.
— Фрегат «Олег» находится между островами Гогланд и Соммерс, под водой. Я же говорю про корабль, который стоит на мели прямо возле острова Гогланд со стороны Балтийского моря, в ста метрах от берега.
— Понял. Данный объект не рассматривался пока. Хотелось бы отдать предпочтение деревянным кораблям более древних эпох, поскольку уникальность музея будет заключаться именно в экспонировании такого плана кораблей.
— Речь идет только о затонувших кораблях Финского залива и Балтийского моря?
— В первую очередь, да. Во-первых, в Балтике вода является неплохим природным консервантом, поэтому, особенно на глубине, степень сохранности объектов очень высока. Во-вторых, за богатую историю мореплавания там скопилось большое количество кораблей. Это если мы говорим о целых судовых корпусах. Безусловно, в музее будут экспонаты, которые можно будет привозить из разных мест.
— Получается, что российская подводная лодка «Сом», найденная в 2015 году в шведских водах, в вашу концепцию не укладывается?
— Сейчас мы ведем работу по организации совместной со шведами экспедиции на эту подводную лодку. Пока рано говорить о возможности ее подъема и тем более о ее транспортировке в Россию. Но если появится такая возможность, мы, безусловно, ею воспользуемся.
— У вас есть понимание, когда музей сможет начать работу?
— Сейчас идет стадия эскизного проекта, после которой мы приступим к разработке рабочего проекта и только затем к строительству. Поэтому любые разговоры о конкретных сроках — как пальцем в небо. Но не ждите такого, что в день открытия в музей заведут все корабли, и они красиво встанут. Фонды будут наполняться не год и не два. Нужно понимать, что корабль не поднимается на поверхность, а на небольшой глубине очень медленно буксируется в сторону дока. После чего заводится в доковый канал, попадает непосредственно в Петровский док, и только тогда начинается реставрация.
— Статус историко-культурных объектов присваивается кораблям уже после того, как их подняли и изучили, или его априори имеют все корабли, которые лежат на дне?
— Вопрос очень тонкий. Статус присвоения объекта культурного наследия — это некая формальная процедура. Если я не ошибаюсь, в России ни один корабль полностью эту процедуру не прошел. Здесь вырисовывается тема о необходимости регламентировать подводную деятельность на законодательном уровне. У нас есть некоторые идеи, которые мы не хотим пока раскрывать, но работа в этом направлении ведется.
Беседовал Александр Аликин,
«Фонтанка.ру»