ПоделитьсяДля непревзойденного борца с подделками авангарда Елены Баснер этот арт-детектив закончился оправданием. «Фонтанка» выяснила: защитить от фальшивки может только репутация. А ее больше нет.
Секундантами этой схватки были многие подразделения городских силовиков – уголовный розыск, Следственный комитет, прокуратура. Коллекционер Васильев обратился к ним еще летом 2011 года. И только в январе 2014-го у искусствоведа Баснер появилось уголовное дело по мошенничеству. Предметом аферы считалась подделка картины Бориса Григорьева «В ресторане», которую Васильев приобрел за 250 тысяч евро. В начале 2014 года Баснер отправили под домашний арест. В январе 2015 года дело было передано в Дзержинский районный суд.
16 мая 2016 года известный петербургский коллекционер Андрей Васильев сидел в кафе с автором статьи. «За день до приговора мы с вами пьем кофе и не знаем, какой завтра он будет. И это в России. Так что, даже по мнению сторонников Лены, мы живем в абсолютно цивилизованном государстве», – сказал тот, кто пять лет назад разделил в Петербурге рынок искусства на «до дела Баснер и после». Для критерия «спустя» информации пока маловато.
Личности наших дуэлянтов более чем примечательные. Они одного возраста, родились сразу после смерти Сталина, оба с малолетства при искусстве. Васильев из семьи врачей и в седьмом классе начал собирать старую книгу, что тогда было своеобразной фрондой. Баснер тоже из советских дворян, но столбовых. В школьные годы жила в пространстве, где потолки ниже четырех метров не бывают. Ее отец вложил свой музыкальный талант в страну с такой силой, что значение его песни «С чего начинается Родина» несколько лет назад подтвердил игрой на рояле сам Владимир Путин.
Так что «Википедия» обоих может смело назвать советскими и российскими искусствоведами. Другое дело, что у Васильева серьезнейшая коллекция картин, а у Баснер – архивы. И если Васильев просто принимает участие во многих экспертизах, то Баснер – признанный мировой авторитет по русскому авангарду. Но, при всем уважении к биографиям соперников, они вторичны в философском выводе этой драмы.
Если коротко, в судебных прениях виновность Баснер объяснялась уверенно. Во-первых, в сделке по продаже поддельной картины Григорьева она выступала не только как искусствовед, но и как посредник, получивший 20 тысяч долларов.
Защита экс-сотрудницы Русского музея эти деньги называла не иначе как выражением благодарности, размер которой Баснер не оговаривала и не назначала.
Во-вторых, обвинение опиралось на тот факт, что, когда в 1983 году Русский музей принимал завещанную ему коллекцию Окунева, Баснер была в приемной комиссии, а потому не могла не знать, что настоящая картина «В ресторане» находится в запасниках музея.
Защита Баснер парировала: тогда комиссия зачислила в музейный фонд более 800 объектов, из которых 366 – художественные полотна, и было бы странно говорить, что через 26 лет Баснер должна была помнить об одном из них.
В-третьих, прокуратура привела на суд десяток свидетелей, которые заявили о высоком профессионализме Баснер, а это значит, что ошибиться она не могла.
Защита взяла за опору показания тех же свидетелей и перевернула: «В ресторане» – высококлассная подделка, которую не отличить «на глаз».
Конечно, в деле есть еще масса плутовских подробностей, как, например, присутствие трижды судимого жителя Таллина Аронсона, который якобы привез это полотно, но границ России не пересекал. Все это жутко смешно, но, к сожалению, не имеет отношения к выводам, которые 17 мая, уже после приговора, предлагает «Фонтанка».
Опять же если коротко, то произведения искусства покупают в трех случаях: повесить на стену, инвестировать, подарить. Защиты от подделок немногим больше. В начале был визуальный метод. Это те же баснер и васильевы. Они и говорят – оно или не оно. Могут часами доказывать, но, по большому счету, внутреннее их убеждение складывается из опыта, приобретаемого десятилетиями.
Еще обыватель знает о технической экспертизе. «Фонтанка» обратилась к заведующему отделом научно-технологической экспертизы Государственного Эрмитажа Александру Косолапову. Обратилась, услышала и ужаснулась.
«Технические исследования дают практически стопроцентную точность подлинности полотна, чуть меньший процент определения авторства. Важны даже не сами исследования, а то, кто и как их применяет. Если это делают реставраторы, а не квалифицированные технические специалисты, то тут могут быть некоторые неточности в атрибутировании», – рассказал эксперт.
Вы только вчитайтесь в слова авторитетного специалиста одного из ведущих музеев страны: «практически стопроцентную», «меньший процент», «некоторые неточности», а главное – «важны не исследования, а исполнители».
Есть еще и такой нюанс, что мир впечатления и страсти петербургского искусства устроен аналогично нашему. Представьте картину: знакомитесь вы с шикарной дамой, а она на первом свидании показывает документ о разводе, справку из КВД. Вроде все честно, но вот так относятся и к экспертизам в Северной Пальмире.
Немногим лучше дело обстоит, если речь заходит о provenance. На Западе «с происхождением товара» проще — за последние сто лет там не было подобных нашему исторических катаклизмов. В России – раздолье. Под старую публикацию в каталоге прикладывают вновь написанную работу. Вот тебе и документы времен революции, чуть ли не за подписью Луначарского. Хочешь, полотно будет и с оккупированной территории.
Остается, братцы, только репутация. То есть признанное всеми имя. В большинстве сфер российской жизни этот термин девальвировался. Ни профессор, ни академик не вызывают придыхания. И как-то неловко, и даже сочувствуешь читателю, когда рассказываешь, что в материалах уголовного дела про Баснер есть упоминание о человеке, который позвонил в Русский музей, представился: «От Муслима», а затем ему вынесли картину. Еще раз: неизвестному человеку от Муслима вынесли картину из фондов Государственного Русского музея.
Баснер была брендом. А в поисковиках Сети первое, что выскакивает, – она непревзойденный борец с подделками авангарда. Первый оценщик, не говоря уже о советском аристократическом прошлом.
Ее оправдали, а с репутацией – дело дрянь. Осадок пожирнее, чем в анекдоте с ложками.
Это дело еще и расковыряло дырку в стене, отделяющей нас от рынка искусства. И мы увидели, что там происходит. Так что коллекционеру Васильеву никто из этой индустрии не благодарен. «Фонтанка» знает, что коллекционеру неоднократно высказывали в глаза про сор и избу.
Понятно, что подделки всегда были, есть и будут. Ведь Брейгеля подделывали еще при Брейгеле. Да и мир устроен по принципу "мы любим женщину так, как показывают нам по телевизору". Мы вторичны. Но хотя бы искусство, а в данном случае – русский авангард, все-таки должно быть первично.
После оправдательного приговора 17 мая грустный Васильев предельно вежливо ответил «Фонтанке»: «Уважаю решение суда, но мне кажется, что ряд доказательств получили несправедливую оценку. У меня нет ощущения, что Елена Баснер оказалась жертвой обстоятельств».
– Что вы теперь будете делать? – спросила «Фонтанка» Елену Вениаминовну.
– Жить честной жизнью пенсионера.
ПоделитьсяИ напоследок еще раз о репутации. «Фонтанка» дала слово нескольким из серьезных нынешних коллекционеров, что не назовет имен, но вынуждена уведомить: после этой истории они прекратили собирать русское искусство и теперь вкладывают деньги в западные полотна, купленные там же. Дороже, хлопотнее, но вернее.
Да, чуть не забыли: когда судья огласил оправдательный приговор, зал аплодировал.
Евгений Вышенков,
Татьяна Востроилова,
«Фонтанка.ру»
