Шнур, Дацик, Милонов, Невзоров… - наши сказочные персонажи. Это Нетребко в День города созвала светский мир. Люди же любят кукольный театр. Кстати, важный рыночный фактор для бизнеса.
Любой День – положенная годовщина. Управленцам – хлопоты, купцам – навар, модной тусовке – шанс отметиться, а люду – повод погулять да накатить. Отсюда не может быть претензий к Дворцовой площади, а тем более к Нетребко, которую вечером 27 мая все протиснувшиеся в эту залу смогли прослушать. Все же Питер больше зависит от других имен.
Трудно себе представить, как петербуржцы следят мыслями за спикером ЗакСа Макаровым или (при всем уважении) за только что избранным очередным почетным гражданином академиком Окрепиловым. А Гергиев, Пиотровский – аристократия. Их признают и уважают. Но они – в логике начальства, то есть не отсюда. Мы же радуемся фольклорным элементам, будто повторяя постоянно гоголевскую фразу, что Невский – это театр. И у каждого из них есть своя сказочная функция.
Первым в последних новостях – Шнур. Это, если хотите, шут. Только ему позволено говорить правду так. И мнение депутатов и Смольного не играет никакой роли. Мы ждем, когда он вновь перебьет своим языком плоские рассуждения об обществе. Если в традиции русской сказки, то он – Иван-дурак. Абсолютно любимый персонаж.
Волшебный заступник Дацик – типичный русский богатырь. Десятилетний ребенок, так опередивший себя же в физическом развитии, что способен быстро и просто учинять подвиги. Такой бы понравился и древним грекам. Вот – полицейское войско все поет, что рано встает охрана, а не может управиться с борделями. А Слава возьми да искренне, по-молодецки, разгроми стыд. Теперь в остроге. Наверное, от того, что это стало зримо, а, значит, и унизительно служивым.
Очень простое устройство – Милонов. Он только и ждет сигнала, чтобы ответить. Но смастерил себя сам и довел до федерально-мирового уровня. О нем вспоминала даже Мадонна, а она знает о Петербурге лишь два слова – Ленин и Путин. Можем, конечно, порассуждать, что его борьба основана на неактуальности еврейского вопроса, намекнуть на истории неоштурмовиков, но сказка предусматривает каркающую ворону. Иначе какой это, к чертям, дремучий лес.
Депутат Вишневский – блаженный в парламенте. Антипод буржуазного цинизма. Посмотришь и подкупать смысла не увидишь. Потому что безвредный. Как диссидент, которого разрешили в КГБ.
Гангстер Кумарин – чистый Соловей-разбойник. Он знал, что у царя есть кол, но тут как в известном фильме Охлобыстина: «Последнее слово говорить будете? – Буду! Свободным человека может сделать только нож». И он в узилище. Теперь чаща стала менее настоящей.
Роль Невзорова – этакая ипостась дьявола. Это наш Воланд. Будто все время повторяет фразу из «Всей королевской рати», что добро надо делать из зла, потому что его больше не из чего делать.
Мудрый Константинов – будто старец-резонер. Он побывал, послужил. Консерватор-классик, не желающий что-либо запрещать. Теперь больше учит, мол, не все так поверхностно, как нам кажется.
Положи их на весы с Невзоровым – Инь и Ян.
Ректор Запесоцкий – чудесный оборотень. Старается взобраться на место академика Лихачева, но фальшивит. Одет ярко, как кот Базилио. Без такого – скукота.
Шевчук – трубадур из Бременских музыкантов.
Д`Артаньян Боярский – талисман. Всегда в шляпе и на футболе. Его пора в Пулково продавать на сувениры.
Душевно странный Каравайчук – точное попадание в образ сложного представления народа об интеллигенции. Еще с послевоенных времен вся шпана на Васильевском острове знала, что он «того» и еще музыкант. Потому что хоть Чайковский пройдет мимо – не заметят, а на Каравайчука вся детвора оборачивается.
Героиня сиротской песни Буланова. Наша Мальвина. Спасибо ей.
Историк Лурье – тоже мудрец, но из рюмочной. Дервиш, дед–басенник. Ему всегда можно позвонить – это наша петербургская нескончаемая Википедия. Наливай – заслушаешься, на метро опоздаешь.
Пифия Сокуров говорит притчами. Такой советник императора другого типа, из намеков которого там, наверху, могут складываться смыслы. Взывает к милости.
Не учел еще многих из настоящей туристической привлекательности. Об ушедших что вспоминать. Мифы о них – в бронзе.
Вот экскурсовод показывает на Малой Конюшенной Шведскую церковь, но гостям больше понравится указатель на квартиру Гребенщикова, откуда когда-то очередь девиц тянулась до ДЛТ. Каждый год докладывается новое. Теперь 11-линия Васильевского острова знаменита не доходным домом, где народовольцы варили динамит, а голыми девахами, которых гнал Дацик. Или точка на канале Грибоедова, откуда Шнур скинул того гаишника, что потом на лошади катался.
Юродивый Павленский. Он и плоть свою мучает, прибивая себя гвоздями к брусчатке. Он и двери на Лубянке поджигает, требуя привлечь себя за терроризм. Таких на Руси и Борис Годунов опасался трогать. Говорит то же самое, что шут, но как и христову человеку положено.
Люди нуждаются, чтобы эти амплуа были заняты.
Не фигуры, а мечта компании. Кабы их вместе собрать, да на Дворцовой под картошечку с ними посидеть. Безусловно, они имеют огромное народно-хозяйственное значение.
Заметим, что нет в Петербурге воплощенного зла. Тут это не очень проходит.
Евгений Вышенков, "Фонтанка.ру"
