Поделиться«Фонтанка» вместе с экспертами постаралась всесторонне изучить причины, а главное - понять мотивы «плутониевого» законопроекта Владимира Путина.
Масштаб выдвинутых президентом РФ условий, видимо, должен говорить о том, что Соглашение об утилизации оружейного плутония (СОУП) для США ещё важнее, чем усыновление российских сирот. Потому что в обмен на сирот «акт Магнитского» не отменили. Но специалисты оценивают СОУП иначе.
На сайте Государственной думы зарегистрирован первый для нового созыва президентский законопроект. Россия приостанавливает действие соглашения с Соединёнными Штатами Америки об утилизации оружейного плутония. Причин для этого, как следует из документа, две. Во-первых, США оказались неспособны «обеспечить выполнение принятых обязательств по утилизации избыточного оружейного плутония в соответствии с Соглашением». Во-вторых, «в связи с коренным изменением обстоятельств, возникновением угрозы стратегической стабильности в результате недружественных действий Соединенных Штатов Америки в отношении Российской Федерации». Но это – только первая часть законопроекта.
Вторая часть оговаривает: президент Российской Федерации может и возобновить действие соглашения. Для этого США должны выполнить ряд условий. А именно:
– сократить численность войск НАТО на территориях стран, вступивших в альянс до 2000 года;
– отказаться «от недружественной политики в отношении Российской Федерации», как то:
– отменить «акт Магнитского»;
– отменить «направленные против России положения» закона «о поддержке свободы Украины»;
– отменить все санкции, введённые в отношении российских юридических и физических лиц;
– компенсировать ущерб, понесённый Россией «в результате введения санкций», указанных в предыдущем пункте, включая «потери от введения вынужденных контрсанкций».
Что все это значит
– С технической точки зрения, отказ от соглашения с нашей стороны не нанесёт США вообще никакого вреда, – считает директор «Атоминформ-центра», главный редактор портала AtomInfo, физик-ядерщик Александр Уваров. – Это для них ничего не меняет.
Более того, если США и оказались неспособны «обеспечить выполнение принятых обязательств», то утверждать это как минимум рано: по условиям соглашения, синхронная утилизация должна начаться только в 2018 году.
Почему в одном законопроекте оказались связаны утилизация плутония, санкции, американская помощь Украине и контингент НАТО – вопрос не к физикам, а к другим специалистам. Но прежде «Фонтанка» решила выяснить, как именно проштрафились Штаты с плутонием. Разобраться с этим нам помогли, кроме Александра Уварова, статьи ведущего научного сотрудника Центра по изучению проблем контроля над вооружениями Владимира Рыбаченкова и научного сотрудника Физико-энергетического института Геннадия Пшакина.
Плутоний нам друг
Подготовка Соглашения об утилизации оружейного плутония (СОУП) началась в середине 1990-х – в рамках программы ядерного разоружения. Российские ядерщики предлагали плутоний перерабатывать.
– Если говорить очень упрощённо, то оружейный плутоний отправляют на завод, где из него изготавливают топливо для АЭС, так называемое МОКС-топливо, – объясняет Александр Уваров. – Плутоний считается утилизированным, когда «таблетка» отработала в реакторе АЭС.
О МОКС-топливе говорили как об инновации. Американцы с самого начала предлагали другой способ утилизации: смешать оружейный плутоний с неким веществом, это сделает его непригодным для производства оружия, а смесь захоронить на глубине в полкилометра. У Штатов для этого существует комплекс в Нью-Мексико. Россия от такого метода отказывалась категорически.
– Во-первых, это не соответствовало планам развития нашей атомной энергетики, – говорит Александр Уваров. – Зачем нам закапывать ценный материал? И второе – российская сторона задавала вопрос: вы уверены, что нельзя будет откопать и отделить плутоний? Американцы честно отвечали: государство при желании сможет, правда – потратив много денег и сил.
В сентябре 1998-го стороны подписали рамочный документ, а в 2000-м – соглашение. Россия должна была проводить «работы, связанные с сооружением необходимых установок», получая финансовую помощь от США и других стран «большой семёрки». За первые годы 2000-х страна получила от Запада 850 миллионов долларов.
В 2007 году американцы уведомили Россию о прекращении финансирования. Соглашение начали дополнять протоколами, которые фиксировали перемены. Окончательный вариант был ратифицирован Госдумой и вступил в силу в июле 2011 года. На сайте Кремля можно найти его условия http://kremlin.ru/events/president/news/11487, в частности – какой именно способ утилизации попал в документ: «путём облучения в качестве топлива в… ядерных реакторах… а также посредством иммобилизации с высокорадиоактивными отходами или любыми другими взаимосогласованными способами». Иммобилизация – это то, на чём настаивали Штаты. Иными словами, оговорены оба способа. Главное, чтобы они были взаимосогласованными. Каждая страна должна утилизировать всего 34 тонны оружейного плутония – по 2 тонны в год, начиная с 2018-го.
В соглашение было включено положение о том, что США не только организуют утилизацию у себя, но и выплатят России ещё 200 миллионов долларов «на работы, связанные с проектированием, строительством, лицензированием и эксплуатацией» завода по производству МОКС-топлива. Выплата не была обязательной для США. Но соглашение предусматривало ещё создание международного фонда «для обеспечения реализации в России проекта утилизации», так как, по оценке экспертов, «для осуществления полного объёма работ по программе утилизации оружейного плутония потребуется более 2 млрд долларов».
Сегодня в России, в городе Железногорске, построен и функционирует завод по переработке оружейного плутония. Для работы на таком топливе готовы два реактора. Но говорить, что Россия досрочно начала утилизацию, неправильно.
– Ни одного грамма из этих 34 тонн мы не тронули, 2018 год ещё впереди, – замечает Александр Уваров. – Есть много другого плутония, который не входит в эту квоту. Для нас переход на МОКС-топливо – стратегическое направление атомной энергетики. Мы просто спокойно занимались своим делом, понимая, что в какой-то момент, к 2018 году, те возможности, которые мы получили, будут подключены к исполнению договора.
Американцы, в конце концов, согласились перерабатывать свой плутоний. Они купили технологию у французской ядерной корпорации AREVA и в 2007 году начали строить завод в Южной Каролине. На момент вступления соглашения в силу он был готов на 60 процентов. С 2014 года вокруг строительства идут споры: противники считают его слишком дорогим и ненужным удовольствием.
В 2016 году строительство продолжается, но Конгресс не соглашается выделить на него деньги в 2017-м, предлагая стройку законсервировать, а плутоний с 2018-го закапывать. Именно эти дебаты, а ещё – невыплаченные Штатами 200 миллионов долларов, воспринимаются в России как отказ от договорённостей.
– Американцы сейчас цепляются за слово «иммобилизация», которое осталось в соглашении, – говорит Александр Уваров. – На самом деле, предполагалось, что так они поступят с какой-то небольшой частью квоты, а в основном будут перерабатывать.
У России есть опасения, что когда-нибудь американцы откопают свой плутоний, сепарируют и используют как оружейный. Они и сами признают, что теоретически это возможно. Но целесообразность таких действий можно оценить по цифрам: в целом запасы оружейного плутония, наработанного США во время «холодной войны», оцениваются в 110 тонн, российские – в 150 тонн. Когда каждая сторона уничтожит 34 тонны, у неё ещё останется достаточно, чтоб не нуждаться в раскопках.
Почём санкции?
«Плутониевый» законопроект президента Путина можно считать эпохальным документом. Впервые на высшем уровне признаётся, что западные санкции оказались не столько смешны для «Искандеров», сколько разрушительны для экономики РФ. И есть нечто совершенно новое: выясняется, что ущерб нанесли и контрсанкции.
– Прежде речь шла о том, что огромные убытки терпят страны, попавшие под наши санкции, – замечает экономист, в прошлом – министр экономики России Андрей Нечаев. – А оказалось, что Россия тоже понесла ущерб? Со стороны власти это признание дорогого стоит.
Андрей Нечаев называет автора законопроекта человеком креативным.
– Предложить американцам компенсировать ущерб от санкций, которые ввела сама Россия, – это оригинальное решение, – признаёт он.
В законопроекте, по его мнению, не хватает нескольких цифр.
– Было бы интересно узнать, как, в какую сумму российские власти оценивают ущерб от санкций и контрсанкций, – добавляет экономист. – Вдруг американцы соберутся платить?
Профессор МГИМО, политолог и историк Валерий Соловей считает, что американцы вряд ли вообще станут отвечать на эту законодательную инициативу.
– Россия на то и рассчитывает, что США не смогут ответить, – замечает он. – Как ответить на такие требования? Если начать отвечать по-настоящему, велик риск конфронтации.
А могут, продолжает, и ответить. Причём ответ будет диаметрально противоположен тому, какого добиваются авторы законопроекта.
– Если вы требуете отмены, например, индивидуальных санкций, значит, санкции для вас очень чувствительны, – говорит Валерий Соловей. – То есть – их надо расширять, углублять. Значит, надо преследовать членов семей российской элиты за границей. Значит, надо разыскивать активы. Чем они, кстати, и занимаются очень интенсивно. Опубликования результатов мы можем ждать уже в начале следующего года. Например – о том, как Россия подкупает западных политиков.
Если же ставилась задача напугать Америку так, чтоб она мигом отменила санкции, то получилось, считает политолог, мимо цели.
– Для американских политиков Россия – страна, находящаяся в состоянии тяжёлого и необратимого упадка, – говорит политолог. – Да – их беспокоят вспышки агрессии, военная машина и так далее. Но военная машина, которая не имеет основания в виде мощной экономики, обречена, она всё равно деградирует.
«Письмо турецкому султану»
Почему вообще для разговора о санкциях было выбрано соглашение о плутонии? Во-первых, полагает политолог Глеб Павловский, с реализацией этого соглашения действительно есть проблемы, об этом давно известно, – есть за что зацепиться. Во-вторых, всё, что связано со словами «ядерная угроза», заставляет Запад вздрагивать.
– Это сигнал о крайнем недовольстве, – трактует закон Павловский. – И в этот сигнал добавлена ядерная тема – как лёгкая форма сильной угрозы. Плутоний используется для некоторого шантажа. Потому что всё, что связано с ядерным оружием, – тема всегда крайне острая и замечаемая прессой. Именно такая задача и стояла: чтобы пресса заметила и оценила.
В целом «плутониевая» инициатива такая богатая, что до конца и не скажешь, кому она адресована.
– Закон напоминает «письмо турецкому султану»: и это ещё вставим, и это вставим, – оценивает её ведущий научный сотрудник Института экономической политики Кирилл Рогов. – Претензии к Америке, которая нарочно дестабилизирует нашу экономику, – эта часть адресована, видимо, для внутреннего потребления.
Одновременно, продолжает политолог, в документе есть часть, адресованная Америке. И она не лишена логики. Помимо собственно плутония, это разговор о НАТО.
– Вторая претензия, по поводу увеличения контингента НАТО, тоже логична, но это уже логика «холодной войны», – замечает Кирилл Рогов. – Мы не говорим, что мы изменили территориальные границы, присоединив Крым, что провели силовую операцию, что размещаем там войска. Зато предъявляем претензии по поводу НАТО.
Такая направленность на Штаты, по мнению политолога, делает документ в целом очень унизительным для России.
– В официальном законопроекте – и такая ахинея, – констатирует Кирилл Рогов.
И именно поэтому, уверен он, США вообще проигнорируют претензии России: отвечать на это, говорит, – значит опускаться на один уровень с авторами «письма турецкому султану».
Валерий Соловей считает, что законопроект, кому бы он ни был адресован, последствия будет иметь внутри страны.
– Понятно, что после этого уже ни о какой либерализации, ни о каких реформах говорить не приходится, – отмечает он. – Это установка на превращение России в военный лагерь. Со всеми вытекающими последствиями: ужесточение дисциплины – требования будут относиться к политическим и гражданским отщепенцам, накачка компенсирующей идеологии – кругом враги, мы их не боимся, но чтобы они нас боялись, надо быть едиными и сплочёнными. То есть конфронтационный стиль будет доминировать и внутри страны.
Политолог Дмитрий Солонников, директор Института современного государственного развития, предлагает обратить внимание на события, сопутствующие появлению законопроекта. Например – на планы правительства урезать в российском бюджете социальные статьи ради увеличения расходов на оборону. Всё это вместе, считает он, – вполне ясный сигнал Штатам.
– Речь идёт о психологическом давлении именно в ядерной сфере, – отмечает он. – А санкции в очередной раз обозначены как актуальная повестка дня. Мы говорим США: ситуация в мире ухудшается, вы ведёте в отношении нас политику так, что мы понимаем – мы для вас стали врагами. И раз так, мы теперь не можем проводить ту политику, которую проводили, когда мы были друзьями. Или вы возвращаете всю ситуацию назад – и тогда мы снова друзья, давайте снова говорить о ядерном разоружении. Или мы остаёмся врагами – и каждый копит свой ядерный потенциал, а угроза ядерной войны сохраняется для всего мира.
Уесть Америку
Но может статься, что тема плутония выбрана и по другой причине. Ядерная энергетика – это, говорит Александр Уваров, то немногое, чем Россия сегодня может «кольнуть» Штаты.
Формальным поводом поднять тему СОУП стали, повторим, дискуссии в США о консервации недостроенного завода в Южной Каролине. Этот проект возник только потому, что Америка подписала с Россией соглашение. Штаты потратили на него почти 10 лет и миллиарды долларов. И вот теперь Конгресс считает, что дешевле его законсервировать.
– Вам честно сказать или как? – отвечает Александр Уваров на вопрос о причинах. – Руки у них кривые. Строить надо уметь.
По его словам, у США при реализации проекта «возникла масса проблем технического плана».
– Россия, при всей куче наших проблем, все эти годы после развала СССР продолжала хоть что-то делать в атомной энергетике, – объясняет физик. – Сохранились технологии, знания, даже люди не все разбежались. А американцы в какой-то момент просто забросили эту тему. Последний реактор они у себя запустили, если не ошибаюсь, в 1996 году. И первый после этого перерыва – сейчас, в 2016-м. Они потеряли 20 лет. В атомной отрасли это сказывается мгновенно.
Многое, видимо, будет зависеть от того, как отнесётся к строительству завода будущий президент. В 2011 году от США подпись под соглашением ставила госсекретарь Хиллари Клинтон.
– Демократы в Америке, как правило, более заинтересованы в вопросах нераспространения, – замечает Александр Уваров.
Ирина Тумакова, «Фонтанка.ру»
