Место, где водка замерзает, а спирт превращается в желе

В Петербург вернулись сотрудники российской антарктической экспедиции. Чем жизнь и работа в Антарктиде похожа на условия на Марсе, они рассказали «Фонтанке».

Сотрудники 61-й российской антарктической экспедиции зимовали на Южном полюсе, на единственной российской полярной станции, расположенной в центре шестого континента – на полюсе холода Земли. О станции «Восток» говорят, что за 60 лет полярных исследований там побывало меньше людей, чем в космосе. Как живут полярники и зачем они возвращаются в Антарктиду – спросила у них «Фонтанка».

Как сообщает еженедельный отчёт Российской антарктической экспедиции, с 9 по 16 марта на станции «Восток» держалась температура воздуха от -64,8 градуса по Цельсию до -44,2. Ветер достигал 11 метров в секунду. Ещё на трёх станциях, расположенных у побережья континента, установилась осенняя погода: «Мирный» – от -18,6 до -3,4, «Прогресс» – от -16,3 до -3,6, «Новолазаревская» – -12,6 до -7°С. Пятая станция, «Беллинсгаузен», находится почти на такой же широте, как Санкт-Петербург, но в южном полушарии. Там сейчас до плюс пяти градусов, ветер, слякоть.

Это пять российских круглогодичных полярных станций в Антарктиде. Первой была «Мирный», она начала работать в апреле 1956 года. С этого времени начинается отсчёт советских, а потом российских антарктических экспедиций. Сейчас из Антарктиды возвращается 61-я экспедиция, ей на смену отправилась 62-я. Самая современная станция – «Прогресс», открыта в 1989 году. У Советского Союза когда-то было ещё четыре станции. «Ленинградская» и «Русская» закрыты на закате СССР, на «Молодёжной» спустили российский флаг в 1999-м, «Дружную» законсервировали в 2013-м.

Географический Южный полюс успели занять американцы, но Советский Союз «застолбил» геомагнитный. Рядом с ним в 1957 году начала работать наша вторая станция – «Восток».

Сами полярники говорят, что за 60 лет на зимовках на «Востоке» побывало народу меньше, чем в космосе. Здесь – полюс холода Земли. Температурный рекорд зимой – минус 89 градусов. Самый «жаркий» день был зафиксирован в год открытия станции: 16 декабря 1957-го температура достигла минус 13,6 градуса. Восемь месяцев в году она не поднимается выше -60. Станция расположена на высоте 3500 метров над уровнем моря, но воздух здесь настолько разреженный, что высотомеры фиксируют давление, как на высоте около пяти тысяч. Нехватка кислорода и углекислого газа приводит к ночным остановкам дыхания, низкое давление вызывает головокружения, носовые кровотечения. И высокая радиация из-за повышенной прозрачности атмосферы и озоновых дыр.

– Условия станции максимально близки к условиям на Марсе, – рассказывает Сергей Коробов, работавший в 61-й экспедиции начальником «Востока». – Там почти такая же среднегодовая температура. Водка замерзает в бутылке. Чистый спирт полностью не замерзает, но превращается в желе. На Марсе температура даже чуть выше, чем на «Востоке». Влажность такая же низкая. На «Востоке» она ниже, чем в пустыне. Человек в таких условиях существовать не может.

Как становятся полярниками?

Сергей по образованию программист, когда-то окончил МИФИ, полярником становиться не планировал. Теперь вернулся из третьей экспедиции в Антарктиду.

– В первую я пошёл как системный администратор, – рассказывает он. – После МИФИ работал в Росгидромете, узнал, что нужен программист на «Новолазаревской». Это была 48-я экспедиция. После перерыва пошёл на «Прогресс», третий раз – уже на «Восток».

В его команде работал ведущий геофизик Юрий Серов, для него это тоже была третья экспедиция. По специальности он – инженер-электронщик. Перед первой экспедицией проходил стажировку, чтобы работать магнитологом.

– Проходите медкомиссию, потом стажировку, потом морские подготовительные курсы, – делится он опытом, как стать полярником. – С кандидатами проводят тренинги психологи, они дают рекомендации, сможет ли человек ужиться в коллективе. Люди должны быть абсолютно лишены агрессии, они должны уметь друг с другом взаимодействовать. Отобранный кандидат проходит инструктаж в институте и сдаёт экзамен по технике безопасности. И так – перед каждой экспедицией, сколько бы у вас их ни было раньше. Ещё один инструктаж – на судне. И третий – уже на станции.

Полярников и грузы в Антарктиду доставляют два научно-экспедиционных судна. «Академик Фёдоров» и «Академик Трёшников».

– Это не ледоколы, но суда ледового класса, по океану идут медленно, – объясняет Сергей. – Выходит «Академик Фёдоров» из Санкт-Петербурга с грузом: продукты, стройматериалы, оборудование и всё остальное. Там же и полярники. По пути судно останавливается в одних и тех же портах. В Германии закупаем продукты и проводим какие-то ремонтные работы. Потом – Кейптаун. Это крайняя южная точка в ЮАР, там удобно докупить свежих продуктов – овощи, фрукты, яйца. Оттуда судно идёт к Антарктиде. Обходит все станции, иногда возвращается в Кейптаун для новой загрузки. Сотрудники, у которых закончилась смена, погружаются на судно, идут до Кейптауна и оттуда могут домой улететь самолётом. Если «Академик Фёдоров» последней забирает смену на «Беллинсгаузене», то возвращается через Монтевидео или Рио-де-Жанейро, к этой станции ближайшие порты в Южной Америке. Можно доставлять грузы и людей самолётами, но надо везти на станции ещё и солярку для дизель-генераторов, огромное количество.

Что делают полярники на станции?

В минувший сезон на «Востоке» работали 20 человек. Но на зимовке оставались только двенадцать: начальник, инженер-буровик, метеоролог, магнитолог, радист, четыре специалиста для обслуживания дизельной электростанции, повар и два врача. Главная задача станции – комплекс исследовательских работ. Юрий отслеживал изменения магнитного поля земли.

– Собираю данные, провожу первичную обработку, ежесуточно отправляю в институт, а уже здесь происходит дальнейшее исследование, – описывает он свою работу.

У Сергея, хоть он и начальник, были свои программы – по изучению ионосферы и озонового слоя Земли. Всего на «Востоке» работало 12 научных программ. В том числе – у буровиков.

– Бурить – это отдельная сложная наука, – замечает Сергей. – На таких глубинах сейчас не бурит никто, кроме России. Догоняют французы и итальянцы, но мы – первые. В сезон буровики спали по 3-4 часа, работали в три смены, чтобы отправить на большую землю больше кернов.

Керн – это ледяной столбик, извлечённый из толщи льда, которому миллионы лет. Их изучают гляциологи. Некоторые изыскания вообще можно проводить только в районе «Востока» – на полюсе холода. Керны с «Востока» считаются эталонными.

– Керн, который достают из скважины, даёт очень интересный материал, – объясняет Сергей. – Чем глубже скважина – тем дальше мы уходим по временной шкале. Пробурив весь антарктический лёд, можно получить «линейку» на миллионы лет. Каждый такой столбик будет давать огромное количество данных: какой состав атмосферы был в определённый период времени, какая температура, были ли извержения. Отложения – это, собственно, замёрзший состав атмосферы. По процентному содержанию азота, серы, углекислого газа и так далее можно проводить очень интересные исследования. И благодаря этим кернам мы знаем, как развивалась погода, какие были климатические условия, когда были оледенения и потепления.

Самые ценные керны везут в Петербург – в НИИ Арктики и Антарктики. На научно-экспедиционном судне «Академик Фёдоров» есть специальные морозильники. В порту керны забирает рефрижератор. Менее ценные образцы остаются в кернохранилище на станции.

Под «Востоком» было обнаружено озеро. Его так и назвали – озеро Восток. Оно входит в пятёрку крупнейших озёр в мире. Одна из гипотез – вода сохранилась из-за огромного давления льда. Существование озера учёные предсказывали ещё в 1950-х годах, потом идею подтвердили с помощью спутников. А в 2012-м году российским исследователям удалось пробурить скважину глубиной 3769 метров и достичь воды.

Ещё, добавляет Сергей, есть программа «Астра» – звезда в переводе. Она основана на том, что условия жизни на «Востоке» больше всего похожи на марсианские.

Есть ли жизнь на «Востоке»?

Раньше в Антарктиду доставляли подопытных мышей, чтобы наблюдать, как они выживут. Сейчас сюда запрещено завозить любых животных.

– Чтобы не нарушить экологическое равновесие, – объясняет Юрий. – Если привезти собаку, у неё свои микроорганизмы, а у местных пингвинов, к примеру, к ним иммунитета нет.

На станции «Восток» нет пингвинов. Там вообще нет животных. В таких условиях выживают только люди. В сезон, летом, здесь можно «погреться» при -40, но сезон короткий. Восемь месяцев в году температура не поднимается выше -60 градусов, а с апреля по август длится полярная ночь. В это время станция переходит на полностью автономное существование.

– Суда уходят, аэродром закрывается, ни привезти, ни увезти ничего и никого невозможно, – добавляет Сергей. – Если даже кто-то заболеет – будут справляться наши врачи. Подводная лодка? Нет, это хуже. Лодка, если что, может всплыть. Даже на космическом корабле в экстренной ситуации можно людей вернуть на Землю. А на «Востоке» – никак.

До ближайшей российской станции «Мирный», расположенной на побережье Индийского океана, полторы тысячи километров. Примерно 600 километров – до франко-итальянской «Конкордии» или китайской «Куньлунь». В сезон эти расстояния можно преодолеть на самолёте или санно-гусеничном поезде. Зимой – никак. В 1982 году на «Востоке» случился пожар, станция осталась без электричества и отопления, и 8 месяцев её персонал топил соляркой самодельные печки, пока с «Мирного» не привезли новые дизели.

Сейчас для связи с внешним миром есть спутниковый Интернет.

– Потихоньку через него налаживают телефонную связь, – уточняет Сергей. – Рядом с нами китайцы, у них пропускной канал Интернета более скоростной, и они ставят вышку для телефонной связи. У нас пока этого нет.

На вопрос «почему нет» Сергей не отвечает. Но есть известные факты. Американцы к своей станции «Амундсен-Скотт» на Южный полюс от побережья проложили ледяную дорогу, по ней круглый год могут ходить вагончики на гусеницах с туалетами и спальными местами. Для «Востока» пока даже обычный стационарный туалет – проблема.

– Но есть вещи, в которых и мы впереди, – говорит Сергей. – Так у всех.

Сама станция находится под снегом.

– На поверхности торчат только антенны, – рассказывает Юрий. – Если смотреть на станцию сверху, то это белое поле. Только здание дизельной электростанции надо постоянно откапывать.

Пространство под снегом называется тоннель. Там теплее, чем снаружи: «всего» -50-60 градусов, когда над «одеялом» может быть -80.

– У меня лаборатория была в здании, в трёхстах метрах в тоннеле – лесенка, чтобы вылезать на поверхность для работы, а там ещё в трёхстах метрах – оборудование, – продолжает Юрий. – Его обслуживаешь, делаешь все измерения, потом лезешь обратно, в лаборатории всё обрабатываешь.

Выходы на поверхность во время зимовок, добавляет Сергей, стараются свести к минимуму.

– Смотрим прогноз погоды, – объясняет он. – Вот, скажем, видим, что завтра температура поднимется с -70 до -60, – значит, можно будет выйти снег почистить.

Выход из корпуса начинается с одевания. Примерно, говорит Юрий, как у космонавтов.

– На голову сначала подшлемник – только глаза видны, потом шапка-ушанка и специальная маска с тепловыми фильтрами, – рассказывает он. – Если выйти без маски, ты вдохнуть не сможешь, просто обожжёшь лёгкие. На руках – специальные тонкие термоперчатки, а сверху – толстые рукавицы-шубницы. Если надо сделать мелкую работу, винтик какой-то закрутить, снимаешь рукавицы и остаёшься в термоперчаточке. И есть 30 секунд, чтобы что-то сделать. Если выйти с голой рукой, то 3-5 секунд – и вы рук чувствовать не будете. Открытые участки тела прихватывает мгновенно.

Зато благодаря нулевой влажности одежда в этих местах очень хорошо сохраняет тепло.

– Хотя какую одежду ни натяни, всё равно больше двадцати-тридцати минут не выдержать, – добавляет Юрий. – Мёрзнут, прежде всего, руки и ноги. И лицо. Самое большее, сколько я находился во время зимовки снаружи, – полчаса.

Рабочий день у полярников ненормированный. Но на станции установлен жёсткий режим дня: подъём, завтрак, работа, обед, дежурства по кухне и корпусу. Еду готовит повар, уборкой занимаются все по графику.

Едят продукты, закупленные по дороге в Германии и ЮАР или доставленные в сезон судном. Их держат в естественном морозильнике, где всё может храниться вечно. Овощи, фрукты там, конечно, не будешь хранить. Молоко только в порошке.

– Идёшь на склад, берёшь кусок льда под названием «колбаса», размораживаешь – получается колбаса, – рассказывает Юрий. – Сыр точно так же.

Чего не хватает полярникам на полюсе?

На «Востоке» нет воды. Если не считать, конечно, озера под 3700-метровым слоем льда. То есть воды вокруг полно, только она в твёрдом состоянии.

– Пилой нарезаем снег на кубы, – рассказывает Юрий. – По плотности он там – как пенопласт. Несём кубы в снеготаялку. Там огромный чан – куба полтора.

В дизельной установлен бак для «снежной» воды, оттуда она идёт к посудомоечной и стиральной машинкам и к рукомойникам. Это весь водопровод. Вместо душа – баня с тазиками в строго установленные банные дни. Питьевая вода тоже только из снега. Она экологически очень чистая. Даже слишком чистая.

– Эта вода – дистиллированная, – напоминает Юрий. – В ней нет солей и минералов. Её пьёшь – и она всё вымывает из организма. Поэтому зубы там летят только так. Мы специально принимаем таблетки с минералами и витаминами, но это, конечно, не то.

Но это всё, говорит Юрий, на станции если и обсуждают, то с шутками. Иначе выжить там тяжело.

– Все стараются оставаться весёлыми, шутить, – говорит он. – Если в этих условиях ещё и с кислым лицом ходить… В общем, шутками стараемся поддерживать настроение. Вот я вернулся в Петербург, сел в метро – знаете, что меня поразило? Какие кругом лица мрачные. Все белые, бледные, сидят, уткнувшись в гаджеты. Грустняк, тухляк и кисляк.

На «Востоке» от гаджетов отвыкают. Ищут другие способы занять свободное время.

– Представьте, что вас заперли на год в этой комнате, – Юрий обводит взглядом небольшой кабинет Сергея в НИИ. – Отняли у вас мобильный телефон. Вы, конечно, можете взять свой ноутбук, но Интернета в нём не будет. На станции Интернет есть, но два компьютера с общим доступом и скорость низкая. Чем вы будете заниматься? Да, библиотека есть. Даже есть иностранная литература, вы можете попробовать учить язык. Но из-за сниженного давления голова там соображает хуже, чем обычно.

Есть ещё проблема гиподинамии, и решить её стандартными способами, с помощью бега и тренажёров, в Антарктиде не получится.

– Там особо не побегаешь: голова закружится из-за давления, – объясняет Юрий. – То есть заниматься спортом можно, но это будут совсем не те занятия, что здесь. Нам, например, надо было чистить снег. Стояла полярная ночь, кругом темень. И 81 градус мороза. Мы оделись, как космонавты. Совокупность всех этих факторов – и просто тяжело двигаться. Я здоровый человек, физически подготовленный. Но мог кинуть три-четыре лопаты – и должен был стоять, отдыхать минуты две.

Ещё, продолжает Юрий, в Антарктиде не хватает обычных звуков и запахов. Даже тех, которые дома раздражали.

– Там тишина абсолютная стоит, – говорит он. – Не хватало уличного шума, запаха машин. Да просто лиц других людей! Сходить в магазин и что-нибудь купить. На деревья посмотреть.

Зачем они туда возвращаются?

Когда-то профессия полярника была второй по популярности после космонавта. О них писали в газетах, их встречали с цветами и звали рассказывать школьникам о героизме. Сейчас о том, что в Петербург вернулась очередная экспедиция, «Фонтанка» узнала почти случайно. Но в полярники люди почему-то идут до сих пор.

Юрий после первой экспедиции вернулся – и на следующий год пошёл во вторую. Вернулся – через год в третью. Дважды был на «Прогрессе», но хотел именно на «Восток», куда, наконец, и попал. Говорит, что на полюсе звёзды особенные, их тысячи и они огромные. Но в общем-то, уверяет, дело совсем не в романтике.

– Романтика проходит в первую же экспедицию, начинается работа, – усмехается он. – Но всё-таки переплыть на судне через океан, увидеть экзотические страны, поехать туда, где бывало очень мало людей…

Не последний аргумент – деньги.

– Хорошо, когда ты занимаешься любимым делом, а ещё лучше, когда это совпадает с более-менее приличной оплатой, – замечает Сергей. – Конечно, доля романтики есть. Кто-то просто влюбляется в Антарктиду.

Рассказывать об оплате в цифрах ни Сергей, ни Юрий не стали.

– Это деньги, которые человеку моей специальности, инженеру, в Петербурге заработать очень сложно, – добавил только Юрий. – Но это не те деньги, которые должны платить за работу в таких условиях.

Сергей не знает, когда пойдёт в Антарктиду снова. Но уверен, что 61-я экспедиция для него не последняя.

– Я знаю людей, которые возвращаются – и говорят, что всё, больше ни ногой, – говорит Сергей. – Но проходит время – тебя опять туда тянет. И потом, если бы я работал программистом где-то в офисе, так без разницы, в какой компании, я всё равно просто программист. А если тем же системным администратором я поработал в Антарктиде, то все говорят: это Серёга-полярник.

Ирина Тумакова, «Фонтанка.ру»