ПоделитьсяСолистка «Pussy Riot» Мария Алёхина рассказала «Фонтанке» о своей первой книге, о том, что читают на зоне, и почему о российских тюрьмах должна знать 16-летняя аргентинская девочка.
Пространство «Интимное место» на Шпалерной улице в Петербурге – бывшая квартира, переделанная под галерею. Выкрашенные в белый стены, небольшой кухонный уголок, кружка с портретом Владимира Путина. Около входа посетителей встречает вырезанная из глянцевого журнала голова Бреда Питта.
Обычно двери «Интимного места» открыты вплоть до последнего гостя, но 22 июля сюда можно попасть только по конспиративному стуку в дверь. Организаторы опасаются провокаций, потому что здесь презентует свою первую книжку участница Pussy Riot Мария Алёхина.
«Riot Days» – 200-страничное повествование об истории феминистской панк-группы: начиная с молебна в храме Христа Спасителя и заканчивая выходом по амнистии из исправительной колонии № 2 в Нижегородской области. Фрагменты авторского текста сочетаются с текстами песен, выдержками из прессы и любимых книг.
Сама Алёхина сидит у окна на складном стуле. Около неё полукругом собрались полтора десятка человек – молодая сотрудница музея, пожилая сторонница партии «Яблоко», французская магистрантка, изучающая российских политических художников, гей-активист. Книжки в белых мягких обложках стопками лежат на овальном столе. На последней странице написано: «Тираж 1000 экз. Printed in Russia». Без указания издательства.
«Фонтанка» послушала, как Алёхина общается с публикой, и задала свои вопросы.
– В 2014 году британское издание Penguin Books попросило нас с Надей Толоконниковой написать книгу. Она должна была быть нашей общей, мы с Надей значились как соавторы. Мы начали, но сорвали срок. В итоге каждая написала по отдельной книжке.
– Что помешало закончить работу вместе с Толоконниковой?
– После выхода из колонии мы с Надей 95% времени занимались созданием портала «Медиазона». Надо понимать, что мы никогда не создавали медиа и не понимали, как это делать. Весь год провели в поездках и выступлениях, и писать лично у меня не получалось.
Не понимала, как писать. Эта история была ещё не до конца отрефлексирована. Рефлексия – это больно. Это штука про одиночество. Это когда ты остаёшься сам с собой и очень долго смотришь в зеркало.
– Как ты писала книгу и кто тебе помогал?
– Я пошла в Хамовнический суд, взяла все семь томов уголовного дела, распечатала их, ходила с ними. Был сентябрь 2015 года, я погрузилась в ворох бумаг, было совершенно невозможно упорядочить их. Но в тот момент я встретила Олю Борисову (редактор книги Riot Days, одна из создательниц проекта Pussy Riot Theatre), которая помогла придать всему этому форму.
Вообще это странное ощущение, когда тебе говорят: «Напиши книжку про себя». Я же не буду писать героическую историю. А написать мемуары в 27 лет – какое-то кощунство. Надо было понять, прежде всего, для кого мы пишем. И мы решили, что это будет условная 16-летняя аргентинская девочка, которая вообще ничего не знает ни о России, ни о Путине, ни о Pussy Riot.
– Зачем такой девочке твоя книга?
– В жизни достаточно моментов, когда ты не выбираешь литературу по заранее составленному списку. Заходишь в книжный, случайно открываешь что-нибудь, читаешь описание и покупаешь. Это классно, что аргентинская девочка сама сможет найти такую сказку.
– Сказку?
– Мрачноватую, но мы старались. Все картинки создал мой сын Филипп. Ему 10 лет. Мне кажется, похоже на иллюстрации из «Маленького принца».
– Филипп читал «Riot Days»? Сам выбирал, какие моменты проиллюстрировать?
– Он не просто читал, он видел, как я писала. Он ездил ко мне в колонию. Создание книжки похоже на монтаж клипа – берешь текст, режешь его, а потом соединяешь. И в каких-то местах ты понимаешь – тут должна быть картинка.
– Ты говоришь, что «Riot Days» – сказка, пусть и мрачная. То есть в ней есть жизнеутверждающий смысл?
– Вся эта история – про утверждение жизни, вне зависимости от того, что находится вокруг неё. Это про жизнь, а не про смерть.
– Твой месседж заключается ещё и в том, что каждый человек может заставить систему крутиться вокруг себя, сказать «нет» в любой ситуации. Но насколько этим советом могут воспользоваться обычные заключенные, к которым, в отличие от «Pussy Riot», нет и не будет медийного внимания?
– У меня не очень хорошо с морализаторством и вообще моралью. Я не чувствую себя вправе писать гайдлайн о том, как правильно. Когда я садилась за книгу, я понимала, что я могу дать людям только примеры того, что со мной было.
В чём состоит лишение свободы? Ты изолирован от того круга близких, друзей, родных, с которыми жил. То, что тебя заставляют приседать голышом, нагибаться, – уже не так важно? Потому что ты остаёшься один на один с каждым решением. У тебя нет опции «звонок другу», «помощь зала». В такие моменты слушаешь себя, вспоминаешь героев, которые у тебя есть в голове, книги, которые читал, музыкантов, которых слушал.
Я попыталась интегрировать с помощью цитат эти вещи. Получается, что книжка – это такое пространство, которое уничтожает время, где все могут быть вместе и говорить, хотя между нами могут быть годы или сотни лет разницы.
– В книге ты цитируешь Владимира Буковского. Какие ещё были литературные источники вдохновения? В России огромная традиция лагерной прозы, тот же Варлам Шаламов.
– Буковского из всех диссидентов 1970-х я считаю самым литературно интересным. Шаламов… я не люблю употреблять слово «гений», но это прямо очень круто. Но знаешь, что самое интересное? Когда я читала диссидентскую прозу, обратила внимание, что практически нет текстов от женщин. Единственное исключение – мемуары Ирины Ратушинской о женской политической зоне в Мордовии в 1980-е годы. И ещё книга Натальи Горбаневской (книга «Полдень» о демонстрации 1968 года на Красной площади против вторжения советских войск в Чехословакию. – Прим. ред.). Кстати, благодаря Горбаневской в исправительной колонии № 28 Пермского края, где я сидела, теперь есть телефонные переговоры и видеосвязь. Это Горбаневская помогла, добилась.
– Что и как ты читала в колонии? Как вообще читают заключённые?
– Есть разница между СИЗО и исправительными колониями. В СИЗО ты можешь почти весь день читать, брать книжку в прогулочный двор. В колонии заключенные обязаны работать, или «трудиться», как это там называют. Это обычно занимает больше 12 часов в сутки: помимо работ на промзоне есть ещё бесплатные работы по благоустройству территории – копать запретку, подметать плац, колоть лед, таскать картошку. Очень тяжелые мешки.
Если администрация видит, что ты читаешь, тебя немедленно «привлекут к труду». Люди в культурном плане меняются достаточно сильно, если сидят большой срок.
– Но ты ещё и работала библиотекарем.
– Да, во второй колонии, в Нижнем Новгороде, мне, действительно, дали место в библиотеке – в некой надежде на то, что, кроме этого, мне больше ничего не нужно. К тому же я им сказала, что не буду шить форму – даже если будут в изолятор меня сажать.
Доступ к информации на зоне – одна из ключевых вещей. Разумеется, после базовых вещей, вроде медицины и отсутствия рабского труда по 12 часов в сутки. В плане чтения есть ещё одна важная штука – новости. В колонии все узнают из телека, а альтернативные новости можно получить только из газет. У меня была подписка на «Новую газету» и журнал «New Times». Мы передавали их друг другу, обсуждали. На тот момент была ещё мэрская кампания Навального, выпустили на свободу Ходорковского, и это очень горячо обсуждалось. Люди менялись на глазах. Те, кто никогда не интересовались политикой и сидели по 228-й, например (228-я статья Уголовного кодекса, незаконное приобретение, хранение, перевозка наркотиков. – Прим. ред.), через пару месяцев просили как можно больше информации по тому или иному поводу.
– «Новая газета» и «New Times» в колонии? Звучит фантастически.
– Согласно Уголовно-исполнительному кодексу, каждый заключенный имеет право подписаться на периодические издания. Проблема номер один заключается в том, что у многих женщин нет родственников, которые могут оформить подписку. Во-вторых, не все видят в этом надобность, поскольку не делали этого раньше. Проблема номер три – банальная доставка. Если речь идёт о таких регионах, как Пермский край, нужен специальный человек на воле, который принесёт эту газету, поскольку почта просто не будет работать.
– Неужели «Новую» и «New Times» не цензурировали? На месте начальника колонии я бы не хотела, чтобы они распространялись среди заключённых.
– Политические новости, действительно, могут цензурировать. Ножницами просто вырезаются какие-то вещи. Поскольку администрация хорошо знала, что я не буду молчать, у меня только вычеркивали что-то, но это было смешно.
В Нижегородской колонии у меня был забавный случай – один из поддерживавших меня людей, Александр Феликсович Борун, писал огромные письма. Он копировал туда новости, посты из Facebook, твиты. Одно письмо составляло страниц 40, для цензора это сущий ад. Однажды меня вызвали, сказали: «В ваших письмах содержатся призывы к свержению конституционного строя» – и уведомили, что эти письма немедленно сожгут. Но из-за ветра, плохой зажигалки и волнения оперативных сотрудников ничего не загорелось.
Ещё был случай, когда мне прислали журнал со здоровенной рецензией на фильм «Нимфоманка» фон Триера. Там были скриншоты из самой картины. Я получила журнал с текстом, но без фоточек. Мне сказали, что они безнравственные, аморальные и неприличные. Выходит так, что рабский труд – это очень морально, а грудь Шарлотты Гинзбург – нет.
– Цензор – это официальное название должности?
– Да, официальное. У политических заключенных вся корреспонденция к тому же проверяется ещё и начальником оперативного отдела, то есть опером. Все мои книжки, газеты проштампованы печатями с числом, годом и подписью: «Проверено цензурой ИК-2».
– Есть ли привычки, которые ты перенесла из колонии в обычную жизнь?
– Кажется, мы, наоборот, все свои привычки туда взяли. Система запретов в колонии очень странная. В Нижнем Новгороде они решили запретить термосы – речь не о больших железных емкостях, а о пластмассовых кружках, как в «Старбаксе». Но я доказала, что это кружка. Другим девочкам, которые работали на администрацию, стало обидно и, возможно, немножко завидно, и они стали их ломать. А я затаскивала новые. В какой-то момент у нас образовался небольшой круг девчонок, которые ходили по колонии и пили кофе.
– Как будет печататься и распространяться «Riot Days»?
– Здесь, в России мы напечатали книгу самиздатом, по методике Петра Павленского и его подруги Оксаны Шалыгиной. Они подпольно выпустили книжку «Политическая пропаганда» и сборник стихов «Бомбастика» акциониста Александра Бренера. Сегодня мы приехали в Петербург за тиражом, а поэт Лена Костылева предложила сделать презентацию.
Так я и оказалась здесь.
На Западе «Riot Days» займутся издательства, опытные люди, у которых это поставлено на поток. В Великобритании книжку в сентябре выпускает Penguin, в Америке – Metropolitan Books, во Франции – Editions du seuil, в Германии – Ciconia & Ciconia.
Беседовала Елена Кузнецова,
«Фонтанка.ру»
