ПоделитьсяГлавные достижения президента в последний год предпоследнего срока, каким будет «Путин 3.0» и кто придёт ему на смену – серию итоговых интервью для «Фонтанки» продолжает экономист Владислав Иноземцев.
В конце каждого года «Фонтанка» традиционно просит экспертов подвести итоги и дать прогнозы. Мы задаём гостям почти одинаковые вопросы, но ответы получаем совершенно разные. Продолжает серию итоговых интервью 2017 года экономист, социолог, директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев.
- Владислав Леонидович, многие эксперты прогнозировали в год столетия революции чуть ли не новый переворот в России, окончательную победу холодильника над телевизором, падение «путинского режима» и похожие ужасы. Почему ничего этого не случилось?
– Я вспомнил, как в 2012 году читал лекцию в Институте гуманитарных наук в Вене, и она вызвала какой-то нездоровый ажиотаж. Журналистов, которые потом звонили, я спросил, что же сказал столь интересного. Они ответили: к ним впервые приехал человек, который резко критикует Путина и выражает недовольство происходящим в России, но при этом говорит, что режим устойчив, никаких революционных событий не произойдёт, потрясений не будет, всё продолжится так, как идёт. Многим свойственно переносить своё отношение к реальности на саму реальность, и если кто-то желает краха режима, он не устаёт утверждать годами, что тот рухнет вот-вот. Недовольных стало больше в последнее время – отсюда и нагнетание. Но их не настолько много, чтоб они могли изменить ситуацию. И мы по-прежнему находимся и довольно продолжительное время будем находиться в периоде относительно спокойном. С точки зрения, по крайней мере, экономического развития страны.
- И даже случился экономический рост, как утверждают. На два процента.
– Я очень скептически отношусь к любым историям про возобновление роста. И мы видим, например, последние новости про падение промпроизводства в ноябре. Тут же услужливый господин Орешкин (министр экономразвития. – Прим. «Фонтанка») превратил этот спад в подъём с помощью статистических ухищрений. В Высшей школе экономики это сразу опровергли. Роста не может быть. Потому что нет никаких источников для него. Зато и о близких катастрофах ничто не говорит.
- Как могут сочетаться новости про экономический рост – и про падение промпроизводства?
– Статистика – это большая ложь. А в России – просто чудовищная. Как раз в самом начале 2017 года был очень серьёзный пересмотр статистических методик. Темпы роста экономики пересчитали и пересмотрели за два года задним числом, существенно повысив оценки годовой динамики ВВП в 2014 и 2015 годах. Думаю, что во многом мы сейчас расхлёбываем последствия того пересмотра: рост в значительной мере фиктивен. Я не понимаю, откуда возьмётся рост, когда, например, доходы населения продолжают сокращаться, а инвестиции не растут.
- Просто посчитали по-новому?
– Единственным дополнительным объяснением могут быть государственные вливания. Всё-таки были очень большие расходы на ВПК, были инвестиционные расходы крупных госкомпаний на строительство новых объектов, в первую очередь – трубопроводов. Строят Крымский мост и стадионы к чемпионату мира по футболу. Однако, во-первых, того, что шло в экономику через государство и госкомпании, бóльшая часть населения попросту не заметила. Когда «Газпром» покупает трубу и закапывает её в землю или кладёт на дно Балтийского моря, это касается незначительного количества людей, либо работающих в самом «Газпроме», либо как-то причастных к производству труб. Во-вторых, расходы на мост и стадионы в наступающем году закончатся, оборонные траты уже урезаны, госкомпании сейчас тоже не в шоколаде. И Резервный фонд, как нам открыто говорят, закончится вот-вот. Так откуда возьмётся рост в 2018-м? В 2019 году?
- Может, это и давало пищу для прогнозов о том, что недовольство в такой ситуации будет зреть, что люди начнут его проявлять – вот и случится социальный взрыв?
– А на основании чего делались эти прогнозы? Есть достойные люди, которые критически относятся к режиму, говорят, что он ужасен, экономика неэффективна, политика убога, пропаганда безумна, «взбесившийся принтер» совсем взбесился. Да, всё это так. Но люди в стране тем больше концентрируются на собственном выживании, чем хуже идут дела.
- То есть те, кто прочит крах режима, выдают желаемое за действительное?
– Такая болезнь есть с обеих сторон политического спектра. Собственно, этим я и объясняю большую часть наших прогнозов. Потом я включаю компьютер и читаю опрос «Левады»: 64 процента россиян горды своей страной и счастливы оттого, что в ней живут. И если это так, а несколько не любящих Путина людей рассказывают, как режим рухнет завтра, то это исключительно метания их собственного эго. Которое не может смириться с тем, что большинство народа в стране полностью счастливо.
- А вы действительно верите, что при непрекращающемся падении доходов, при сокращении расходов государства на медицину и так далее 64 процента полностью счастливы?
– Судя по масштабу протестных движений, так оно и есть. Там, где даже в диктаторских режимах люди недовольны, они ведут себя немного иначе. Посмотрите на ту же Венесуэлу.
- Когда Международный олимпийский комитет запретил сборной России ехать в Пхенчхан под государственным флагом, была масса прогнозов, что, мол, сейчас президент объявит о бойкоте, это позволит к выборам сплотить россиян перед лицом общего врага. А он вдруг разрешил всем, кто захочет, ехать под олимпийским флагом. Что означает эта мягкость?
– Я тоже слышал, что будет бойкот, но не понимал – для чего. Как бы я ни относился к Путину как к политику, я понимаю, что он в большинстве случаев действует рационально. Даже в истории с Крымом он абсолютно рационально решил, что за это ничего не будет. В случае с недопуском к Олимпиаде его решение было единственно верным. Потому что, если страна отказывается вообще кого-то посылать, она теряет право участвовать в олимпийском движении на два круга, то есть на восемь лет. Какая тут выгода? Никаких репрессий в отношении чиновников, ответственных за историю с допингом, не ожидается. И какой смысл наказывать спортсменов и идти на конфронтацию? Какой рациональный смысл в бойкоте?
- Но вы же применительно к Олимпиаде говорите, что Путин учитывал отдалённые последствия. Разве с присоединением Крыма последствия просчитали?
– Они мыслили логично, как им казалось, только ошиблись в оценке реакции Запада. Но дисквалификация России ещё на две Олимпиады – это не отдалённые последствия, это – события следующего дня. Путин делает ставку на спорт в течение многих лет, а страна могла оказаться в таком положении, что вообще неизвестно, как долго она не будет представлена на соревнованиях высокого уровня. Так что это была, думаю, очень быстрая реакция. Я понимаю, что в России есть люди, получающие деньги только за то, что выдвигают особо идиотские идеи. Поэтому многие сразу вспомнили 1984 год и закричали, что надо бойкотировать, как тогда. Но Путин сделал выбор совершенно рационально.
- Уголовное дело в отношении режиссёра Кирилла Серебренникова, приговор экс-министру экономразвития Алексею Улюкаеву – это тоже что-то необходимое и рациональное? Что это означает?
– Это некий общий тренд. Любые люди, связанные с государством либо через получение финансирования, либо через занятие должностей, – это винтики в государственной машине. Как только на этих винтиках некая резьба срывается, они сразу идут в расход. Собственно, оба этих дела – сигналы. Оба не созданы ни следствием в случае с Серебренниковым, ни Сечиным в случае с Улюкаевым. Эти дела были санкционированы с самого верха. Путин о них всё знает. Всё, что он говорил деятелям искусства, что, мол, следователи – дураки, это враньё. Всё это, на мой взгляд, укладывается в общую логику ужесточения режима. В нашей «юридической практике» – именно в кавычках – главная задача ведь не наказать кого-либо, а послать некий сигнал. Когда люди на конкретном примере видят, что есть угроза применения закона и против них, они соизмеряют свои действия с грозящей опасностью. Случаи с Улюкаевым и Серебренниковым – это были такие сигналы, посланные обществу.
- Сигналы – о чём? Не берите денег у государства? Не работайте министрами? Не ходите к Сечину за колбасой?
– Мы не можем знать всех тайн. Возможно, у Улюкаева были и более серьёзные конфликты. Видимо, его отличие от общей массы чиновников в системе было слишком большим. Я не знаю, в чём был сигнал и в деле Серебренникова. Но вспомните, что на его балет «Нуриев» в Большой театр недавно собралась вся элита.
- И очень аплодировала, хотя режиссёр продолжает сидеть под домашним арестом.
– Я абсолютно убеждён, что мы не знаем скрытых механизмов обоих дел. Но, на мой взгляд, они оба показывают, что государство давно забыло о каких-то вещах, которые лет десять назад были для него важны. Это общественное положение, признание, статус преследуемых людей. Продемонстрированы новые возможности катка, который может любого закатать. Функция устрашения достаточно успешно выполнена. Я видел в Интернете комментарии о том, что чиновники берут новогодние поздравления только открытками.
- Да-да. Особенно у них корзиночки теперь запрещены.
– Вот вам и эффект. Думаю, он будет скоротечным. И те, кто всегда брал миллионами в офшоры и целыми предприятиями, продолжают брать. Но набор методов взбудораживания этого болота сокращается. Соответственно, Путин применяет всё более радикальные и жёсткие меры, которые, по его мнению, могут привести чиновников в чувство.
- Путина первого президентского срока называли чуть ли не либералом и западником. В конце второго срока он произнёс «мюнхенскую речь», на последнем году его третьего срока у нас санкции, недопуск к Олимпиаде, обвинения во вмешательстве в чужие выборы. Каким станет «Путин 3.0»?
– Он не менялся. Не думаю, что его когда-то можно было называть либералом. Он всегда был сторонником жёстких, квазисоветских, чекистских мер – и остался. Но он, ещё раз повторю, человек рациональный. И неплохо реагирующий на ситуацию. Поэтому в начале 2000-х, когда Россия только вышла из дефолта, больше всего Путина волновала проблема выплаты международных долгов. Он говорил в бундестаге, что Россия с надеждой смотрит на европейскую интеграцию, улыбался Бушу и так далее. Когда ситуация поменялась с точки зрения нефтяных доходов, он стал совершенно другим. Жёсткость управленческой системы в России росла пропорционально росту цен на нефть. Терять активы, которые часть элит считала уже собственностью, стало совершенно невозможно. Так что этот переход был, с моей точки зрения, совершенно понятен.
- Чем он объяснялся?
– В первую очередь это финансовые мотивы: нельзя было терять полученный лакомый кусок. Встал вопрос, как его сохранить: как поддержать популярность, нарастить общественную поддержку, уменьшить шансы на всякого рода протестные движения и так далее. По мере того как инструментов для этого становится меньше, они становятся всё более жёсткими. Вот и всё. А общий тренд не меняется, он и не может поменяться. Чем старше становятся люди, тем менее они склонны к какой-либо гибкости.
- «Арабская весна» на Востоке началась с Туниса, а там волнения начались, когда во Франции вышла книга о коррупции в окружении президента Бен Али. Народ в Тунисе образованный, они прочли и озверели.
– Президент Бен Али не был глобальным лидером, героически противостоявшим всему мировому сообществу, которое стремилось поставить Тунис на колени. И в этом контексте исследование о коррупции было воспринято адекватно. Как указание: смотрите, ваши руководители воруют. Думаю, любые такие указания в России излишни. Все это знают. Но из-за самопозиционирования Путина через Крым, новую «холодную войну», гонку вооружений делается всё для того, чтобы эти обвинения в коррупции с наших руководителей стекали, как с гуся вода. Технология эта не нова. Ровно то же самое мы видим сегодня и на Украине: президент Порошенко считает антикоррупционные реформы совершенно несвоевременными, пока идёт война на востоке. Все обвинения моментально сводятся к внешним врагам.
- К тому, что не время критиковать власть, когда отечество в опасности?
– К тому, что даже если что-то в этих рассказах о коррупции правда, то наш президент – это вам не какой-то бизнесмен, а человек, который вершит мировую политику. Поднимает Россию с колен. И какое вообще значение могут иметь в такой ситуации какие-то коррупционные дела?
- И тот, кто в такое непростое для страны время говорит о каких-то там деньгах, – он иностранный агент и пятая колонна?
– Я думаю, что всё, что делает Путин на протяжении всех этих лет, судя по достигнутым результатам, – это достаточно неплохо выстроенная игра. Она может быть ситуативна в каждый конкретный момент, но в целом складывается в картину, которая для него очень позитивна. Я смотрю за настроениями комментаторов и вижу некий переломный момент, наступивший в этом году: люди стали понимать, что Путин – это навсегда. Ещё в 2006 году, когда Борис Немцов и другие говорили, что в 2008-м Путин наверняка уйдёт, что не надо его демонизировать, я писал, что вообще не могу помыслить для себя такого варианта. Сейчас мне кажется, что разумные люди в большинстве своём это поняли. И всякие разговоры о 2024 годе должны скоро закончиться: будет и 2024-й, и 2030-й, и так далее. И вот это новое ощущение, я думаю, и есть главное событие 2017 года.
Беседовала Ирина Тумакова, «Фонтанка.ру»
