На паблик «Страдающее Средневековье» «ВКонтакте» подписаны почти 340 тысяч человек. Здесь публикуются современные подписи к средневековым фрескам и миниатюрам. Записи расходятся на репосты как горячие пирожки. «В вакансии указано: дружный рабочий коллектив и уютный офис», — написано под картинкой, где черти мучают грешников. «Надо было майнить», — восклицает женщина в чепце, глядя на кучку золотых и серебряных монет.

Книга создана по мотивам паблика, но на него не похожа. Если группу ведут совсем ещё молодые люди, выпускники Высшей школы экономики, то книжку написали настоящие учёные-медиевисты Сергей Зотов, Михаил Майзульс, Дильшат Харман. Паблик выкладывает исключительно изображения, а печатное издание концентрируется на их анализе. В паблике — грубоватый юмор, а в книге — интеллектуальные шутки. Сетевое сообщество создаёт миф о «страдающем Средневековье», а книга, наоборот, мифы разрушает.

Оказывается, что средневековое искусство было инновационным (иконописцы начали изображать на носах святых отцов очки, как только был изобретён этот прорывной для своего времени аксессуар), бесстыдным и кощунственным: нарисовать эрегированный фаллос или какашки на полях священной книги было плёвым делом.

«В этой книге мы решили рассказать о странных — конечно, на современный взгляд — гранях сакрального. О том, как в средневековой иконографии легко сочетались вещи, которые со времен Реформации и Контрреформации либо вовсе стали несовместимы, либо сходятся не так часто», — отмечают авторы. Впрочем, Зотов, Майзульс и Харман разбирают и по-настоящему возвышенные вопросы: например, как изобразить единого Бога в трёх лицах.

Даже профессиональные медиевисты с увлечением смотрят «Игру престолов» и читают цикл Джорджа Мартина «Песнь льда и пламени».

Одна из них, Каролин Ларрингтон, пишет в своём профиле на сайте Оксфордского университета: «Мои исследовательские интересы широки. Я интересуюсь древнескандинавской литературой и литературой периода короля Артура. Но ещё я изучаю произведения, написанные на старофранцузском, средневерхненемецком, итальянском, древнеисландском языках».

В книге «Зима близко» Ларрингтон сравнивает мир «Игры престолов» с реальным миром средневековой Европы. Читатели узнают, почему рыцарские ценности заменили мужчинам Вестероса религиозные, насколько был похож харрасмент в Средневековье на сексуальные похождения героев Мартина, почему болотные жители срисованы с шотландцев и многое другое.

Чем объяснить дежавю, левитацию, ложные воспоминания, «свет в конце тоннеля», который видится людям во время клинической смерти? В этих вопросах решил разобраться молодой биолог и популяризатор науки, лауреат премии «Просветитель» Александр Панчин.

Он собрал под одной обложкой все самые популярные суеверия россиян. И рассказал, что думает об этом современная наука.

Книга, конечно, ценна не только цитатами из свежих статей в Nature и Lancet. А тем, что автор освоил лёгкий, шутливый стиль говорения о науке, который не давался ему в прошлой книге, «Сумме биотехнологии».

Панчин делится фейковым доказательством того, что инопланетяне похищают носки, а описание научных теорий сопровождает примерами из «Доктора Хауса», «Гарри Поттера» и «Южного парка».

Самую актуальную книгу для России 2018 года написал бельгийский исследователь Давид Ван Рейбрук. Демократия тяжело больна, считает он. В социальных опросах всё больше людей присягают на верность народовластию, но делом свои чувства не доказывают — явка на выборах год от года падает: «С демократией происходит нечто странное: кажется, что все к ней стремятся, но никто в нее уже не верит».

Чтобы докопаться до причины этого парадокса, автор мысленно отправляется в историческое путешествие. И доказывает, что процедура выборов для демократии не свойственна — голосование возникло в XVIII веке в Америке и Франции, чтобы ограничить доступ низших слоёв к власти. Что делать, чтобы вернуть народовластию потерянное лицо, Рейнбрук тоже знает. И поэтому отправляет читателей в ещё одно путешествие — в древнегреческий полис.

Если вы думаете, что феминитивы «авторицы» и «поэтки» появились в XXI веке, то ошибаетесь. Впервые эти неологизмы ещё в XIX веке выдумала русская писательница и критикесса Александра Зражевская. Маленькое независимое издательство Common place собрало работы Зражевской и её товарок, пробуждавших в XIX веке русское женское сознание. Пожалуй, не все эти статьи читаются легко, как детектив: попробуй-ка продерись через 50-страничную рецензию Евгении Тур на мемуары Жорж Санд. Но вот Зражевскую точно почитать стоит: это совершенно искренние, живые и актуальные по сей день заметки.

«Тут как-то нечаянно я познакомилась с одной барыней, любительницей прекрасного в слове: это была г-жа В...ъ, урожденная княжна X...ва. Познакомясь, мы взапуски марали бумагу, она не щадила меня, критиковала, смеялась, исписала поля моих первых тетрадей своими примечаниями, и как бы вы думали? Она не уморила во мне любовь к литературе, напротив, это еще пуще подстрекало меня».

Что это значит — быть геем? Как чувствует себя в толпе человек нетрадиционной ориентации? Как празднуют свадьбу жених и жених, и чем она отличается от гетеросексуальной? Об этом полезно узнать всем, и особенно гомофобам. Ну пора же, наконец, разобраться, чем живёт другой, которого ты так не любишь и критикуешь.

В сборнике эссе Адама Надашди, венгерского лингвиста, профессора Будапештского университета, переводчика Шекспира и Данте, есть ответы на все «стыдные вопросы» о геях. Надашди — и сам гей, чего не скрывает, и пишет об этом колонки в венгерскую прессу.

«Многие думают, будто гомосексуальными отношениями люди занимаются из каприза, ради бунта или чтобы эпатировать буржуа. А ведь мы такие же люди инстинктов, как натуралы», — отмечает Надашди. «Быть геем не значит хотеть им быть, это не вопрос выбора. Надо быть идиотом, чтобы, имея другую возможность, захотеть быть членом презираемого, подвергаемого насмешкам сообщества». «Нас, геев, не столько интересует вопрос, почему мы есть, сколько то, как можно с этим существовать».

Заметки написаны без малейшего озлобления или желания выпятить свою инаковость. Простым и изящным языком, в чем явно есть и заслуга переводчика Вячеслава Середы.

Философ Сократ и софист Горгий восстали из мира мёртвых, чтобы изменить к лучшему жизнь в XXI веке. Они собираются установить в современном городе справедливый и разумный порядок: Сократ станет президентом, Горгий поможет ему в предвыборной гонке в качестве имиджмейкера. Но всё идёт не по плану, и уже вскоре контроль над событиями потерян.

Диалог Платона «Горгий» в вольном пересказе французского философа Яна Маршана, — искромётная пародия на общество потребления. И некоторые фразы достойны того, чтобы разойтись на цитаты.

«Повсюду сплошные пешеходы. У одних из ушей торчат затычки и льётся тихая музыка, точно стрекочут насекомые; другие склонили голову к ладони, заворожённые дощечкой, которая показывает картинки, движущиеся сами по себе; третьи бредут, ничего не видя и не слыша, поскольку используют обе штуковины сразу! Что до извозчиков безлошадных повозок, то они напоминают тяжеловооружённых воинов в панцирях».

«Пройдя город вдоль и поперёк, странники насчитывают множество больших площадей, парков и торговых заведений, но так и не находят места, где граждане собираются поговорить. Наконец Горгий хватает Сократа за руку, указывая на огромную вывеску из светящихся букв: СУПЕРМАРКЕТ».

«— Но прежде скажи, что собой представляет твоя пресловутая речь, искрящаяся, как бриллиант? Мне любопытно послушать.
— Всё проще простого. Я скажу четыре вещи…
— Это уже слишком много».

Броские, психоделические по колориту иллюстрации к книге создал французский художник и театральный декоратор Ян Ле Бра. Спойлер: Горгий похож на Трампа. На кого похож Сократ — решайте сами.

Всем, кто смотрел выступления ансамбля народной самодеятельности а-ля «Берёзка», а может, и участвовал в них, будет интересна книга Игоря Нарского.

Историк из Челябинской области, сын одной из последних учениц Агриппины Вагановой, выступал в студенческие годы в кружке бального танца. А будучи уже доктором наук и поработав по приглашению в Тюбингенском, Берлинском и Базельском университетах, решил разобраться, что двигало советской танцевальной самодеятельностью.

Разговор, конечно, получился шире, чем о танцах — Нарский пишет об управлении культурой. Читатели узнают, как танец демонстрировал природу социализма, как партия боролась с неприличными «танцульками» вроде чарльстона и фокстрота, что такое драмбалет, и кто «сочинял» народные танцы для советской эстрады.

Текст представляет собой стилистический эксперимент, мозаику, «собранную из отдельных, связанных лишь авторской логикой, фрагментов», признаётся Нарский: «Ощущение фрагментарности полученной картины мне с помощью выбранной формы изложения хотелось не скрыть, а провокационно заострить. Моя задача — не закрыть проблему, исчерпывающе решив ее, а привлечь к ней внимание коллег по историческому цеху».