Сет Солберг был купцом и меценатом. В начале XX века в одном из домов этого квартала он открыл лакокрасочный завод. После войны, когда город отошёл к Советскому Союзу, там разместили завод электроинструментов. Соседние дома оставались жилыми.

— Здания очень крепкие, — рассказывает выборгский журналист и краевед Андрей Коломойский. — Поставить в доме XIX века металлообрабатывающие станки — это вес, это вибрация. Советские деятели понимали, что здание будет разрушаться, и укрепили его изнутри железобетонными конструкциями. То есть построили здание внутри здания.

Это «здание внутри здания» можно рассмотреть и теперь — через проломы.

В начале 1990-х в Выборге началась приватизация. В 17-м квартале дома выкупили люди, чьи имена почему-то невозможно теперь установить. Такие люди в те годы вообще приобрели много зданий в историческом центре Выборга.

— Брали, что называется, «за муку», — объясняет Андрей Коломойский. — Рассчитывали быстренько подштукатурить и перепродать.

Но выяснилось, что памятники XVIII—XIX веков и даже ещё более древние надо не ремонтировать, а реставрировать. Это дорого, не наваришься. Купленное «за муку» стали просто бросать. Брошенные дома начали быстро разрушаться. В «тучные» двухтысячные городская администрация отсудила семь «домов Сета Солберга» в надежде продать ещё раз. Но грянул кризис — и опять не нашлось покупателей. Весной 2013 года сюда пригнали экскаваторы: якобы здания угрожают прохожим. Что-то успели снести, что-то градозащитникам удалось отстоять. Дальше руины атаковали местные вандалы.

— Вот здесь месяц назад ещё были кованые ворота, — показывает Андрей на останки дома по Крепостной. — Эти ворота «играли» в фильме «Белая гвардия». Их специально демонтировали для съёмок, потом устанавливали обратно. Это был уникальный объект городской среды.

Похожая история у дома 11 по Крепостной — дома Говинга. Когда-то это было поразительной красоты здание.

— Людей из дома Говинга выселили ещё в 1986 году, — рассказывает историк и переводчик Эльга Абакшина. — Их перевезли в новостройки, а в этом доме собирались провести капремонт. Какие там были шикарные камины…

на фото: всё, что осталось от Дома Говинга

Дом Говинга называют первым зданием в стиле северного модерна. Заказчиком дома был книготорговец и издатель Виктор Говинг, по происхождению голландец. И сейчас по остаткам рам можно рассмотреть голландские окна, они открывались «снизу вверх». На первом этаже Говинг поместил свой книжный магазин, а со второго начинались квартиры. В каждой камин — отдельное произведение искусства. Они ни разу не повторялись. На лестницах была художественная ковка.

После революции квартиры с каминами стали коммуналками. В 1986-м их успели расселить, но капремонт так и не начали. В 1990-х некая компания решила купить дом Говинга, отреставрировать и открыть отель класса «люкс». Дом подходил для этого идеально. И опять подсуетились местные чиновники.

— К собственнику начали предъявлять одно требование за другим: замените коммуникации, проведите новые электролинии и так далее, — рассказывает Андрей Коломойский. — Собственник всё выполнял. Но чиновники его кинули, дом не передали.

Не передали, но и сами пальцем не пошевелили. Администрация города не то что не законсервировала дом, а толком даже не закрыла. И местные жители потащили из пустующего здания всё, что сумели отодрать.

— На Avito можно было прочитать объявления: «Камин из выборгского дворца», — вспоминает Андрей Коломойский.

От всех каминов осталась только одна печь. Её можно разглядеть через выломанное окно.

Тем временем местная администрация продолжала искать покупателей на дом Говинга. И снова один нашёлся. Но тут возникло препятствие: в описи охраняемых предметов значились камины и остальная драгоценная «начинка» дома, а по факту чиновники уже могли предъявить только одну печь. И тут помогла совершеннейшая случайность.

— «Молодая гвардия Единой России» устроила праздник с пикником рядом с домом, — вспоминает Андрей Коломойский. — И ночью в здании вспыхнул пожар.

Нашлись очевидцы инцидента: двое молодых людей, не связанных с пикником, выпивали на подоконнике в подъезде дома. Они услышали два хлопка наверху и еле успели унести ноги, когда с последних этажей хлынула горящая жидкость. Дом выгорел, новый собственник официально получил его без каминов и другой красоты. Но здание пустует до сих пор. Есть информация, что некая компания «Северо-Запад» начала реставрационные работы в июле 2017-го. В августе следов таких работ я не увидела.

Можно уйти дальше — в сторону парка Монрепо, к Анненским укреплениям. Рядом с ними в доме, помнящем Абрама Ганнибала, живёт Эльга Абакшина. Когда-то в этом доме был воинский штаб. В советские годы там оборудовали микроскопические коммуналки без элементарных удобств. Такие квартиры во многих домах Старого города.

— У нас печное отопление, — показывает Эльга Николаевна. — Я добилась, чтоб поставили электроплиты, а до того были газовые баллоны. Вода есть. Но видите — всё протекает.

В похожем доме живёт художник Владимир Жак. Единственное достоинство, по его словам, если не считать духа времени, это высокие потолки. Канализация старая, трубы текут. Сокрушительный удар, считает он, по зданиям наносили ремонтники, которым надо было перестроить буржуазные усадьбы и конторы под квартиры советского человека.

— Всё нынешнее разрушение идёт с капитальных ремонтов советского времени, — говорит Владимир. — Наш дом состоит из двух флигелей, соединённых аркой. И фундамент одного флигеля поплыл, после того как в подъезде поставили тяжёлую бетонную лестницу. Делали это военные, им было всё равно, что получится. Фундамент на такой вес не рассчитан. И таких домов, которые пошли трещинами по похожим причинам, немало. Где-то подвалы сырые, потому что канализация работает неправильно. Сети прокладывали абы как. У нас труба отопления может уходить к соседу, потом вниз, потом обратно в мою квартиру и чуть не узлом завязываться.

Но если Владимир родился в Выборге, то Эльга Николаевна когда-то сознательно переехала в эти условия из Петербурга. Хотела наблюдать за реставрацией парка Монрепо и Фридрихсгамских ворот перед Анненскими укреплениями.

— Толку, правда, оказалось мало, — вздыхает 80-летняя женщина.

«Реставрация» привела её в ужас.

— Они стали заливать в ворота цемент, — всплёскивает она руками. — При Анне Иоанновне эти укрепления строили Ганнибал, пращур Пушкина, и фельдмаршал Миних. Они переплетали камни ивовыми прутьями. Прутья давали корни — и всё скреплялось. И что начали делать наши «реставраторы»? Они стали всё это заливать цементом, идиоты!

А потом у неё на глазах, прямо перед окнами квартиры, сгорело здание кордегардии XVIII века.

— Здесь было караульное помещение, — рассказывает Эльга Николаевна. — Его восстановила знаменитый архитектор Ирэн Хаустова ещё в 1970­—80 годы.

После реставрации кордегардию арендовала финская компания и поддерживала в безукоризненном состоянии. Не вторгаясь в архитектуру, провела канализацию, сделала горячее водоснабжение. А потом финны куда-то съехали.

— Здание стало разрушаться, канализация сломалась, — рассказывает Эльга Николаевна. — Там поселился наркоман и мошенник по кличке Дуст. Лазал по соседним домам и побирался. К нему очереди стояли за зельем, мы все измучились. И однажды здание загорелось.

на фото: сгоревшее здание кордегардии

Один из самых знаменитых памятников Выборга, Часовая башня, — это всё, что осталось от лютеранского собора. Для финнов место, как сказали бы у нас, сакральное. Даже ходит легенда, что здесь похоронен основатель финской письменности и первый переводчик Библии на финский Микаэль Агрикола. В 1600 году в соборе был установлен орган, в 1660-м — часы.

Теперь Часовая башня в лесах, и можно подумать, что идёт реставрация. И вправду: когда в нижнем четверике башни появилась трещина, Комитет по культуре Ленобласти выделил деньги на ремонт. В подрядчики взял некую фирму «Эшелъ». У которой, по данным СПАРК, основной вид деятельности — снос зданий. К счастью, до конца отработать по профилю фирма не успела — сгинула, прихватив 4 миллиона рублей. Сейчас её ищут в рамках уголовного дела, но как-то не очень успешно. Считается, что один миллион из четырёх она потратила всё-таки на дело.

— Компания поставила леса, собрала обломки кирпича и другой мусор, который валялся рядом, засунула это в трещину, залила всё цементом и свалила, бросив здание, — рассказывает Андрей Коломойский.

Никому из местных чиновников не пришло в голову хотя бы закрыть башню. Догадался сделать это 17-летний мальчишка Ваня Першин. Он залез в башню, врезал замки, отремонтировал и запустил часы. С которых к этому времени пропала стрелка. Потому что в открытой башне к тому моменту успели порезвиться разновозрастные Ванины земляки.

на фото: леса помогли вандалам разграбить Часовую башню

Ещё один пример умелого хозяйствования местных властей — Восточно-Выборгские укрепления. Это вам не финский собор. Это — памятник русской воинской славы. Построил их генерал Тотлебен после Крымской войны. Сегодня сохранилось два пороховых погреба. Точнее, полтора.

Когда-то на этой территории был парк культуры и отдыха. Стояли аттракционы. Пороховые погреба не берегли, но хотя бы не трогали. Потом директору парка, Александру Буянову, пришло в голову демонтировать карусели. Вместе с ними в металлолом ушла крыша одного из погребов. В годовщину присоединения Крыма, аккурат в то время, когда на главной площади Выборга шло празднование, погреб, лишённый крыши, обрушился. Теперь господин Буянов руководит парком Монрепо.

на фото: слева - пороховой погреб, с которого чиновник снёс крышу; справа - пороховой погреб, на котором крышу не тронули

Рассказывать такие истории о Выборге можно долго. Можно вспомнить сгоревший и ныне пустующий Штаб 30-го гвардейского корпуса — дом Тёслефа, памятник XIX века.

Можно показать поразительной красоты дом Хакмана, не подающий признаков жизни. Можно просто пройти по улицам Выборга, даже не вдаваясь в историю каждого дома. Здесь вообще каждый полуразрушенный дом — история.

Могла у этих зданий быть другая история? Практика показывает — да, могла.

Как и многие предприниматели родом из 90-х, Сергей Васильев когда-то тоже вынашивал планы купить по дешёвке, как-нибудь подлатать и дорого перепродать исторический домик. Выбрали не совсем старинный, а поновее, XX век.

— Я всю жизнь живу в Выборге, — рассказывает Сергей. — Как-то судьба свела меня со зданием бывшего финского ломбарда в историческом центре. В советское время оно было приспособлено под воинский медицинский склад, в 1991-м военные съехали и бросили его. До 2003-го оно стояло заброшенным. И превратилось в развалины, каких много в Выборге.

Начали выкупать дом у города. И тут выяснилось, что и это здание числится в перечне вновь выявленных культурных объектов. То есть никаких ремонтов, только реставрация. В отличие от многих, Сергей затею не бросил.

— Это действительно памятник функционализма, — объясняет он. — Его построил знаменитый архитектор Уно Ульберг. Здание примечательно тем, что у него нет фундамента. Оно стоит на гранитной скале, на неё давят колонны и перекрытия, они же несут всю нагрузку.

При реставрации надо было учесть все эти особенности. Пока компания Сергея возилась с проектом, грянул кризис 2008-го. Здание превратилось в чемодан без ручки, покупателей не было и на недвижимость попроще. Сергей решил открыть хостел. Первый в Выборге.

— С первого же сезона в 2012 году оказалось, что это успешный проект, — продолжает он. — Выяснилось, что отдача очень хорошая. Пока не окупилось, но это дело времени.

Сергей Орлов — глава строительной компании. Много лет занимается реставрацией. В 1996 году по заказу известного выборгского бизнесмена он взялся переделать в ресторан старинный пороховой погреб. Точно такой же, как рухнувший тотлебеновский, только в центре города.

— Расчистили всё, создали дренаж, — рассказывает Сергей. — Пришлось пилить гранитную скалу, чтобы дать зданию просохнуть. Для реставрации наружных швов пригласили субподрядчиков — петербургскую организацию, которая занималась только такими работами. Заказчик не пожалел на это денег. Потом восстановили деревянные конструкции по сохранившимся рисункам и чертежам.

Самым трудным, продолжает Сергей, было создать в пороховом погребе-ресторане пищеблок, потому что кухня — это для культурного объекта вредно. Чтобы провести вентиляцию, пробивали шахту — сверлили гранитный свод 6-метровой толщины. И думали о том, как вписать в эпоху интерьер.

— Мы нашли бесхозные гранитные поребрики XIX века, они были выкорчеваны откуда-то и валялись в южной части города, — продолжает Сергей. — И из них сделали лестницу, которой изначально в погребе не было. Она вписалась так, будто всю жизнь там была. Потом связались с художниками-кузнецами, они по рисункам времён Анны Иоанновны воссоздали элементы интерьера той поры — начиная от кованых гвоздей и шпингалетов и заканчивая точными копиями оружия. Подсвечники, люстры — всё было кованым, в стиле той эпохи. И не скажу, чтобы всё это было сверхдорого. Сейчас я уже не вспомню порядок величин, но заказчик готов был платить.

Ресторан работает до сих пор. Вполне окупается.

Ещё в одном случае, при реставрации здания конструктивизма 1930-х годов работы Уно Ульберга, трудностью стала уникальная штукатурка: её нужно было воссоздать заново.

- Мы нашли рецепт, - вспоминает Сергей. - Отсеивали специальную гранитную фракцию. Поехали на завод, где выпускали похожие составы, спросили, возьмутся ли сделать партию штукатурки по нашему рецепту. Они говорят: пожалуйста, давайте формулу. После нас они запустили такую штукатурку в производство, потому что она оказалась востребована и другими строителями. Соответственно, она стала гораздо дешевле.

В 2000-м году компания Сергея реставрировала Спасо-Преображенский собор в Выборге. Старались сохранить родную штукатурку или в точности воспроизводили состав. Кровлю делали по шведским технологиям. Дали гарантию – 15 лет на фасады и 30 лет на кровлю.

Прошло 17 лет. Спасо-Преображенский собор весь в лесах. Штукатурка ободрана. Выходит, гарантии едва-едва хватило?

По Соборной площади ведёт группу экскурсовод. Жду, пока она сделает паузу в рассказе, и подхожу спросить: и чего это у них собор снова чинить приходится. Анна Павловна, так зовут женщину, реагирует болезненно.

- Да в порядке была штукатурка, - морщится она. - Я всё время вожу здесь группы и всё вижу. Собор был в очень хорошем состоянии. Но недавно поставили леса и всю штукатурку обколупали. Зачем это надо было делать? Я – человек зловредный. Я теперь просто для себя буду приходить и смотреть, как их штукатурка отваливается.

«Их» - это нынешних реставраторов. В октябре 2016 года правительство Ленинградской области выделило на реставрацию Спасо-Преображенского собора в Выборге (в конкурсной документации он назван просто Преображенским) 70 миллионов рублей. И это – совершенно отдельная история о том, что такое реставрация в Выборге.

В парке Монрепо мне пришлось раз шесть или семь спрашивать, как пройти к замку Людвигштайн. Причём обращалась я только к местным жителям (предварительно интересовалась).

Дважды меня отправили не в ту сторону. Помог молодой человек по имени Стас. Он вёл по дорожке девушку, и я подумала, что ему приятно блеснуть эрудицией. Но Стас добавил: «Мы там раньше бухали».

Людвигштайн — усыпальница баронов Николаи на Острове мёртвых. Когда Выборг стал советским, островок превратился в чрезвычайно привлекательное место для пикников и других развлечений.

Вообще-то вход в парк платный, но местные жители знают места, где можно пролезть без денег. Так что Людвигштайн облюбовали именно местные. Некрополь был изуродован и потоплен в горах мусора, бутылочных осколках, окурках и прочих отходах жизнедеятельности. Администрация парка демонтировала мостик к острову, но это не помогло. К замку пробирались по воде.

Финны очень переживали за усыпальницу своих баронов Николаи. И однажды предложили отреставрировать замок. Просто так, бесплатно.

— Финны привлекли научную организацию, которая занимается именно реставрацией, — рассказывает Андрей Коломойский. — Она изучила химический состав штукатурки и написала проект, который предполагал, что даже кирпичи будут искать того же производителя и вставлять их вместо выпавших и повреждённых.

Группа финских реставраторов готова была приехать со своими материалами и провести все работы бесплатно. Единственное, о чём они просили российские власти, — посодействовать в освобождении от таможенных сборов. Им ответили, что это невозможно: у финнов нет российской лицензии на реставрацию. А финской лицензии мы доверять никак не можем.

Финны продолжали переживать. Российская сторона пошла на уступки: вы, мол, нам передайте деньги, которые собирались вложить в реставрацию, а мы уж их тут освоим. Почему-то финнов это не устроило. Они вежливо объяснили, что хотели бы реставрации по своему проекту. Российская сторона расстроилась: финский проект не адаптирован к российским условиям. Предложила дать этот проект почитать — глядишь, и адаптируется.

И проект действительно адаптировался. Андрей Коломойский видел оба варианта: финский и новый российский. Говорит, что различались они титульным листом. За замену титульного листа, по его словам, компания, готовившая «адаптацию», получила четверть бюджета проекта.

— А за титульным листом шла страница номер один, — продолжает Андрей. — И на ней: категорически запрещено использование цементов и бетонов и работа при температурных перепадах, штукатурка должна быть сохранена.

Стороны сошлись на том, что российские специалисты выполнят все работы, а финны привезут материалы. Куда потом эти материалы делись — не очень понятно, у реставраторов шли в ход свои, родные.

— Российские реставраторы начали с того, что забетонировали цоколь, — говорит Андрей Коломойский. — В одной из башен есть витая кирпичная лестница — её просто закатали в цемент. Шоб, значит, покрасивше. То есть читаешь на первой странице, чего нельзя делать, — и тут же это и делаешь. Штукатурные работы они вели при температуре минус десять. Просто сбили всю историческую штукатурку, покрыли здание армирующей сеткой, а её тоже использовать нельзя было, и закатали новой штукатуркой.

На следующий день после подписания акта приёмки-сдачи штукатурка лопнула.

— Здание треснуло у меня на глазах, — вспоминает Андрей. — Только жестянки полетели в стороны от их сетки — и всё пошло трещинами.

С тех пор Людвигштайн стоит ободранный. Доступ на остров закрыт.

Финны переживали не только за Людвигштайн. В парке Монрепо они отреставрировали Храм Нептуна. Жители Выборга немедленно полюбили это место почти так же сильно, как усыпальницу Николаи. Поэтому отреставрированный Храм Нептуна сгорел дотла. Сегодня от него осталась ровненькая площадка, на которой туристам рассказывают, что, мол, был такой культурный объект. Рядом — стенды с подробным описанием.

В Выборге есть дом, который показывает, как могла бы выглядеть работа по-фински. Четверть века назад, в 1993 году, одна компания предложила бесплатно отреставрировать старинный дом № 16 по Ленинградскому шоссе. В ту пору власти были не такими принципиальными, им не мешало, что у финнов нет российской лицензии, и реставрацию разрешили. Дом выглядит как новый до сих пор — 25 лет спустя.

Вернёмся к Спасо-Преображенскому собору, который восстанавливают за 70 миллионов рублей, для начала сбив штукатурку. Рядом идёт реставрация ещё нескольких объектов. Один из них — бывший дом наместника, принца Вюртембергского, управлявшего когда-то княжеством Финским от имени российского императора. Здание было построено по указанию Павла Первого.

В 2012 году его передали Русской православной церкви. Здесь должен проживать епископ Выборгский и Приозерский Игнатий (Игорь Иванович Пунин). Сейчас дом реставрируют с помощью любимых чиновниками от культуры материалов: цемента и армировочной сетки.

— Епископ поселился в доме не сразу, — рассказывает Андрей Коломойский. — Сначала прямо в здании выкопали бассейн. Для этого снесли культурный слой. Я сам находил рядом кованые изделия, остатки старинной фарфоровой посуды — то, что выбрасывали с места рытья бассейна.

Перед домом наместника были старинные ворота, тоже времён Павла Первого, а за ними — одноэтажное здание служебного корпуса. В советское время там дети учились в начальных классах. Комплекс охранялся как объект культурного наследия с 1961 года. Причём отдельно охранялась высота служебного корпуса: она была рассчитана так, чтобы не перекрывать вид на собор. Сегодня старинные ворота просто снесены, вместо них построены новенькие. Которые, видимо, больше нравятся Игорю Ивановичу. А к бывшей школе пристроен второй этаж. Мне удалось поговорить с человеком, на которого рабочие указали как на прораба. Загорелый мужчина вышел из автомобиля с украинскими номерами. И предложил все вопросы адресовать местной епархии, у которой имеется объяснение, зачем тут второй этаж.

Объяснение можно найти и без визита в епархию. В документе под названием «Акт по результатам историко-культурной экспертизы документации, обосновывающей меры по обеспечению сохранности объекта культурного наследия…» и так далее. Оказывается, в здании бывшей школы епископ планирует открыть Центр по развитию детей. А для развития детей один этаж — это недостаточно духовно. Именно так это объясняется в документе:

«Настало время думать о том, что наши дети растут в бездуховном обществе, они более склонны к разрушению, чем к созиданию. Церковь берет на себя задачу развить духовность в будущих жителях города, для этого в здании должно быть достаточно места для проведения всевозможной работы с детьми. И здание не должно быть похожим на хозяйственную постройку. Ведь дети это хорошо понимают. Поэтому очередная реконструкция с надстройкой второго этажа правомочна. И Соборная площадь от этого только выиграет».

Как рассказал губернатор Ленобласти, приехав в Выборг, на реставрацию Старого города выделено два с половиной миллиарда рублей из регионального бюджета. Ещё будут суммы из федеральной казны и кредит Международного банка реконструкции и развития. Суммы рассчитаны в «Концепции сохранения исторической части г. Выборга», подготовленной по заказу Министерства культуры. Этот документ блестяще показывает, что дальше будет и с Выборгом, и с деньгами на его реставрацию.

Конкурс на разработку Концепции Министерство культуры объявило в августе 2014 года. Готовило её подведомственное Минкульту ФГУП «Центральные научно-реставрационные проектные мастерские» (ЦНРПМ). За 7,5 миллиона рублей они написали 33 pdf-файла.

Первые два этапа разработки Концепции предполагали, что будут подробнейшим образом исследованы, сосчитаны, описаны, отфотографированы все объекты культурного наследия в Выборге — и федерального подчинения, и регионального. Надо было оценить объём утрат, сложность работ по восстановлению, составить сметы-калькуляции на каждый памятник, расчёты проектных работ и так далее. Всё это — для 356 объектов.

Знаете, за какой срок управились ЦНРПМ? За пять недель. По данным на сайте Минкульта, контракт был заключён 18 сентября 2014 года, а второй этап завершён 25 октября.

Один из томов Концепции — смета. На сохранении Выборга предстоит освоить 31 миллиард рублей. Работы не начинались, но уже сейчас можно предположить, как эффективно потратят деньги.

— В рекомендациях по реставрации Часовой башни, например, было указано, что необходимо реставрировать каменные полы балконной части, — обращает внимание Андрей Коломойский. — Но у башни нет балконной части, соответственно — каменных полов. В этом же документе рекомендуется для изучения фундамента башни вырыть три шурфа размером два на два на три метра. Эта мысль кажется мне особенно интересной. Потому что башня стоит на голом гранитном валуне, там нет ни щепотки грунта.

Когда советским кинематографистам требовались виды какого-нибудь старого Лондона, они ехали на съёмки в Таллин или Ригу. И почти никогда — в Выборг. А ведь он ничуть не менее красивый, европейский, старинный.

Выборг уникален не архитектурой и даже не особым духом свободы и «европейскости», который приписывали местным жителям в советские годы из-за близости границы. А тем, что для собственных жителей он — чужой. Когда в 1944 году сюда входили советские войска, финны вывезли всех своих соотечественников из СССР. Вместо них советская власть привезла на завоёванные территории рабочих и крестьян. Эти люди въезжали в идеологически чуждый город и селились в идеологически чуждых интерьерах. Многие впервые в жизни видели, что туалет прямо в доме.

— Финны бежали, бросив дома и всё имущество, — рассказывает переводчик Виктор Савченко. — А советские граждане, приезжавшие в Выборг, вселялись в их квартиры со всей обстановкой. Так было и с моими родителями, которые приехали в Выборг уже после войны. Так было и с родителями моей жены.

Художник Владимир Жак из той небольшой армии краеведов, историков, градозащитников и просто людей, которые родились в Выборге и любят его. Свой крохотный подъезд он расписал историческими картинками, специально заказывал увеличенные копии старых газет. Думал порадовать соседей.

— Вместо этого я стал для них врагом номер один, — вздыхает художник. — Никто из соседей ни разу не помог. Устроил из открытия подъезда праздник — никто не пришёл. А через месяц обстреляли окна подъезда из пневматики.

Город стал для жителей трофеем. На автомобиле, припаркованном в центре Выборга, я увидела наклейку: статуя «Родина-мать» лупит статую Свободы. Похожих картинок сейчас пруд пруди, но эта победоносно красовалась на машине, стоявшей у старинного и очень обшарпанного финского дома. Я показала фото Владимиру. Он грустно усмехнулся: это, сказал, можно считать символом Выборга.

— Один местный краевед сказал мне: это на генном уровне, — замечает Владимир. — После войны все были пришлые, зато идеологически подкованные. Мы, мол, советские люди, а там — буржуазия. Выборг для них — это они захватили буржуазное наследство. Есть граница, за ней — враги. Войны нет, но злобу вымещали на домах. И со временем это никуда не делось. Так до сих пор и борются с наследием буржуазии.

Ирина Тумакова, «Фонтанка.ру»
В тексте использованы фото автора