Абсолютно довольные своими детьми родители, наверное, встречаются. Но реже, чем бы им самим хотелось. Чаще наблюдаются переживания за подростков. Не редкость, когда конфликты возникают вследствие краж из «кармана семьи». «Фонтанка» познакомилась с полицейским, к которому родители-петербуржцы часто обращаются за подмогой. Мы решили, что о лечении испугом любопытно знать не только нам.
Нашему собеседнику за 35 лет, он подполковник и отслужил в уголовном розыске почти всю свою трудовую жизнь. Офицер согласился откровенно поговорить с нами лишь на условиях конфиденциальности. А свое имя он решил скрыть не за-за возможных претензий руководства. Просто опасается наплыва предложений от родителей. Тем более, что формально его метод незаконен. Его коллеги отзываются на просьбы только хорошо им знакомых людей.
«Последние полгода у нас в подразделении наработана схема по приведению подростков в адекватное состояние. После процедур мы ставим диагноз - поддается ли дитя психокорректировке или нет. Пока безнадежных не наблюдали.
От одноклассников, близких по общению соседей, хороших знакомых, хороших знакомых хороших товарищей мы получаем просьбы. Все они сводятся, как правило, к одному: испугайте моего ребенка; он очень хороший, только последнее время постоянно ворует из семьи деньги.
Возраст попадающих к нам – 12-14 лет. В основном они воруют из кошельков мам на чипсы, колу. Потом, раздухарившись, начинают брать по-крупному – на диски для плейстейшн, на книги популярного фантастического жанра. Средний «чек» кражи достигает 500 рублей. Последний случай из нашей практики говорит, что пределов практически не существует – так, недавний клиент увел у матери 7 тысяч рублей за раз.
Любопытно, что обращаются к нам только мамы. Все увиденные нами семьи – разведенные. Кое-где есть, конечно, отчимы, но в этом случае ситуация еще хуже. У подростка в таких случаях уже есть за пазухой фраза: «А ты мне — никто!» Мамы узнают о кражах не сразу, а через три-четыре месяца. Беседы ни к чему не ведут. «А вот у Васи есть диски, а у меня нет», – типичный ответ «артиста».
Появление же посторонних вещей в квартирах контролировать трудно. На вопрос, откуда у тебя новый диск, существует непробиваемый ответ: «Взял у одноклассника», а обложки фэнтези все одинаковые – не упомнишь, какую сами покупали.
Мы идем навстречу. В конце концов, по большому счету, – это наша работа. Другое дело, что по договоренности мы поступаем так, как в реальной практике себе бы не позволили. Закон не разрешает нажимать на школьников по-настоящему.
Заранее обсудив алгоритм, мы «неожиданно» для мамы вваливаемся в квартиру и ведем себя достаточно по-хамски. На вопрос - что надо? - отвечаем: мармелада! А на «крик» матери: «Куда вы его тащите?» - отмахиваемся: «Мамуля, не переживайте, в тюрьме сегодня макароны». Далее заковываем парня в браслеты – руки за спиной. Молча едем в машине в отдел. На все его причитания ответ один: «Поздно пить боржом. Рот закрой».
Перед зданием полиции его расковываем, чтобы посторонние не видели, а в кабинете вновь пристегиваем к батарее. Потом заходит выбранный нами «старший». Он весь взъерошенный, тем более, что в соседнем кабинете мы изображали избиение задержанного. Деланные вопли – «Не надо! Все расскажу!» - приветствуются нашей педагогикой.
«Встать! – начинает он вместо «здрасьте!» – Мне некогда, ты сам все расскажешь или помучиться хочешь?».
Мы же, кроме того, что рассказала мама, ничего не знаем, посему щеки надуваем: мол, нам все известно. Кроме «сознавайся во всех кражах» ничего и выдумать не можем.
Примерно в этот момент в кабинет влетает якобы заплаканная мать: «Отпустите, оборотни!» И так далее... Мы ее при подростке нагло выпихиваем. Это надо для конспирации.
Если ребеночек начинает плакать, то мы ему не советуем этого продолжать в камере. Там - злые жулики, только, мол, насмешишь. В зависимости от ушлости мы стращаем либо тюрьмой, либо спецшколой. Ведь некоторые знают, что до 14 лет привлечь нельзя. Некоторых пугаем оглаской, журналистами, кстати, – обещаем опубликовать его физию в прессе на передовице и во весь рост.
После часа встряски без применения силы, естественно, «получаем чистосердечное». Некоторые рассказывают и про кражи в школах. (Мы, конечно, никакую инспекцию в курс не ставим). Потом подросток пишет собственноручно объяснение; потом - какое-то придуманное нами обязательство о том, что он завяжет.
Тут мы «впускаем» маму и при нем рассказываем о кражах в семье. Она, типа, охает: «Не может быть – вы его пытали! Что за вальтерскотство!». Тогда он признается сам, и она берет его на поруки.
К сожалению, в камеру мы сажать его и по блату не можем. Там всегда задержанные, да и дежурной смене все не объяснишь... Кстати, подавляющее большинство людей ратуют за цивилизацию в изоляторах и колониях, тем не менее, многие наши просители начинают чуть ли не с того, что просят посадить к блатным, чтобы они ему ад устроили на недельку. Это нереально, всем - необязательно, а вот для отдельных кадров вполне могло бы пригодиться. Я — серьезно...
Последний разговор мой с трудновоспитуемым примерно был следующий:
- Сколько бы ты сам давал своему сыну на карманные расходы?
- Это зависит от дохода в семье. Отчим, например, мог бы отстегивать мне тысячу в неделю, – ответил семиклассник.
- А если бы твой сын воровал у тебя?
- Я бы с ним поговорил, и он бы все понял, – был самоуверенный ответ.
- Если бы было все так просто, то тюрьмы бы позакрывались. А как ты контролировал бы расходы, ведь тысячу можно тратить по- разному?
- Я бы чеки требовал, – нашелся сынок.
- Чеки можно подобрать в любом маркете...
Конечно, никакого конструктивного диалога они не выдерживают».
Зачем - непонятно, но мы все же поинтересовались, как оплачивают родители их услуги. Это же - время, хлопоты.
«Нет. Никак. Зачем? Во-первых, мы это делаем только для своих. И, во-вторых, для своих. Потом - у нас у самих орлы растут. Некоторым же, если настаивают, мы говорим: «Занесите нам кофе растворимого, чая, конфет, все одно взрослые задержанные с нами чаи гоняют, а государь на это деньги не выделяет. И все».
В конце беседы мы услышали вывод практика: «Многие совершают, на мой взгляд, ошибку – стараются дружить с детьми. До 12 лет еще можно. А потом? Друг ведь не может диктовать. Вот он вас по-дружески и пошлет. Это ошибка. Вот и весь Макаренко».
Искать ли читателям своих полицейских, «Фонтанка» не знает. Может, знают читатели?
Евгений Вышенков, Фонтанка.ру