Vodka tour: Трасса «Виипури-Ленинград»

Трасса являлась аперитивом, вызывающим слюноотделение, перед городом грехов имени Ленина. Если в Ленинграде финнов "центровые" к 80-ым годам и за иностранцев не считали, то в Выборге и на трассе они вовсе воспринимались карельскими лесорубами.

Порой по этой же дороге Выборг-Ленинград ездили шведы, но они останавливались на призывы дельцов редко. За это их не любили еще сильнее, чем не любили их финны за средневековую шведскую пословицу: «Шведы бьются до последнего финна».

Правда, порой и они помогали валютчикам. И несущие себя гордо шведы не могли устоять перед темным заработком. Некоторые заключали фиктивные браки только для того, чтобы нотариально легализовать ношение валюты тем, кто заплатил за брак. Делец носил договор и в случае задержания имел алиби.

Норвежцы же слыли за абсолютную экзотику.

Без алиби или взятки можно было уехать в колонию.

Страшно сегодня подумать, но статья № 88 УК СССР – «Незаконные валютные операции» делилась на две части. Первая: до восьми лет лишения свободы, что породило присказку: «восемь-восемь – лет на восемь». Вторая – особо крупные размеры, а они начинались с 10 тысяч долларов - вплоть до исключительной меры наказания расстрел. Валюту называли атомом в руках.

Однако фарцовка для определенной части Карельского перешейка стала естественным приработком. Контакт двух культур происходил, как правило, на придорожных автостоянках и бензоколонках. Стоянки начинались сразу после Выборга - в Светогорске и далее, а бензоколонок было шесть.

Работа не прекращалась и когда основные массы уезжали в Финляндию воскресным вечером. По трассе всегда шли большегрузы, рефрижераторы, частные машины. Водители селились в кемпингах в Дюнах, Ольгино. В отличие от туристов обыкновенных, эти занимались промыслом не для того, чтобы погулять. Везли вещи по-крупному. Если джинсы, то пар по 50.

Дальше исполняли валютное сальто. Джинсы обходились марок в 10, продавали оптом – за 70. 60 марок умножаем на 50, получаем 3 тысячи марок. Поездок могло быть до пяти-шести в месяц. 15 тысяч марок в месяц поболее, чем зарплата водилы даже в Финляндии.

До сих пор я помню имя Окки, а на трассе его звали Аркашка. Имя – Сеппо, прозвище Очкарик. Он работал на приметном желто-белом автобусе. Все знали, что они махровые спекулянты. Иногда даже их задерживали при сделках, но они всегда отказывались от товара. А политика СССР в отношении финнов была чрезмерно вегетарианская – если не разнес гостиницу, то отпускаем.

Риск сесть за валюту или мошенничество на трассе оказывался не сопоставимо меньше, чем в центре Ленинграда. Почти все фарцовщики были местными. И милиционеры оттуда же – из Выборга, Зеленогорска, Светогорска. Они сидели за одними партами, их родители работали на одних предприятиях. Это было больше, чем круговая порука – практически родственные связи, укрепленные удаленностью от мегаполиса и легкой к нему неприязнью.

На стоянках и бензоколонках скапливалось до десяти машин и мотоциклов с фарцовщиками. Когда становилось тесно, случались драки. Больше 200 финских марок с собой не возили – за это можно было присесть. Если что – бежали в лес и закапывали марки в лесу. Потом часто забывали точное место.

Однажды у бензоколонки под Светогорском жулик Воробей при побеге спрятал марок так под тысячи три в лесу. Когда галопом уходил от оперативников – увидел камень приметный. При возвращении оказалось, что камней много, а все деревья похожие. На следующий день с ним прибыла бригада человек в пять. Все с граблями. Работали до ночи. Все листья сгребли в кучки на площади в несколько гектаров. Это был первый случай в мире, когда лес в Советском Союзе вычистили, как английский парк перед Петродворцом. Но, увы, марки до сих пор лежат где-то там.

Старожилы шутят: «Сколько валюты припрятанной не нашли – новую трассу можно было построить». Теперь построили. «Скандинавия» называется. Но на нефтяные финансы.

Серьезные облавы власть устраивала крайне редко.

Автор помнит, что в 1988 году по трассе из Финляндии проехал важный партийный бонз. Его машину перепутали и на бензоколонке начали предлагать «Советское шампанское». Что было! Весь личный состав отдела, работающего по иностранцам, собрали по тревоге, будто в Финский залив атомные субмарины США зашли.

- Если вы не контролируете ситуацию, я вас как внутренние войска вдоль по трассе через пятьсот метров поставлю! – орал начальник подразделения полковник Федотов, присланный в милицию на подмогу из КГБ.

Я с товарищами в ужасе ринулся на трассу, поймал ветерана-валютчика по прозвищу Пусик, вместе с ним попался Скороход. Я лупил в истерике ногами по дверям их «Жигулей» и передавал «эстафетную палочку»: «Если вы не контролируете молодежь, а они — дебилы, не отличают финна от секретаря ЦК, вы у меня с повязками «Народной дружины» будете по трассе рассекать!».

Мы неделю занимались устрашением, которое не имело ничего общего с социалистической законностью. Ловили первых попавшихся фарцовщиков на трассе, выхватывали у них деньги и раскидывали по лесу. Иногда демонстративно сжигали купюры.

Дело, конечно, было не в фарцовке. Наказывали за то, что сор вынесли из избы, да прямо в руки ненавистных всеми начальников от КПСС.

Такие скандалы заканчивались указаниями-фантасмагориями. Помню в тот раз заместитель начальника управления полковник Воротынцев предложил то, что вошло в сборник устных милицейских мифов. Когда я, как ответственный за это «великолепие», честно доложил, что позорное явление нам не изжить, он спросил: «Товарищ капитан, а может быть, рассмотреть вопрос с воздушными шарами?».
На совещании стало тихо.
- В каком смысле? – осторожно спросил я.
- Вы с личным составом по воздуху плывете вдоль трассы, вас не слышно, а сверху передаете по радиостанции координаты валютчиков, - пояснил полковник.
- Я даже не спрашиваю, откуда шары возьмем. Но отчего они обязательно поплывут вдоль трассы? А если ветерок поперек и я в Хельсинки приземлюсь? Я не против, конечно… – уклонился я.

Трасса делилась. От Выборга-Виипури до Зеленогорска-Терийоки. И от Зеленогорска до Ленинграда. До Зеленогорска – была территория областных парней, после хозяйничали городские. Приезжали уже наглые, на иномарках, что считалось вызовом. Но борьба шла с тем же успехом. Они только больше улыбались и откупались по-взрослому.

Приличная гульба начиналась в мотеле-кемпинге «Ольгино». Историй уйма. Предложу ту, что ярче характеризует обстановку. У финна, приехавшего на спортивном, красном кабриолете, его знакомые-спекулянты попросили покататься на шикарном авто. Разбили, аккуратно поставили иномарку на стоянку в «Ольгино», а когда он проснулся после пьянки, рассказали ему душераздирающую историю. Мол, он в невменяемом состоянии гонял по трассе, уходил от милицейской погони, а они были вынуждены за него платить взятки. В результате он еще нашим фарцовщикам еще и заплатил за дружбу.

К 1980 году на трассе уже слышно было имя Юры Комарова – будущего дона трассы, отца «комаровского» преступного сообщества.

Свое мировоззрение он определил одной фразой: «Что я, с авоськой буду ходить?».

Комаров скончался несколько лет назад. Он прошел девяностые, не тужил, но много пил. Похоронен на известном маленьком кладбище в Комарово под Зеленогорском. Вокруг Крестного отца трассы лежат архитекторы, востоковед, исследователь Антарктиды. Недалеко могила одного из символов русской поэзии – Анны Ахматовой.

Выходит, и Комаров причислен к новейшей элите России.

Евгений Вышенков, "Фонтанка.fi"