Поверьте, мы ходим по Финляндии толпами не от того, что русским чужда индивидуальность. Нам до советского духа коллективизма рукой подать. Более того, порой мы переживаем за ушедшую традицию жить в одной большой коммунальной квартире. Сказывается долгое время муштры в едином строю. Да и язык наш медленно ворочается по-иностранному.
Начнем по-деревенски. Для финна слово «хутор» ментально близко. В русском языке тоже есть такое понятие. Это место на отшибе, где люди живут на расстоянии от соседей. Слово есть, а употребляется редко; вспоминаем русского классика Гоголя с его "Вечерами на хуторе близ Диканьки". А забавного там было мало – одна нечистая сила. И это дореволюционный взгляд мастера литературы.
При СССР было несколько республик, где хутор был естественен. Это, конечно, Прибалтика, Карельский перешеек и Западная Украина. То есть европейские территории, прикрепленные тоталитарным режимом к Союзу.
Недавно именно из католического украинского Львова пришли неприятности. Вот такое подтверждение недобрых исторических ассоциаций.
Ленинградцы часто вспоминали такой образ жизни, натыкаясь на заброшенные после Зимней войны финские фундаменты. Все мы восхищались их мощью и надежностью, но дотрагивались до окаменелостей с опаской.
Советского человека учили жить в общине. Крестьянин-одиночка был обречен политически, а значит - экономически. Более того, ему, по версии большевиков, оставался один шаг до кулачества - до мироедства. Читай, до классового предательства.
Несогласных с этой доктриной полностью истребили к середине 1930-х годов прошлого века. У деревенских поклонников красного знамени отобрали паспорта и отчасти возродили крепостное право. Любопытно, но в связи с украинским кризисом и санкциями Евросоюза у полицейских в России тоже отобрали заграничные паспорта и запретили ездить на Запад.
Управлять людьми легче при единообразии и единодушии. Для этого нужна общая вера и строй. То есть колхоз – коллективное хозяйство. А городское оно или сельское - различие небольшое.
Родоначальник вашей веры - Лютер - когда-то воскликнул, мол, гроша не даст за веру без загробной жизни. Большевики добавили веру в победу коммунизма при жизни будущих поколений.
И все в СССР шли строем к жизни после смерти. С благоговением на демонстрациях, с трепетом - в лагерях.
Вспомним, что отдельные квартиры были только у высших партийных руководителей, видных деятелей науки и культуры. До начала 70-х большинство жили в коммуналках – коммунальных квартирах.
Начали мы там обживаться после Революции, когда уплотняли роскошные хоромы класса угнетателей. Добавила тесноту Вторая мировая война, разрушившая города.
Даже Гагарин, полетевший в 1961 году в космос, не имел своей квартиры. А коммуналка - вид общежития. Со всеми минусами и плюсами.
Автор помнит бесконечные проходные дворы на Васильевском острове, где ребятня забегала из квартиры в квартиру запросто, без приглашений. В длинных коридорах можно было увидеть абсолютно незнакомую физиономию. Из открытых окон матери кричали: "Серега, найди Андрюшку, скажи, что отцу надо нести еду на завод!". Серега передавал зов в другой двор. И через километр весть настигала Андрюшку от незнакомца.
В армии это называется «передать по цепи».
В моей школе самое постыдное наказание - отсадить провинившегося за отдельную парту. Чтобы другим не мешал. В Библии выгоняли в пустыню.
Отсесть самому - еще хуже.
При наказании общество подразумевает твое исправление, следовательно, прощение и прием обратно в ряды. Если ты покидаешь строй самостоятельно, есть три версии твоего поведения:
- сумасшедшего необходимо насильно лечить;
- презирающему коллектив присваивается клеймо;
- третья - расстрельная - враг, выдавший себя с головой.
В спорте, который при СССР был подвидом общей религии, процессы шли аналогичные.
- Я вам не папа и не мама. Тут нет «я». Здесь только "мы", - сказал нам - малышам тренер на первой тренировке, построив в шеренгу. Октябрята, пионеры, комсомольцы, партийные - это все ступеньки к вершине абсолюта. Именно это называлось социальным лифтом и движением масс.
Одна родина, одна партия, один взгляд на все.
А все наше было тогда окружено враждебностью. Так нам говорила газета "Правда". Про Финляндию мы думали иначе. Вы - не враги, вы заблуждаетесь. Мол, империалисты вам голову задурили. И водку пьете правильно, и лес рубите своими руками. Еще чуть-чуть и пролетарская революция.
Но и в Финляндию нас пускали только группами.
За границу рвался любой советский человек. Нас отбирали, как в разведгруппы. На партийных собраниях кандидатам задавали каверзные вопросы:
- Кто генеральный секретарь коммунистической партии Монголии?
- Что заявил Брежнев на последнем пленуме партии о роли творческой интеллигенции?
- Расскажите, кто платит Солженицыну за его антисоветские романы?
Это было всеобщей политграмотой. Своего рода дополнительной клятвой. Большинство в душе иронизировали, но делали серьезное выражение лица на экзаменах.
После этого КГБ перепроверял и нас буквально забрасывали в тыл к неприятелю. Но без задания. Зато с обязанностями.
Ходить в одиночку считалось страшно и категорически возбранялось. Причины понятны: по Хельсинки шастают агенты ЦРУ, которые только и думают, как устроить провокацию в отношении советского туриста. Например, подсунуть порнооткрытку, заснять инцидент, а потом передать фото продажным американским журналистам для дискредитации честного простофили.
Самая любимая подпольная песня советского времени принадлежит перу нашего великого поэта Владимира Высоцкого. Вообще он и есть лучший путеводитель по нашей душе, но он малопонятен для иностранца. Называется стихотворение «Инструкция перед поездкой за рубеж». В нем все разъяснено:
«От подарков их сурово отвернись,
Мол, у самих добра такого завались»
К каждой туристической группе приставлялся сотрудник КГБ. Он - и общественный вожак, и воинский начальник. Приметит неладное в поведении, как говорили «возьмет на карандаш», и все - отъездился. Некоторые умудрялись платить таким взятки, чтобы при случае отклониться от маршрута и добежать до секс-шопа. Денег в кармане не было, а поглядеть да ахнуть можно. А потом шепотом друзьям всю жизнь рассказывать.
Вообще толпой любят ходить и немцы, и японцы. В Финляндии их мало. Немцы обожают марш, потому что обязательно надо все закончить пивом и громким хохотом. Японец - человек дисциплинированный. Он все снимает, а потом в Токио смотрит, где был. Вы же не спрашиваете, отчего японец постоянно улыбается и кланяется.
Сегодня многие из советского поколения подзабыли социалистические навыки.
Теперь в основе нашей массовости лежит незнание английского языка. Вместе разобраться легче. И не потому что мы тупые. Мы - из падшего Рима, зараженные имперским сознанием. В глубине уверены, что все должны говорить по-русски. Но либо ленятся, либо не хотят. Что подозрительней. Как возмущался дядя Соломон из Ленинграда, проживающий в Нью-Йорке, «мы уже здесь 25 лет, а американцы до сих пор не выучили русского».
Закончить эту публицистическую зарисовку можно ссылкой на генетику.
Много лет назад я приехал в Киргизию. Моей провожатой была девушка лет двадцати. Вся модная, в короткой юбке. Она постоянно иронизировала над консервативностью стариков. Мы поехали в горы. У водопада подошли к дереву, склонившемуся над бурлящей водой.
- Пошли! – позвала она и на высоченных каблуках прошла по узкому стволу, присела на корточки прямо над бурунами и застыла.
Я пожалел, что не фотограф и не поэт. В прошлом я - мастер спорта СССР. Но лез осторожно, как обезьяна, теряющая равновесие. Местная девушка сама не понимает и не думает, как это у нее получается. А со времен лучников Чингиза прошло чуть поболее лет, чем с последнего генерального секретаря ЦК КПСС.
Так пока и мы с нашим поколением. Давно капиталисты, а в коллективе нам комфортнее.
Евгений Вышенков, "Фонтанка.fi"
Справка. Евгений Вышенков, заместитель руководителя АЖУРа. Окончил Восточный факультет ЛГУ им. Жданова. В 80-90 — е годы работал в уголовном розыске в центре Ленинграда. Мастер спорта СССР.
Финского соседа раздражает, когда в разговоре до него дотрагиваются или громко разговаривают — почему так делают россияне, читайте в «Русских манерах: Прикосновение и шум».
В следующий раз мы расскажем, как россиянам в любой точке планеты удается стихийно образовывать очереди.
