ПоделитьсяКогда тридцать лет назад сотня мастеров спорта сошлась в Девяткино, на крови вырос силовой рынок. Миф препарирует главный участник. Сегодня он доктор наук.
На поле в Девяткино 18 декабря 1988 года из-за драки, вроде как за чепуху, собралась сотня боксеров и борцов. Коммунист Мискарев вынужден был пролить кровь соперника. Спортсмены тогда не ведали, что открыли городу на Неве выгодное предложение для зарождающейся буржуазии. О дате, расколовшей мир оргпреступности на «тамбовских» и «малышевских», с Евгением Вышенковым беседует непосредственный ньюсмейкер события. Но беседует с научной точки осмысления, как профессор социологии. Также «Фонтанка» проанализировала две бизнес-модели сообществ. Согласно похоронной статистике, по итогам тридцатилетия босс всех боссов Барсуков-Кумарин уступил историческому оппоненту Гонзалесу-Малышеву.
СССР, декабрь, 1988 год: полгода как принят Закон о кооперации; советские войска вышли из Афганистана; два месяца в Нагорном Карабахе введено военное положение; прошел месяц с провозглашения Эстонией суверенитета, толкнувшего СССР к распаду. В Ленинграде сгорела Библиотека Академии наук, отсчитывают «600 секунд», а на Дворцовой площади открывается первый ларек с гамбургерами.
Всюду фарцовщики обложены данью милиции и спортсменов. По выходным на окраинах возникают стихийные вещевые рынки. Там можно купить от губной помады «Pupa» до пистолета ТТ. Там жарят шашлыки, дурят в наперстки. На этих территориях каждый разумный платит за входной билет.
В субботу, 17 декабря 88-го, на таком месте за железнодорожной станцией Девяткино гости умышленно нарушают конвенцию. Гончаренко, понятный всем как близкий к Владимиру Кумарину Федя-Крымский, отбирает кожаную куртку у коммерсанта, которому гарантировано покровительство окружением Александра Малышева. Старший от Малышева – Сергей Мискарев, уже известный всем как Бройлер, догоняет Федора и делает ему резкое замечание рукой. Боксер Мискарев выигрывает дискуссию у боксера Гончаренко, но к ним подбегают семеро. Они в мясо избивают Мискарева. Последние удары наносятся лежачему, ногами – в голову.
Перестройка высушила порох, и схватка из-за ерунды стала искрой, что повлияла на силовое предпринимательство Петербурга и Ленобласти в будущем десятилетии. На следующий день в Девяткино съезжаются спортсмены. Они принципиально разделены на тех, кто со стороны Малышева, и тех, кто от Кумарина. Дело о куртке переросло в столкновение репутаций коллективов пока невидимых, а вскоре могущественных гангстерских кланов.
Воскресенье, 18 декабря: милиция еще не знает термина «организованная преступность». На Литейном, 4, пока работает будущий глава Госнаркоконтроля, а пока следователь КГБ Виктор Черкесов. Он расследует никому уже не нужные дела по антисоветской агитации и пропаганде. Мимо его окон в Девяткино стремятся «восьмерки» и «девятки», набитые игроками нового жанра. Случайные гаишники глядят на кавалькаду без служебного рвения.
Как на Руси, они начинают битвой Пересвета с Челубеем. После того как Мискарева били толпой, он достает нож и задает те вопросы, что хочет задать. Гончаренко падает, и две шеренги специально обученных красным строем людей на секунду расходятся, чтобы прыгнуть друг на друга. Но, в отличие от стороны Кумарина, люди Малышева пришли по-взрослому. Малышев и его соратники достают оружие. И заведенные, как пружина, чемпионы Европы по боксу и мастера татами вдруг осознают – это не спартакиада.
Гончаренко скончался в больнице, а спортивное братство навсегда разделилось на «тамбовских» – по месту рождения Кумарина и «малышевских» – как бы ленинградцев.
Но годовщину события «Фонтанка» отмечает не воспоминаниями в стиле нуар. Сергей Мискарев сегодня доктор социологических наук, преподаватель петербургского вуза. Раз он читает студентам курс деловой этики, то давно знакомый с ним автор убедил его передать научный взгляд на то крошечное событие, что повлияло на становление городской буржуазии. Читателю представляется редчайшее – «рыба превратилась в ихтиолога».
Легкий портрет собеседника: родился в Киеве в семье советской интеллигенции, с детства в клубе «Динамо» – бокс, гиря. В Ленинграде закончил Высшее политическое училище имени 60-летия ВЛКСМ, в 1984 году вступил в КПСС. К поворотной точке служил командиром группы по борьбе с диверсионными формированиями противника. После покушения в 1997 году носит под сердцем пулю автомата Калашникова. Просто врачи не рекомендуют извлечение. Бизнесмен.
- Войдем в научную дискуссию, Сергей Григорьевич?
– Исключительно для молодежи: в тот момент уже происходила трансформация государственного строя. Появились кооперативы. Одежду стало можно носить другую, хотя ее не было. Это вызывало создание государством условий, которые формально не были оговорены, но были достаточно привычны для всего общества и, главное, принимались им. Некий капитализм, который в умах еще не созрел. Пусть на официальной обложке это еще выражалось в негативном плане – спекулянтом было быть нехорошо. Но в реалиях – лучше. Так произошел мировоззренческий слом. Абсолютно другое осмысление человеческих взаимоотношений, люди набирали категорически новый опыт. Не дети, а стали вести себя как малые дети. Ведь все было ново. Они шли примитивным опытным путем. И никто специально для этого не создавал никакой идеологии. В то же время идеология с тоталитарными рамками разрушалась. Перестройка ее уже сама по себе отменяла, но оговоренных условий дальнейшей жизнедеятельности не было. Механизм включился сам по себе. Мы не знали, что все это очень длинные процессы.
- Ты же был внутри самой консервативной части общества, во внутренних войсках. В 1984-м стал коммунистом.
- Да, был политработником. Матрица была не совсем как у рядового гражданина. Это не просто образование, а опорная база знаний. Но к 1988 году партбилет, как таковой, уже ничего не значил. За пару месяцев до события я еще читал бойцам политинформацию. Говорил пустые слова. Мне же никто не дал формулировку, что такое перестройка. Вернее, раз десять из политуправления спускались разные. Наверху сами не знали. По сути, шла трансформация. А перестраиваться быстро может только запрограммированный трансформер. Мы же были спроектированы мастерами боя и менялись, не осознавая этого.
- Почему первыми стали спортсмены, а не уголовники, допустим?
– Спортсмены социальны. Модель их поведения предсказуема. Они же все молодые. Старыми, как правило, быть не могут. Часть из них уже заслуженные люди – чемпионы. Всех их учили и научили добиваться. Даже в Советском Союзе, если ты достигал вершин в спорте, то и в жизни ты имел успех, то есть благополучие. Но к 1988 году спорт сам по себе уже ничего не приносил. Вот спортсмены и продолжили свою поведенческую модель. По-другому вести себя не могли. Началась реализация лидеров уже вне спортивного зала. И ничего удивительного в этом нет. Вокруг многие внезапно оказались в неком новом мире и растерялись. А спортсмены не растерялись, потому как умели сражаться. К тому же для них не было понятийных рамок, которые десятилетиями формировались у уголовников. Поэтому последние тише и были.
- И они стали силовиками? Тем более что первыми среди спортсменов оказались боксеры и борцы.
– С одной стороны, силовиками, с другой – где-то проводниками необычной идеи. Ведь даже осознанное движение образовалось на этой базе. Это сегодня говорят, что человек в движении, значит, активен и решает вопросы. А тогда, говоря "движение", имели в виду спортивное происхождение, образ жизни, стереотип поведения, когда ты за счет физической силы решаешь проблемы и получаешь блага. Сформировалась субкультура, потом контркультура. До сих пор в нашей речи и в речи молодежи, в сознании мы видим те повадки. Так что не только силовое поле. Сегодня даже юноша может сказать «стрела», до конца не понимая, что это.
- Для коммерции спортсмены стали и налоговой, и полицией, и ФСБ, и арбитражем?
- Тогда спортсмены в этих компетенциях были эффективнее. Институт государства со своими старыми правилами работал все хуже и хуже. Путь у спортсменов – путь эмпирических методов, методов проб и ошибок. Он же шумный. Им необходимо было реализовывать себя в любом человеческом виде. И экономическом, и амбициозном, этическом, социальном. Евгений, человек многообразен и един.
- Крохотная территория Девяткино стала трамплином?
– Территорий таких было достаточно. Другое дело, что это были базы, фирмы. Там же сдавались целые территории в аренду. Тот же Некрасовский рынок и в том же духе. Просто они через какое-то время быстрее окультуривались. Это был процесс создания той деловой культуры, что в это время возникала. Деловая же культура переросла потом в форму экономических взаимоотношений.
- Можно ли поставить условную точку, что до 18 декабря 1988 года был хаос, но драка из-за кожаной куртки навсегда расколола мир единого зарождающегося силового предпринимательства на «тамбовских» и «малышевских».
– Конечно, так и произошло. Только это не раскол. Идея не раскололась. Произошло создание рынка силовых услуг. Сначала у всех были единые базовые ценности Советского Союза, а надвигающийся мир предполагал оптимизацию в обществе. Закономерность – здесь. До этого события слово «тамбовские» не звучало. Не было брендов, а были отношения, которые есть на стадионах, в спорте. Потом оказалось, что это не работает в новом мире.
- И куртка стала поводом?
– Да. Был переход оговоренных условий. Они повели себя соответственно своему пониманию, отношению к окружающей действительности. По-другому они не могли. Спортсмены системно не мыслили. Потому что они, хотя и не творческие личности, но сами себе художники. И индивидуально реализуются, добиваются ожиданий и потребностей. В команде каждый же раньше хотел выделиться. И в жизни так же. Кто-то нашел свое «я» в этом обществе. Смог определиться в нем, понимая ту логику развития и какие образцы поведения и взаимоотношения в нем возникнут. Сумел вычленить себя. Остальные продолжали те образцы поведения, не понимая, что это стало неприемлемо. Потому, что существовать долго в хаосе мы не можем. Спортсмены начали организовываться. Плохо ли, хорошо ли – не об этом же разговор. Ошибок допущено очень много. Но государственной концепции тогда никому не предложили.
- История первых брендов?
– Безусловно, что и требовало то время. Мы сейчас все живем на брендах. Старые же бренды только назад тянули. Наступил выбор разнообразия. Плюс каждый бренд предоставлял услугу, где были свои минусы и плюсы.
- «Тамбовские» забирают 30 процентов прибыли, но предоставляют еще и связь с властью. «Малышевские» первые по численности, отсюда быстрее подскок к точке конфликта, к тому же не пережимают с данью. «Казанские» за счет уличной агрессии могут выиграть тактический конфликт, но вдолгую нанесут урон своему же коммерсанту. У «пермских» больше связей с уголовниками, а «воркутинские» далеко не видят, поэтому им можно показывать маленькую прибыль. Вульгарно – так?
– Так упрощенно. Соответственно, Девяткино, не ведая того, соорудило рынок. Мы же приняли теорию максимизации акционерного капитала. Приняли за основную жизненную теорию. И как идеологию либерального рынка. Мы оттуда вышли, там и есть.
- Кожаная куртка сменила гоголевскую шинель.
– Я же сказал – контркультура.
- В среде современных силовиков есть конкурентная борьба. Они друг друга сажают, там интриги. А в 90-е группировки стали уничтожать друг друга.
– Мы говорили про 80-е сначала, чтобы к 90-м перейти. В 80-х годах такого не было. Рынок предусматривает цель – оптимизацию основного капитала, оптимизацию как раз общества. Потому что каждый хочет стать акционером даже в семье, по сути максимизировать свой капитал. Что такое основной закон капитализма – накопление капитала. Это и порождает конкуренцию. У нас же конкуренции не было до этого. У нас была цель – все едины и все в коммунизм. Сейчас же все поменялось. Сначала оценка целей. Какие средства по достижению этих целей он выберет – второстепенно.
- Тогда на первое место и вышел спортивный кулак как главный аргумент прогресса?
- Так формировалось «я» – определение себя в социуме. Это как у детей. У взрослого ведь прием информации и ее осознание происходят позже. Это в этике как раз зависит от серьезного фактора – «созидающего самосознания».
- Они нарушили деловую этику?
– Только тогда термина такого не было. Понятия были, их и нарушили. Понятийная культура – это неписаная деловая этика. Записанная этика, она вообще не играет никакой роли. Можно ее выучить наизусть. И ходить и бубнить. Но, если ты не будешь носителем ее и не будешь соблюдать этические нормы, этичен ли ты? Это как с религией. Если ты будешь носить крестик, верующий ли ты? Манипуляция. Это было еще и нарушение советской спортивной традиции. Даже греческой, олимпийской – при прочих равных условиях. Наступала эпоха, когда правила Советского Союза – «один на один», «до первой крови», «лежачего не бьют» – отмирали. Наступали времена, куда мы сейчас попали, так сказать, в глобальном масштабе. Времена, когда мы знаем, что не принято, но эффективно. Цель оправдывает средства.
- Сторона Малышева приносит оружие. Родил ли он этим, что время кулака прошло?
– Думаю, да. Плюс право: выживает сильнейший.
- Это пришло к современному массовому убеждению: кто богаче, тот и прав?
- К этому как раз и привело. Это же экономика. Наука, которая может все сводить к цифре. В экономике нет чувства. Надо становиться обеспеченным. И таким образом, успешным. Людям нужно было выбирать: либо вы уходите со своими справедливыми лозунгами и ничего не умеете, или… Трансформировался и уголовный мир. Хотя он был в более крепких рамках, чем спортсмены. Теперь коронованные жулики могут иметь дворец, заниматься бизнесом, дружить с кем угодно.
- Потом начался переход к мощнейшей внутривидовой борьбе. Это напоминает: революция пожирает своих детей?
– Так и есть. На тот момент большинство из спортсменов пело Гимн Советского Союза, защищало Советский Союз и они были патриотами. Не сказать, что это были негодяи. Но, организовавшись в мощнейшие преступные сообщества, они сами себя стали называть бандитами и сами себя ликвидировали. Кто говорит о серьезной роли государства в этом процессе, тот либо переписывает историю под власть, либо просто юн.
- Я вижу, что те, кто выжил, не спился, не скололся, вернулись к патриотизму.
– Они же и были патриотами. Потом они перестали думать об этом. Государство-то исчезло. Оно было на бумаге.
- Вспомнили?
- Нет. Появилось государство – это раз. Выжившие в резне осознали, где находятся. Куда лично он идет, и хочет ли он туда, и какой все-таки он видит дальше жизнь. И какая правильная она была с ценностями, что дают возможность созидательного процесса жизнедеятельности человека и его возможного дальнейшего развития, благополучной популяции, если хотите. И вновь начали отстаивать настоящие ценности. И ничего удивительного, что эти люди заняли позиции патриотические. Другое дело, что многие из них не могут системно выразить это в эмоционально-смысловом оформлении. Потому что они имеют другие знания. Но понятийно они все это сознают и выражают.
- Получается, тогда был патриотизм-коммунизм, а сейчас патриотизм-православие?
– Нет, не православие. Сейчас патриотизм и, в общем-то, больше некий дух, объединяющий людей по справедливости.
- Что мы строим, профессор?
– Мы до сих пор что-то перестраиваем. Перестройка продолжается. Мы просто об этом не говорим. Мы даже не осознаем этого. Зависли. Сложно представить, человек ведь привык жить образно. Есть не просто лингвистика – наука сухого запоминания. Красиво слова разложены, но если под ними не заложить образ, что семантика делает, то образы будут бессвязны. Получается безобразие.
- Где находимся?
– Сейчас мы как раз находимся в информационном мире. Постоянный приток посылает человеку информацию, постоянно держит его в эмоциональной привязанности, разорвав историческую связь. Вот мы и в постправде. «Ин» – это вы, «формация» – это форма. Пожалуйста, вставляйте любую форму.
Когда 18 декабря сотня героев той встречи в Девяткино разошлась, каждый передал свое впечатление еще десятерым спортсменам. Те пересказали сотням. Улица разнесла слухи, и что-то добавил Андрей Константинов в первом документальном эпосе «Бандитский Петербург». Так был создан миф. Теперь никто из выживших никого не убедит. Тем более что каждый из них по своему чуял запах и видел цвет времени. Миф можно одолеть только мифом.
«Фонтанка» решила взять помощь у равнодушной статистки. Вряд ли читателям любопытно листать глазами таблицу неизвестных фамилий, прозвищ, дат рождений и спортивных статусов. У автора же нет разумной возможности изложить все красочные биографии героев того столкновения. Но, собрав весь список, я вывел динамику.
Портрет усредненного нами участника битвы в Девяткино предстал таким: 27-летний мастер спорта; на 65% – боксер, на 35% – борец. 10% из них – чемпионы СССР и Европы. Примерно половина ленинградцы, остальные родились от Воркуты до Перми. Число тех, кто уже побывал под арестом, стремится к математической погрешности. Примерно половина имела высшее образование. Остальные факторы категорически различны. Так, например, дзюдоист Андрей Шеметов закончил школу с золотой медалью и блестяще учился в институте, а боксер Александр Жаренов тогда уже тяготел к блатной идее.
- Что бы ты себе и всем им сказал, как преподаватель деловой этики?
– Этические нормы – это то, что как раз определяет моральную, нравственную сторону личности. Только этическими нормами человек живя, может определить, что такое хорошо, а что такое плохо. И когда мы говорим "мораль исторична" – это совершенно верно. Потому что история, как в этических нормах, так и в культуре, и в каждом человеке, долгая память. Длинная.
Дальнейший анализ показал, что 60% погибли в межклановых войнах в 90-х. Однако важен нюанс: если «малышевских» полегло около 20%, то «тамбовских» – к 80%. К тому же остатки «тамбовских» в данный момент находятся под арестом вместе со своим боссом Владимиром Барсуковым-Кумариным. Что касается Александра Малышева, взявшего в Европе фамилию Гонзалес, то, оправданный в Испании после самого громкого дела о русской мафии в Евросоюзе, он незаметен в своем доме в Стрельне.
Ответ на вопрос, отчего так неравномерны итоги, лежит в плоскости специального исследования двух бизнес-моделей, где ключевым аргументом являлся различный поход к персональной власти. Если структуру Кумарина можно назвать тоталитарной, где все решения принимал только он, то Малышев симпатизировал больше горизонтальной, можно сказать, демократической схеме управления. Вокруг него собираются равные, но обязанные объединиться при нападении извне. Безусловно, эта диссертационная тема, но говорить о том, что стратегически Малышев оказался более эффективен, чем Кумарин, уже корректно.
На 2018 год выжившим примерно 57 лет. Большинство отбыли разные сроки наказания. Это бизнесмены средней руки, активно занимающиеся спортом. Так, Сергей Кушин стал призером чемпионата мира по вольной борьбе среди ветеранов. Если в детстве они гордились надписью на ветровке «СССР», то теперь по воскресеньям встречаются в храмах. Готовы многое простить друг другу.
Они не стесняются, но и не гордятся своим прошлым. Но им режет слух, когда юноши произносят слово «братва».
Евгений Вышенков, «Фонтанка.ру»
