Если в хорошую погоду забраться на крышу дома в центре Петербурга, то развернувшаяся перед глазами панорама способна умиротворить даже самое черствое сердце. Особенно если крыша новая, крепкая и с хорошими перилами. Не пытайтесь повторять этот трюк на первом попавшемся здании!

Тут как в сказке: направо посмотришь — Исаакиевский собор увидишь. Налево поглядишь — золотые купола Александро-Невской Лавры сияют. А прямо взгляд кинешь — тут тебе Петропавловская крепость на фоне призрачного в ярком свете солнца Лахта-центра. Но это ориентиры видные, про них известно если не все, то многое. Давайте найдем вокруг что-то, о чем мы знаем меньше.

Смотрите, почти под ногами у нас Спасо-Преображенский собор. Это его народное название, между прочим, а официально он Собор Преображения Господня всей гвардии. Он всегда оставался действующим, даже в советское время.

Самый первый храм был построен на этом месте в память восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны — и не просто так: именно здесь был штаб Преображенского полка, который в тогдашнем дворцовом перевороте играл важную роль. Проектировал первый собор Михаил Земцов, который в процессе строительства волею божию умер, а руководство стройкой подхватил Доменико Трезини. Пятиглавый храм в стиле барокко сгорел в 1825 году: святыни из огня спасли, но от самого здания остались только стены.

На прежнем месте церковь восстановил в тридцатых годах XIX века Василий Стасов, уйдя от старомодного барокко к актуальному тогда ампиру. В соборе всей гвардии хранились военные трофеи, знамена и орудия (после революции их передали сначала в Артиллерийский музей, затем в коллекцию Эрмитажа), а стены до сих пор декорированы изображениями воинских атрибутов. Сохранилась и бронзовая доска, на которой перечислены все погибшие офицеры Преображенского полка. До передачи в музеи здесь в особых шкафах демонстрировались преображенские мундиры Александра I, Николая I и Александра II, а также сабля, которая была при Александре II во время покушения 1 (13) марта 1881 года и сохранила следы его крови.

В 1832–1833 годах архитектор Стасов спроектировал знаменитую ограду собора. В память о победе над турками она сделана из стволов трофейных пушек. Некоторые орудия и в ограде сохранили свои имена: «Гнев аллаха», «Священный полумесяц», «Гром извергающий», «Дарю лишь смерть». Но расположение пушек дулами вниз по замыслу архитектора давало понять, что никогда больше не принесут они смерть врагам.

Собор настолько понравился горожанам, что они говорили: мол, в городе существуют два выдающихся сооружения — Казанский и Спасо-Преображенский соборы. За создание этого храма архитектор получил в подарок от императора Николая I бриллиантовый перстень и 1 325 рублей, которые сам же и сэкономил, взяв для ограды трофейные пушки — они-то ничего казне не стоили.

Основными доминантами старого Петербурга были и остаются здания культовые: по воле Петра I, создавшего наш город, лишь они могли нарушать небесную линию, выделяться на фоне рядовой застройки. Поэтому давайте посмотрим еще дальше, на нежное здание Смольного собора. Его архитектурное решение создает необычную иллюзию. По мере приближения храм визуально уменьшается, при этом не теряя своей величественности. А издали — парит над городом.

По легенде, архитектор Джакомо Кваренги, несмотря на свой непримиримый характер и откровенную враждебность по отношению к создавшему собор Растрелли, останавливался напротив главного входа, поворачивался к нему лицом, снимал шляпу и восклицал: «Ecco una chiesa!» («Вот это храм!»). Мы же, где ни завидим этот легчайший силуэт, только и можем сказать: «Господи, красота-то какая!»

Начала строить собор Елизавета Петровна: на месте «Смольного дома», дворца, где она жила в детстве, повелела создать монастырь с институтом для воспитания девушек-дворянок при нем. В этот монастырь, по легенде, она планировала удалиться в старости.

Проект собора выполнил Бартоломео Франческо Расстрелли, причем ему пришлось вступить в полемику с царственной заказчицей. Архитектор планировал построить однокупольный храм на европейский манер, но «Кроткая Елисавет» монаршей волей настояла на православном пятиглавии. Спор двух упрямств закончился компромиссом: только центральный купол венчает храм, остальные — над четырьмя одинаковыми двухъярусными колокольнями, образующими звонницу собора.

Несмотря на участие императрицы в его создании, Смольный собор стал образцом типичного российского долгостроя. Вскорости после закладки началась Семилетняя война с Пруссией — и денег на всякие там излишества стало откровенно не хватать. Потихоньку-полегоньку его все-таки строили и отделывали, но окончательно он был завершен только в 1835 году архитектором Василием Стасовым (мы уже говорили о нем как о строителе Преображенского собора).

Разумеется, денежные соображения простыми петербуржцами в расчет не принимались, и по городу ползли слухи о проклятии, наложенном на собор. Рассказывали также, что рабочий (помощник архитектора, аптекарь, живший по соседству, обманутый подрядчик) повесился (заколол себя ножом, бросился с крыши) в звоннице (в алтарной части, в ризнице, с главного купола). До сих пор, как только разговор заходит о мистических явлениях Петербурга, непременно упоминают и о призраках Смольного монастыря.

Кстати, о деньгах и колокольнях: изначально в проекте была еще одна, отдельно стоящая, колокольня. Ее можно увидеть на макете, который хранится в музее Академии художеств. В городском фольклоре твердо закрепилась легенда о том, что будто бы Екатерина II отказалась выделить деньги на ее постройку. Но историки архитектуры придерживаются твердого мнения, будто бы сам Растрелли отказался от постройки, которая утяжелила бы легкий и нежный проект.

Небольшой штрих: на непостроенную колокольню планировали повесить колокол в двадцать тысяч пудов, то есть 327 тонн – чуть ли не вполовину тяжелее московского Царь-Колокола.

Посмотрите в сторону залива. Видите далекие купола над грозным зданием из темного кирпича? Это Богоявленская церковь на Гутуевском острове. С постройкой этого здания связан один из необычных эпизодов нашей истории. В 1891 году в Японии саблей полицейского-фанатика был ранен наследник российского престола Николай Александрович (в будущем — император Николай II). В честь счастливого избавления цесаревича от гибели и была построена в отдаленном от центра районе Петербурга, где жили таможенники и моряки, Богоявленская церковь. И не монарх ее решил строить, а простые жители.

Изначально ее планировали сделать деревянной, но один из богатых прихожан дал денег на более капитальное сооружение — с условием, что внутри будет его родовая усыпальница. Архитектор Василий Косяков создал проект в псевдорусском стиле, из неоштукатуренного кирпича. За образец он взял обетный храм в Борках: так церковь оказалась связана сразу с двумя чудесными спасениями. Напомним, что близ деревни Борки под Харьковом в 1888 году потерпел крушение царский поезд со всей августейшей фамилией. По счастливой случайности, объявленной чудом, никто из членов царской семьи не пострадал, хотя погибло очень много народа.

Одним из тех, кто освящал церковь в 1899 году, был сам Иоанн Кронштадтский.

Наиболее отчетливо с такого расстояния заметен центральный купол в форме луковицы. Но у церкви есть еще две малые шатровые главы и колокольня — приглядитесь-ка, вон они. Отсюда, конечно, не видать, но фасады церкви украшены орнаментальными узорами с изразцовыми и майоликовыми вставками, вход обрамлён арочным порталом. Внутри раньше тоже было богато: фаянсовый «под слоновую кость» иконостас с бронзовыми царскими вратами, удостоенный медали на парижской выставке 1900 года, и росписи по всем стенам, сводам и куполам.

Правда, долго это богатство не продержалось: в 1935 году церковь была закрыта. Кованую ограду перенесли к школе (а в начале XXI века вообще сдали в металлолом). Уничтожили все внешнее и внутреннее убранство, включая шатры и главки. В изувеченном здании находились последовательно овощебаза, склады, мыловаренный завод и даже, говорят, морг. Сильный пожар в военное время довершил это варварство. В 70-е годы церковь пытались реставрировать, но безуспешно.

В 1991 году здание, а точнее — то, что от него осталось, было передано церкви. В 1992 году начались восстановительные работы, сейчас наружные уже завершены, только узоров на куполе нет. В начале десятых годов на прежнее место поставили копию старой ограды. Сейчас церковь реставрируют изнутри.

Одной из промежуточных доминант Невского проспекта является здание городской Думы. Обычно когда дорогу показываешь, например, к Русскому музею, так и говоришь: идите прямо, здание Думы видите? Дойдете до него — поверните на Михайловскую улицу: выйдете на площадь Искусств, там он, родимый, и стоит. Или если кто в бар на Думской хочет попасть — точно мимо не пройдет, только свернет в другую сторону.

Называлась наша Дума первоначально «ратгауз» и была идеей императора Павла I. Раньше тут стоял гильдейский дом для купцов, а поскольку для городского самоуправления он был маловат, то Павел повелел построить что-то более приличное —и с башенкой непременно.

И так наша башня хорошо встала, что чаще всего под Думой подразумевают именно ее. Она сохранилась практически в первоначальном виде, а вот здание подверглось значительным изменениям.

Создавал ансамбль архитектор Джакомо Феррари (здание позднее перестраивал Николай Ефимов). Итальянец вспомнил кампанилы Тосканы и сообразил что-то на них похожее — с поправкой на время и место. Кстати, таким образом наша башня породнилась с лондонским Бег-Бэном, потому что его тоже считают кампанилой, и с кремлевским Иваном Великим — поговаривают, что колокольни на Руси начали строить после знакомства с итальянскими образцами.

Башню Феррари поставил сбоку, на углу квартала, на красной линии. Именно расположение делает ее ярким архитектурным акцентом всего района. При перестройке комплекса сверху добавили дополнительный ярус поуже и конструкцию для подъема сигнальных шаров — ими сообщали о пожарах и наводнениях.

Часы на башне были изначально, только никто не помнит, какие именно. К 1882 году они пришли в совершенную ветхость и были заменены на новые, красивые, с подсветкой циферблата. Их создал часовых дел мастер Винтер, какового предполагали штрафовать нещадно, если его творение стало бы отставать всего на две минуты в месяц. Зато мастер взялся их заводить за отдельную плату — целых 50 рублей в год, большие по тем временам деньги.

Винтер и те, кто следил за механизмом после него, так хорошо знали свое дело, что часы в первый раз сломались больше чем через сто лет — и то не от старости. В 1986 году в здание башни пролез какой-то нетрезвый товарищ, который нам совсем не товарищ, и отвинтил одну гайку. Причем выбрал такую, что часы встали. Нет бы декоративную какую покрутить, раз уж руки чешутся. Гайку потом вернули, но начало вандализму было положено: через пару лет кто-то украл еще шестеренки, и часы замолчали до ремонта в 1989 году.

Все на свете имеет свой срок — вот и механизм, созданный Винтером, пришел в негодность в 2007 году (отлично держался, пережил три революции, блокаду, перестройку...). Пока его реставрировали, а длились работы почти восемь лет, часы работали на электроприводе. В 2014 году возрожденный механизм запустили снова.

Вот впереди Михайловский замок, на его фоне виден Спас на Крови (опять реставрируют, да что ж такое!). А если мы посмотрим немного левее, то увидим, как из-за зданий всплывает ангел. Да, вы правы, это Александровская колонна на Дворцовой площади.

Восхитительное дополнение к ансамблю Дворцовой было воздвигнуто по приказу Николая I — в честь победы его старшего брата Александра I над наполеоновской Францией в Отечественной войне 1812 года.

На этот раз идея исходила, впрочем, от архитектора. Карлу Росси после сооружения здания Главного штаба не хватало в центре площади какого-то памятника, но против еще одной конной статуи Петра I он решительно возражал. Так что когда в 1829 году Николай I объявил открытый конкурс на лучший памятник, суть была такая — «в память о незабвенном брате» и только чтобы не Петр на коне.

В конкурсе победил известный архитектор Огюст Монферран: он отверг идею памятника и решил ставить колонну. Второй ее вариант был принят — осталось воплотить. Специалисты, кстати, считают, что наша Александровская колонна в ее нижней части — почти точная копия колонны Траяна в Риме. Это называется — кто сказал «плагиат»? — творческое осмысление опыта предшественников.

Гранит для основной части колонны добыли в Финляндии, на месте довели до полуготовности и вместе с камнем для пьедестала доставили в Петербург водой, выгрузив у Дворцовой набережной. Для работ по перевозке и подъему колонны использовали опыт строительства Исаакиевского собора с поправкой на то, что Александровский столп весил побольше.

Много споров было насчет статуи: Монферран предлагал поставить просто крест со змеею, а заказчику хотелось что-то посложнее. Существовал даже проект с установкой на колонне статуи святого князя Александра Невского. В конце концов сошлись на варианте, предложенном скульптором Борисом Орловским, — ангел и крест, который попирает змею. Поговаривают, что у ангела — лицо императора Александра, но, насколько мне известно, сейчас эта версия считается несостоятельной.

Еще из мифов: говорят, что петербуржцы после открытия колонны боялись, что она упадёт и старались не приближаться к ней. Чтобы развеять панику, Монферран по вечерам часами гулял вокруг своего детища с любимой собачкой.

Но, например, бабушка Михаила Лермонтова Елизавета Александровна Арсеньева так и не поверила, что колонна не упадет. И когда бывала в Петербурге, по Дворцовой площади никогда не ездила.

Рассказывали также, что колонна эта — всего лишь лишняя колонна Исаакия. А чтобы она стояла вечно, Монферран якобы зарыл под ее основанием ящик хорошего шампанского. Ну и в советские времена ходили всяческие слухи: мол, собирались заменить ангела на бюст Сталина. Или Ленина, кто там был более для матери Истории ценен…

Но что-то мы уже довольно долго разговариваем о достопримечательностях, пора бы начать ими просто любоваться. Попробуйте найти знакомые вам здания с этого ракурса и заодно оцените, как удачно расположен дом: рядом выезд на набережную, с которой легко попасть на основные магистрали города. До всех достопримечательностей — рукой подать, да и инфраструктура у района прекрасная. С крыши этого, конечно, не видно, но если посмотреть по карте, то все понятно.

А как хорошо наблюдать отсюда салюты!

Вам, конечно, интересно узнать, что за такая удивительная крыша, с которой я все это вижу. Рядом с Литейным проспектом есть Басков переулок, и в нем ценители архитектуры с удивлением обнаруживают необычную новостройку: белоснежный дом в неорусском стиле с единорогами и петушками на стенах, с пузатенькими декоративными колоннами, коваными флюгерами и клетчатой кровлей на башенках, что напоминают нам о теремах.

Проект дома выполнен известным российским архитектурным бюро под управлением Евгения Герасимова, и по композиционному решению отсылает знатоков Петербурга к известным доходным домам конца XIX — начала XX века – в том числе к двум находящимся неподалеку зданиям, построенным архитекторов Павлом Сюзором: домам Ратькова-Рожнова на улицах Пестеля и Кирочной. Все три здания решены в едином стиле: двор-курдонер, отделенный от улицы аркой (дома Сюзора) или кованой решеткой (дом архитектурного бюро Герасимова). В пространство курдонера выходят дворовые фасады, которые ничуть не уступают парадным. Из него через арки можно попасть во внутренние, закрытые для случайных прохожих дворы.

В главном дворе «Русского дома» уже почти готовы газоны, а по углам посадят деревья. Регулярная планировка озеленения в сочетании с общим видом открытого в сторону Баскова переулка парадного двора напоминает любителям истории и архитектуры о Версале, где архитектор Луи Лево раскрыл дворец наружу, подводя зрителя к парадному входу. Внутренние дворы в «Русском доме» будут заняты местами отдыха, в правом — большем — устроят детскую площадку. Машины разместятся в подземном паркинге, так что все пространство дворов будет отдано пешеходам.

Но дворы — это не единственное достоинство дома. Давайте посмотрим на его фасады: они выполнены в неорусском стиле, который активно развивался на рубеже XIX — XX веков, параллельно с модерном. В «Русском доме» используется переосмысление принципов русского строительства в допетровскую эпоху: терема, белокаменные палаты. Для этого архитекторы применили такие эффектные композиционные приемы, как разновысокие объемы, связанные в единое целое, живописный многобашенный силуэт кровли, остроконечные крыши, узоры на фасадах — петушки, единороги, крылатые львы, птицы певчие, стилизованные растения.

Ослепительная белизна искусственного камня подчеркивает декоративную резьбу, эффектно контрастирует с клетчатой крышей и коваными элементами фасадов, смягчает выступающие объемы эркеров и балконов, наполняет двор отраженным светом. Кстати, придирчивые старожилы именно этот яркий, вызывающе белый цвет ставят дому в вину, не найдя других поводов для недовольства. Ничего, их горю легко пособить: пара лет в нашем климате и зрительная привычка «впишут» здание в окружающую действительность.

А про вид с крыши мы уже все рассказали и показали. Его смогут оценить владельцы квартир на последних этажах, у которых есть персональные выходы на собственные видовые террасы. Трогательная деталь: на соседнем доме этим летом чайки вывели птенцов, и уже вполне оперившиеся чаеныши учились летать под нашими умиленными взглядами.

Материал создан в партнерстве с «Группой ЛСР».


Текст: Елена Виноградова
Редактор: Алла Пашова
Корректор: Елена Виноградова
Верстка/дизайн: Ирина Лошакова
Фото/ видео: Алексей Рожнов
Координаторы проекта: Елена Таранущенко, Ольга Голубева

Жилой комплекс «Русский дом» — застройщик ООО «ЛСР. Недвижимость-СЗ», проектная декларация на сайте.