В Петербурге на Северном кладбище в четверг похоронили Константина Яковлева. Человека, которого многие годы называли одним из самых влиятельных теневых лидеров Петербурга. Устранение Кости Могилы (а именно под этим именем его знали многие в городе) – событие, безусловно, знаковое, но оно вряд ли что-то серьезно изменит в политическом, экономическом и даже криминальном раскладе сил в Санкт-Петербурге. Так, во всяком случае, считает Андрей Константинов, директор Агентства журналистских расследований, автор книги «Бандитский Петербург», признанный знаток криминального мира Северной столицы.
Корреспондент «Фонтанки» поинтересовался его впечатлениями от встреч с Константином Яковлевым.
- Андрей, можно в двух словах оценить масштаб личности Кости Могилы? Это действительно была фигура «номер один» в криминальном мире города?
- Константин все-таки никогда не был первым номером. Хотя были периоды, когда он мог претендовать на это. Все ведь относительно в этих соревнованиях. Но последнее десятилетие, конечно, входил в «хитовую тройку» Питера. В конце 90-х фактически были две таких топ-фигуры по авторитетному влиянию – он и Кумарин. Правда, в последние годы в Питере у Кости не слишком здорово разворачивались дела. Он во многом утратил здесь свое влияние. По крайней мере, так об этом говорят.
- Он сам переключился на Москву или его вытеснили из Питера?
- Криминальный мир вообще очень изменился последние годы. Роль таких фигур, как Костя Могила, несколько снизилась. Деньги оставались, но былого влияния не было. Обстановка в городе стала другой. Пожалуй, поворотным моментом можно считать «мирное соглашение» с Кумариным – рукопожатие во время памятной встречи в «Астории» в 2000 году.
- Все газеты пишут – в Петропавловке, в «Аустерии»...?
- Не в «Аустерии», а в «Астории», точнее - в «Англетере». Я это знаю точно, потому что присутствовал на этой встрече. Они позвонили мне и попросили поучаствовать – им был нужен нейтральный человек, который засвидетельствовал бы это событие.
- Вас трое было?
- Да, нас было трое. Больше никого не было.
- О чем шла речь на встрече?
- Об очень простых вещах – о мире и дружбе. «Вот, Андрей,- говорили они, - мы при тебе жмем друг другу руки». Костя несколько раз повторил, что никто ни на кого ничего не имеет. Кумарин отвечал: не иметь-то не имеет, но...
Надо сказать: при том, что вроде бы мир был заключен, какое-то сложно передаваемое моральное превосходство был на стороне Кумарина. Нет, конечно, там не было речи о том, что Костя признавал свою неправоту. Таких слов не было сказано. Но вот какой-то подтекст ощущался... Я бы сказал, что Кумарин держался более уверенно, хозяином положения себя чувствовал.
- А инициатива встречи исходила...
- От обоих. То есть инициатива моего присутствия исходила от обоих. Сначала мне позвонил Константин и сказал: «Андрей, мы собираемся пересечься. Не мог бы ты подъехать тоже?» Надо сказать, что тогда эта встреча не нашла в полной мере своего журналистского воплощения - может быть, из ложного чувства, что есть элемент используемости прессы, журналиста. Абсолютно понятно, что я был приглашен для того, чтобы факт встречи получил огласку. Но реагировали тогда на это очень вяло. И мы очень сдержанно это дали.
Сейчас думаю – из ложной скромности, вдруг подумают: вот придворный летописец, который поприсутствовал на заключении сицилийского мира.
- Так или иначе, сегодня эту встречу называют «эпохальной». По вашему ощущению, она действительно была какой-то чертой?
- На самом деле, ничего эпохального там, с точки зрения антуража, не было. Я подъехал, сел с ними за столик. Ну что там, кофе, минералка.
- Мускулами не играли? Охрана, к примеру, где была?
- Осталась, что называется, на внешнем периоде. Заняло все это «эпохальное событие» полчаса примерно.
- Какие-то претензии они друг другу высказывали?
- Очень невнятные. Кумарин чисто интонационно дал понять, что ему все же больше пришлось прощать.
- Связано ли это с тем, что Кумарин все-таки считал, что покушение на него было совершено людьми Кости?
- Безусловно. Это было связано с этим, скажем так, кустом противоречий: попытки покушения на Кумарина, из убийства Новоселова. Впрочем, я не думаю, что они смогли друг другу что-то конкретное предъявить. Конкретика касалась не столько их самих, сколько людей из окружения.
- В газетах опубликовано множество различных версий убийства Кости Могилы. Какая из них вам кажется наиболее вероятной?
- Говорить о версиях в данной ситуации абсолютно не корректно. Да, был конфликт между Костей и Кумариным, но он совсем не единственный. В последние годы многие интересы Константина были связаны с Москвой. Какие у него там образовались конфликты, кто знает?
- Очень много слухов о его связях с московскими ворами. Они его сначала якобы назначили «смотрящим» по Питеру, потом его отстранили...
- Я не знаю. Это все какие-то сведения, идущие из недр РУБОПов. Оперативная информация. Я столько раз сталкивался с тем, что такая информация может быть абсолютно ложной. И я все же не до конца верю, что он «вор в законе».
- Писали, что он отказался принять этот титул?
- Мне он говорил о том же самом. Он не скрывал своих отношений с дедом Хасаном, напротив, очень гордился этими отношениями. А по поводу «вора в законе» - смеялся совершенно откровенно. Я не знаю, может, что-то переменилось за последние два года, но сильно бы удивился по этому поводу. Разве что это связано с какими-то московскими прибамбасами. Там без титула трудно. Кто княжеские получает, кто баронские, а ему, может, этот понадобился. И все же вряд ли.
Помню, где-то с год назад мы случайно в самолете пересеклись, он ко мне подсел, и мы проболтали весь полет. Так он рассказывал о своих контактах, скажем так, с сенаторами, правительственными чиновниками. Очень известные имена, между прочим, называл. То есть, он совершенно явно демонстрировал свое тяготение к другому, не криминальному миру. Может, конечно, с сенаторами и нельзя так запросто, если ты не вор в законе, я не знаю...
Да и по канону, скажем так, кто такой вор? Вор это сиделец, прежде всего. Просто по закону того мира, нормальный вор - это «засиженный» человек. А Константин ведь практически не сидел.
- Но то, что он от московских воров был «смотрящим» у нас в городе, никто вроде бы не оспаривает?
- Да он в Москву попал через Сережу-Ташкента еще в самом начале 90-х годов. Сережа-Ташкент погиб на трассе два года назад. Действительно, все время у него были связи с Москвой, он и не скрывал. Через «Премьер СВ» и с Березовским какие-то связи были. Березовский и мир воров в законе опять-таки несколько разные вещи.
С другой стороны, дед Хасан - это человек именно воровской масти. И Хасан к нему очень расположен был. Это никем не ставилось под сомнение. Но сама корона, условно говоря, вот была ли она, я все-таки сомневаюсь. Потому что, по крайней мере, для Питера она была точно не нужна. У большинства лидеров нашей организованной преступности совершенно явственно читалось ироничное отношение к ворам.
- Говорят, Константин Яковлев вообще очень негативно относился к тому, что его причисляли к лидерам преступного мира.
- Он это декларировал, по крайней мере. Я его несколько раз уговаривал: «Давай сделаем интервью, расскажешь о себе. Я о тебе писал (в книге «Бандитский Петербург» – А.М.), ты в какой-то степени фигура историческая». Он задумался, а потом говорит: «Нет, давай не так. Давай я тебе все расскажу про себя, а ты сам это напечатаешь, как будто ты откуда-то это узнал. А то, что я сам даю интервью, ну как-то мне неудобняк. Так что он вовсе не был против, чтобы бы о нем какая-то информация шла, но не хотел быть ее инициатором.
- В итоге интервью состоялось?
- Нет. Когда я его начал расспрашивать он говорил общие фразы. О том, что он из приличной семьи, что христианин... Я говорю: понимаешь, если ты хочешь исключительно позитивную информацию, то так не получится... Он мне на это: «Я не Кумарин, интервью давать не буду» (Интервью с Кумариным опубликовано в книге «Бандитский Петербург-98»- А.М.). Но я одному и другому говорил, что не собираюсь быть их имиджмейкером. Просто я искренне считаю, что и один, и другой - исторические фигуры, о которых должны остаться свидетельства.
Мне многие говорили, а зачем ты делал интервью с Кумариным, ты, наверное, пропиарить его хотел, сколько он тебе заплатил? Нисколько он мне не заплатил. «А зачем же тогда ты поставил его прямую речь, где он говорит о себе только хорошее», – меня спрашивали. Я говорю: «Так это образец того, как он рассказывает, как звучит голос, что человек сам о себе думает, как он оценивает какие-то вещи. Это как портрет, своего рода».
- Косте Могиле такой портрет, надо полагать, мог бы не понравиться. Он, говорят, вообще бурно реагировал на все упоминания о себе в криминальном контексте.
- Бурно, это, наверное, не то слово. Он всегда звонил, когда в «Тайном советнике» («Ваш тайный советник» - газета Агентства журналистских расследований – А.М.) публиковалось что-то негативное о нем, и совестил: «Андрей, вот как такое может быть? Мы с тобой вроде нормально общаемся, по-человечески, друг друга уважаем. И ты опять мне все портишь. Ты и твоя газета. Ты понимаешь, что мне вредишь?»
Я ему отвечал: «А ты понимаешь, что есть события, и мы как журналисты, не можем их обойти». Но он считал, что раз мы добрые знакомые, ничего негативного о нем, о его окружении сказать нельзя.
Хочу заметить, что я к нему тоже с определенной симпатией относился. Я очень многого не знаю. Не знаю, например, всех подробностей того же конфликта с Кумариным. Но на уровне общения он не вызывал у меня отторжения. Мне с ним было достаточно комфортно и интересно. У него с юмором неплохо было. Он очень был энергетичный человек. Нудноватым, правда, иногда становился. Особенно, когда о Боге и душе начинал говорить.
- Это что: элементы какого-то раскаяния или что-то иное?
- Не знаю, но все наши последние разговоры неизбежно переключались на теологические мотивы. Притом, что излагалось это таким языком... У него, я думаю, на христианские моменты накладывались моменты понятий. Он это все немножко смешивал.
- Кто-то написал, что богоискательство у него началось после убийства Новоселова. Говорят, он впал в депрессию?
- Нет, у него еще в 92-м году это было. Когда нас знакомили, он, поглаживая крест, начал с того, что сказал: «Я христианин». А во дворе у него на Варшавской толпа была такая, человек сорок бритых разных деятелей, которые, как мушкетеры, от нечего делать тусовались там. И у них тоже был исключительно христианский вид.
- Есть еще одна активно муссируемая тема – Костя Могила как тайный советник губернатора Яковлева. Говорят, даже был вхож в семью.
- По ряду причин я с не очень большим доверием к этой информации отношусь. Потому что, скажем так, я ни разу ничего подтверждающего эти слухи, не видел. С другой стороны, я этого не исключаю. Константин действительно был одним из очень влиятельных людей в городе и любой губернатор должен был бы это учитывать.
- Что теперь будет с «империей Константина Яковлева». Все развалится? Или там есть, кому подхватить? Говорят, его «правая рука» Кулибаба готов занять его место.
- С Кулибабой-то как раз отношения, похоже, не самые замечательные были последнее время. Вообще, когда все в Питере пошло у Могилы вразнос, начали говорить о том, что кто-то из своих к этому развалу руку приложил. В одной беседе со мной он проговорился, рассказывая о своей команде: мол, интересно как люди устроены, говорят мне - ты вроде как тут у нас самый главный, вот и давай в столице все нам организуй. А мы здесь сами будем все разруливать. На что я им сказал: хрен вам! Так что не все ладно было в «датском королевстве». Видимо, действительно его как-то отстранить, оттеснить пытались.
- Говорят, у него сохранилось влияние в Морском порту и в таможне.
- В порту - да, у него были очень серьезные завязки. Следовательно, могло быть и влияние. А в таможне... С таможней связан весь грузопоток того, что закупалось на Западе. Да у всех, кто занимался этим бизнесом, были сильные завязки в таможне. А говорить о том, что кто бы то ни было контролирует таможню, - это просто смешно. Это то же самое, что сказать: я контролирую милицию. Смешно все это на самом деле. Нереально. Завязки – это совсем другое дело. Завязки – это возможность решить какой-то конкретный вопрос, с большим или меньшим звероподобием.
- Можно ли спрогнозировать последствия этого убийства? Передел сфер влияния, другие последствия.
- Не думаю. Скорее всего, никаких видимых последствий в Питере мы не ощутим. Сейчас на дворе 2003-й, совсем другое время, другие нравы. Нет малиновых пиджаков. Такое понятие, как «стрелки», ушло уже в историю. Крупных боевых действий тоже нет. Остались точечные конфликты. Даже заказные убийства в Питере стали в диковинку...
- Получается, выстрел в Костю - все-таки эхо ушедшей войны ...
- Может быть, и эхо. Потому что есть люди, которые живут по принципу, что месть, например, это такое блюдо, которое надо подавать холодным. Может быть, это откуда-то идет: кто-нибудь пять лет ждал, пока его какая-то личная конфликтная обида быльем порастет, кто ж теперь подумает именно на этого человека. А он взял и таким образом поставил точку. Теоретически возможна такая ситуация?
Я бы сказал, что грамотный человек, поступив таким образом, фактически уходит из поля поисков. Милиция и прокуратура, действительно, могут нащупать конфликты каких-то последних года двух-трех. Во всем остальном они просто захлебнутся.
- А что еще, помимо конфликтов и мести может в данном случае стать мотивом убийства?
- Да все что угодно. Может, он в политику полез, а ведь выборы близко. Он мог действительно в какую-то предвыборную историю вписаться - финансами, влиянием, иной поддержкой. На таком любой может шею легко сломать ...
Вопросы задавал Андрей Молчанов,
Фонтанка.ру