Концерт певицы и актрисы Джейн Биркин оставил противоречивые впечатления. Первую половину своего выступления она превратила в своеобразный «некролог», посвятив песни Ахматовой, своему умершему мужу, его родителям и недавно убитому в Петербурге Тимуру Качараве. Вторую половину она много говорила. Пожалуй, слишком много...
В субботу в Петербурге состоялся концерт знаменитой французской певицы и актрисы Джейн Биркин. Незадолго перед выступлением, на пресс-конференции, она рассказала небольшую историю. Однажды Джейн и ее муж Серж Генсбур поссорились. Он вытряхнул в кафе ее сумочку. Она за это влепила ему в лицо омлетом. Он молча встал и гордо вышел на улицу. Омлет стекал с лица, а Серж все шел и шел вперед с каменным лицом. Тогда она выбежала из кафе и, не придумав ничего более драматичного, прыгнула в Сену. В общем, ее спасли, и они помирились. Было это во Франции в семидесятые. Теперь совсем другое время.
Теперь у Джейн длинный послужной список: больше 60 кино-ролей, орден Британской империи за актерские работы, множество прославленных друзей, трое детей и статус «вдовы известного французского поэта Сержа Генсбура», который, кажется, только и имеет для нее какое-то значение. «Серж считал», «Серж мечтал», «Серж сделал это для меня»... И после недолгого общения с Биркин кажется, что она делит время вокруг себя на «семидесятые» и «сегодня».
Про 70-е Джейн говорит с любовью, а про настоящее наоборот. Тогда для нее было время творчества, хулиганства и культурного вызова, а сейчас как будто существует только «эта отвратительная война в Чечне», «возмутительное отношение французских властей к чернокожим и арабам», «терроризм, о котором лжет Владимир Путин».
Если ее спросить, что она знает про русскую культуру, Джейн сходу назовет Чехова, Ахматову, Прокофьева, Смоктуновского и водку. Неплохо для иностранного человека, но уже из далекого прошлого. «Все, что я могу вспомнить о соприкосновении с русской культурой, относится к прошлому. Если честно, я не знаю, что происходит в России сейчас. Мой первый муж, Джон Барри, когда-то пригласил меня в оперу, мы слушали Прокофьева. А с Сержем мы каждый день ходили в ресторан «Распутин», правда, играли там Сибелиуса». На «Гамлете» со Смоктуновским я была 25 раз.
А еще Джейн с удовольствием рассказывает всем две истории. Первая о том, как она с мамой ездила в санаторий в Ясной Поляне. Мама тогда танцевала за завтраком с постояльцами, потому что одела вечернее платье, а по этикету полагалось и вести себя «по-вечернему». И еще под раковиной прорвало трубу. Вторая история – о том, как поженились родители Сержа (после чего эмигрировали из России во Францию). «Мама Сержа работала в петербургском госпитале санитаркой и получала гроши. Папа тоже не имел средств, так что на свадьбу пришлось наварить картошки и украсть в больнице 90% спирт». Обычно в этом месте публика радостно хохочет.
Но стоит завести разговор о современности, и из Джейн польются ядовитые слова. «Вот прочла недавно в газете про убийство Тимура Качаравы. Возмутительно. И ведь таких парней, невинно пострадавших, по всему миру много». Мадам Биркин занимается поиском пропавших журналистов и антивоенными проектами, занимает «левую» позицию и расцеловывает своих арабских музыкантов.
Все вышесказанное не имело бы никакого значения, если бы не сказалось на концерте. Для многих он оказался полной неожиданностью. Первую половину своего выступления Джейн превратила в своеобразный «некролог», посвятив по отдельной песне Ахматовой, Сержу, его родителям и Тимуру. Вторую половину она много говорила; так много, что концерт стал похож на творческую встречу.
Сидя на краю сцены, она надевала очки и читала стихи по-английски и по-французски, а во время инструментальных партий танцевала – и с третьего яруса казалось, что это та же самая грациозная и плавная Джейн, что снималась в «Фотоувеличении» и «Дон Жуане в юбке». Но вблизи просвечивали ее 59 лет, некоторая наигранность и чрезмерная благодарность, неподобающая звезде такого масштаба (она не забыла сказать «спасибо» никому – от зрителей до техперсонала и общества «Мемориал»; называла всех «бриллиантами» и «подарками» в течение 10 минут). От каких-то злых зрителей в антракте прозвучало «я знал, что она «мяукает», но хотел хотя бы погрузиться в атмосферу своего детства». Расстроило человека то, что от мелодий Генсбура мало что осталось. Арабские мелодии создают свой ритм и свой орнамент.
Под конец концерта Джейн вышла на сцену в открытом облегающем красном платье и босиком. Образ напрочь не вязался с ее же собственными словами двумя часами раньше «я уже слишком старая, чтобы сниматься в кино». Наверное, согласно ее представлениям о времени, высказывание принадлежало настоящему, а платье – прошлому. Цельного образа не получилось.
Юлия Птицина,
Фонтанка.ру
фото Андрея Хаммера