Доцент СПбГУ историк Иван Соболев, обвиненный в организации хищения и сбыта ценностей из Эрмитажа, провел в СИЗО три месяца и был освобожден 10 ноября. Обвинение с него так и не сняли, освободив с формулировкой «срок давности». При встрече с нашим корреспондентом Иван Геннадьевич рассказал о своем видении этой истории.
– Вас изображают инициатором, предложившим план «кражи века». Вернее, изображали. После первоначальной шумихи в прессе о вас больше не сообщалось практически ни слова...
– Потому что сообщать было нечего. Доказать мою причастность к похищениям, да так, чтобы не торчали белые нитки, следствие не смогло. Но, тем не менее, давало информацию в СМИ о том, что задержан главный злодей, находившийся в бегах.
– Вас задержали в Ленинградской области, на даче?
– По моим телефонным разговорам, которые исправно прослушивались, правоохранительные органы знали, что как раз десятого я намеревался приехать с дачи на работу в СПбГУ. Странно, что пребывание летом на своей собственной даче было подано как бегство от следствия. Тем более что никаких повесток до момента задержания мне от следствия не приходило. Но у них была другая задача: взять меня с шумом и пылью. И придать таким образом больше правдоподобия следственной версии, - согласно которой я, зная о работе Завадской в Эрмитаже, предложил и наладил схему продажи экспонатов.
– А как было на деле?
– Николай Завадский, с которым я был знаком по работе, знал, что мой дальний родственник – антиквар и попросил помочь в реализации икон. Всего в 1993-1994 году он передал мне три штуки. О происхождении их я даже догадаться не мог, поскольку эти иконы (как позже выяснилось – таможенный конфискат) не имели музейного клейма и инвентарных номеров. И не были ценными, поскольку не принадлежали ни к какой художественной школе, массовое производство конца 19 – начала 20 веков. Стоимость – примерно тысячу долларов – им придавал лишь серебряный оклад. Мало того, третья икона вообще оказалась подделкой 1970-х годов. Этот факт послужил причиной разрыва наших отношений, и с 1994 года мы с Николаем их больше не поддерживали.
– Кстати, директор Эрмитажа Пиотровский отмечал «дилетантизм» похитителей, позарившихся на малостоящие вещи. Впрочем, Завадские сбывали не только рухлядь. Хотя, скорее всего, осторожность уступила растущим аппетитам уже позднее. А почему муж хранительницы вспомнил вас как изначального организатора и искусителя? Обвинения в ваш адрес строились на его показаниях.
– Да, и только на них. Каким путем эти показания были получены – другой вопрос.
– И каким же?
– Решалась судьба его 25-летнего сына, также обвиненного в краже. И это было единственное, что волновало Николая. И ему можно было диктовать что угодно. Причем некоторые показания были настолько логически несуразны, что следствие вынуждено было объявить их «технической ошибкой». Он стал говорить о событиях, которые никак не стыковались с хронологией. Так, первую икону – Богородицы – он якобы передал мне в 1988 году. То есть когда я еще не вернулся из армии, да и знать его не мог, познакомились мы тремя годами позднее. А 15 августа на очной ставке Николай и вовсе отказался практически от всего сказанного и подписанного раньше.
Насколько я знаю, сразу после этого к нему в изолятор примчался руководитель следственной группы. О чем был разговор, не знаю, но после этого к Завадскому вновь «вернулась память». А 24 августа Николай Завадский-младший был освобожден из-под стражи. Тем не менее, после этого следствие утратило ко мне интерес. Допросов больше не было, меня только знакомили с материалами дела.
– А вам тоже делали предложения, от которых трудно отказаться?
– Знаете, у меня нет претензий к рядовым следователям и оперативникам из Петербурга. Но направление действий задавала «штурмовая бригада» из Москвы. От меня требовали признаний, пообещав за непокорность ославить на весь университет и на всю страну. И сдержали обещание: 11 августа, на следующий же день после моего отказа от сотрудничества, я слушал телевизионные новости о своей поимке.
Как я понимаю, из-за широкого общественного резонанса была поставлена цель превратить нехитрое дело о похитительском «семейном подряде» в некий заговор с доцентом СПбГУ в главной роли. Обратите внимание, к десятку антикваров серьезных претензий не было, за исключением одного, Шепеля. Я оказался той фигурой, которая устраивала всех.
16 августа, после «провальной» очной ставки с Завадским и возвращения ему памяти один из московских оперативников выразил мне сочувствие: «Ты пойми, дело на контроле у президента, мы каждый день докладываем министру внутренних дел и генпрокурору... Все равно ни один судья не решится тебя отпустить, так что выбирай». Теперь уже мне в качестве платы за признание предлагали малый срок и теплое место в тюремной библиотеке или на кухне.
– И за какое же хорошее поведение вас отпустили?
– Да у них и выбора не было, поскольку за давностью вменяемых мне в вину действий меня не имели права не то, что держать за решеткой, но и вообще арестовывать - безотносительно к вопросу о моей виновности. Вернее, выбор у руководителя следственной группы был, но неприятный: либо Соболева отпускают они, либо горсуд. Приближался срок рассмотрения моей кассационной жалобы, и было очень вероятно, что держать меня и дальше под стражей не поможет даже вмешательство генпрокуратуры. И следователи выбрали тот способ, который позволяет им сохранить лицо: освободили меня по сроку давности. Заметьте, по первоначальному обвинению, предъявленному мне после ареста, дело прекращено «в связи с отсутствием состава преступления». А фраза о «сроке давности» относится лишь к эпизоду с реализацией иконы Христа, подброшенной к дверям милиции 7 августа и «опознанной» Завадским значительно позже – ее, оказывается, он тоже сбывал через меня. Ни я, ни мой родственник-антиквар ее не опознали. Она, вероятно, была выбрана потому, что невозможно было проследить ее путь от музейного хранилища до точки возврата. Моя вина не была доказана. Но, подписав бумаги с такой формулировкой, я уже не могу требовать восстановления своего доброго имени и компенсации.
– Тогда что мешало вам пойти на принцип: дождаться рассмотрения кассационной жалобы в городском суд, и, выйдя на свободу независимо от желания следователей, требовать упомянутой реабилитации?
– Если бы дело было прекращено судом кассационной инстанции, то опять-таки по формальному основанию – истечению сроков давности. Вопросы моей виновности или невиновности там бы не рассматривались. А так, по обвинению, предъявленному мне 11 августа, я полностью реабилитирован за отсутствием состава преступления.
Можно было поупорствовать. Но вы представьте обстановку – я три месяца в тюрьме, сложности и в семье, и на работе. А как повернется дело, еще неизвестно. Теоретически человек, доказывая, что он не верблюд, может «просидеть» под следствием и судом хоть весь срок из вменяемой ему статьи. Именно на эту болевую точку и давили следователи, привязав вопрос о моем освобождении к вопросу о прекращении уголовного дела за сроком давности. Пришлось согласиться и подписать это постановление, несмотря на пятнающую формулировку. Фактически поддался на шантаж. Только приписал от руки: мол, против прекращения дела не возражаю, но виновным себя не признаю.
– Так уж прямо и «шантаж». Все-таки это не районный или областной уровень, следователи по особо важным делам из Московской городской и из Генеральной прокуратуры...
– Знаете, если говорить об уровне, то он не выдерживает никакой критики. Чего стоит постановление, в котором экспертам ничтоже сумняшеся предлагают определить, «являются ли 27 предметов похищенными» из Эрмитажа. Это каким же уровнем правовой культуры нужно было обладать, чтобы поставить перед искусствоведами вопрос в такой форме?
Беседовал Дмитрий Полянский,
Полностью материал читайте в газете «Ваш тайный советник» за 20.11.06
Ранее по теме:
Заграницу проверят на причастность к «делу Эрмитажа»
В Эрмитаже обнаружили пропажу еще пяти предметов
Возвращенные в Эрмитаж предметы на подлинность не проверяются
Эрмитажные ценности уже не подбрасывают. А приносят открыто
Арестованы по "краже века"
Кража из Эрмитажа: дела семейные?
Кража из Эрмитажа: иногда они возвращаются
Из-за кражи века в Эрмитаже головы не полетят?
Кража в Эрмитаже: не обошлось без «оборотней»?
