Поделиться
В Санкт-Петербург приехал Гюнтер Грасс. Он родился в 1927 году в Гданьске. В конце войны служил в армии, был в американском плену. После войны обучался профессии скульптора, писал стихи и пьесы. В 1958 году Грасс выпустил роман «Жестяной барабан», который имел сенсационный успех. Потом были романы «Собачьи годы», «Из дневника улитки», «Мое столетие», «Луковица памяти»… В 1999 году писатель получил Нобелевскую премию по литературе. Наш корреспондент взял интервью у нобелевского лауреата.
«Когда пришел Гитлер, мне было шесть»
- Герр Грасс, ваше недавнее признание, что вы служили в СС, вызвало целую бурю. Некоторые газеты писали, что это была грамотная пиар-акция, после которой ваши книги стали еще лучше продаваться в Европе…
- О том, что пишут газеты, я часто даже не знаю. И нисколько не жалею об этом. Когда Гитлер пришел к власти, мне было шесть лет… Да, я рос во времена, когда в Германии господствовала нацистская идеология. Я состоял в гитлерюгенде. В 15 лет вынужден был уйти со школьной скамьи в гражданские части противовоздушной обороны. Через два года меня призвали в СС. Пресса почему-то писала, что я пошел туда служить добровольно. Но это неправда, меня призвали… Я прослужил только четверть года, после чего часть была расформирована, и для меня вся эта история закончилась. Если вы хотите знать, что было на самом деле, прочитайте мой роман «Луковица памяти».
- А как вы начали писать? И почему в такой необычной экспрессивной манере?
- Когда война закончилась, мне было 17 лет. Германия лежала в развалинах. Многие немцы лишились родины, семьи разметало по всему миру. Так произошло и с моей семьей… С выбором того, о чем писать, у меня проблем не было - темы приходили сами. Кроме того, я начинал как скульптор и график, и это отразилось на моих книгах. Я хотел показать сам материал, вещество, из которого состоит мир. В те годы целому поколению немецких литераторов хотелось придать новое звучание немецкому языку… Понимаете, во времена нацизма сам язык был сильно скомпрометирован. Нам хотелось очистить его от всех этих наслоений и идеологических привкусов. Посмотрите, как это прекрасно сделал Генрих Бёлль! Язык его произведений очень осязаемый, точный, конкретный…
-Сейчас в Германии еще помнят, как немецкий народ был побежден советским?
- Война оставила следы, которые мы до сих пор чувствуем на коже. Но мне трудно считать войну спором народов. Это именно идеология была виной тому, что случилось. Идеология, которой больше нет. Мне кажется, представители нового поколения, мои внуки уже не думают о себе как о побежденных. Хотя такие мысли, пожалуй, еще были у их родителей.
«Работаю по 8 часов, потом могу выпить»
-Как вы работаете?
- Я пишу очень старомодно - стоя за бюро и от руки. Много правлю, люблю исчирканную бумагу. Перепечатываю рукопись на старенькой машинке Olivetti. Компьютера у меня нет, и мне совсем не хочется его заводить. Дело в том, что компьютер сразу выдает чистовик, а я люблю черновики. Я уже сказал, что начинал скульптором, графиком. И для меня рисунок - вариант воплощения идеи. Я иногда рисую, продолжаю мысль словами, опять рисую… Думаю и вербальными, и графическими образами. Есть еще один момент. На мой взгляд, корни у литературы устные. Когда я пишу, я проговариваю фразу вслух, прикидываю, как она звучит. Это помогает. Еще я люблю выступать с чтением своих вещей. Мне кажется, в прочитанном вслух тексте есть свой ритм, свое дыхание. Читатель сам не всегда может их почувствовать.
- Что, по-вашему, происходит на европейском книжном рынке?
- Там правит коммерческий интерес. Раскупаются такие книги, что я иногда удивляюсь - кто же их читает? А хорошо написанные произведения, как ни странно, частенько залеживаются на полках. В современном книжном море читатель чувствует себя потерянным, сбитым с толку, ему трудно отыскать хорошую книгу.
-Ваши романы довольно сложно построены…
- В литературе важны перевоплощения, метаморфозы. Для меня это один из главных творческих приемов. Я беру какую-то реальность, начинаю сюжет. Потом все уплывает в мир фантазии, опять обрушивается в реальность. Писать таким образом - очень трудоемкий процесс…
-Сколько себя вы вкладываете в своих героев?
- Частица меня есть в каждом герое, даже во второстепенном. Я словно бы дроблюсь, но при этом герои живут своей жизнью. У них есть воля, и я не могу навязать им свою. В «Жестяном барабане» я хотел дать Оскару сестру, но мой герой воспротивился. Пришлось включить этот женский образ уже в следующий роман. Не только герою, но и читателю нельзя навязать свою волю. Когда ты написал книгу, дальше она живет сама. И ты над ней уже не хозяин, потому что каждый имеет право на интерпретацию. Никогда не верьте, что у произведения искусства есть одна-единственная трактовка. Вот в 17 лет вы пришли в Эрмитаж смотреть на Рембрандта. Потом вы пришли через двадцать лет и увидели что-то новое. С Рембрандтом все в порядке, но изменились вы сами. В человеческой жизни много фаз, и существует очень много возможностей понять текст…
-Почему писатели так много пьют?
- Эта тема всегда на слуху, потому что сами писатели об этом много пишут. Полистайте Хемингуэя - он пишет об алкоголе буквально на каждой странице. Что касается меня, я работаю восемь-десять часов в день. Когда работаю, пью чай. Уже после работы могу выпить бокал какого-нибудь алкогольного напитка. В хорошей компании могу выпить чуть больше. И, не скрою, я могу получить удовольствие от опьянения.
«Жаль, что холодной войны больше нет»
- Вы не только писатель, но и острый публицист. В своей нобелевской лекции вы с глубочайшей иронией предложили на ближайшей встрече в верхах по вопросам мировой экономики «подать на стол для глав государств изысканно приготовленных бразильских детей»…
- Я писатель, пишу книжки, но я чувствую себя гражданином. Мне не все равно, что будет. Цифры прогнозов на ближайшие годы говорят о том, что некоторые регионы планеты ждет перенаселение. При этом регионы с традиционно развитой промышленностью, наоборот, испытывают нехватку рабочих рук и страдают от так называемого старения наций. От этих проблем не уйти, и проблема голода, к сожалению, стоит очень остро.
-Не так давно политики объединили Германию и разрушили Советский Союз. Как вы считаете, мир выиграл от этого или проиграл?
- Восточным немцам, думаю, объединение принесло облегчение. Они жили в закрытой системе, а тут появилась возможность свободно ездить по миру… С другой стороны, в стране мало что изменилось. Чиновники ГДР стали чиновниками объединенной Германии. В том числе работавшие в службе безопасности. Подобное было и сразу после войны, когда службу безопасности ФРГ на 60 - 70 процентов сформировали из бывших сотрудников гестапо… А что касается гибели Советского Союза… Сейчас мы живем во времена глобализации. Кстати говоря, всплески национализма отчасти являются болезненной реакцией на это явление. Глобализация, о которой мы так много говорим, выращивает поколение потребителей. Все и везде упирается в деньги, на первое место выводится экономический фактор. В такой расстановке акцентов культура не слишком востребована, и в этом ничего хорошего нет… Во времена холодной войны капитализм чувствовал, что ему нужно выглядеть как можно лучше. Было желание демонстрировать миру свои лучшие стороны. Сейчас, когда у капитализма нет реальной альтернативы, такого желания, увы, нет совсем…
Беседовали
Валерий Айрапетян,
Ксения Букша,
Дмитрий Орехов
