Поделиться«Dia Gnose» Адасинский поставил после того, как диагноз поставили ему самому. Из этого печального факта он тайны не делал, однако зрителю перед просмотром спектакля знать об этом было необязательно – потому, что эта информация не помогла бы понять, что происходит на сцене. И хотя Адасинский никогда особенно не стремился быть понятным зрителю, но в «Dia Gnose» градус абсурда зашкаливает, - уверен критик "Фонтанки".
С детского сада помню анекдот: дистрофики решили поиграть в прятки. Но с условием – за шваброй не прятаться! Я вспомнила его, когда смотрела новый спектакль театра DEREVO под названием «Dia Gnose». Эта аналогия вполне уместна, потому что в спектакле Антона Адасинского умение актеров прятать свои худые тела за узкими предметами считается искусством, а то, что они могут сворачиваться кольцом и виться ужом – театром.
Говорят, «Dia Gnose» Адасинский поставил после того, как диагноз поставили ему самому. Из этого печального факта он тайны не делал, однако зрителю перед просмотром спектакля знать об этом было совсем необязательно – просто потому, что эта информация не помогла бы понять, что происходит на сцене. И хотя Адасинский никогда особенно не стремился быть понятным для своих зрителей, но в «Dia Gnose» градус абсурда и человеконенавистничества превзошел все ожидания.
А ведь какое было многообещающее начало – в динамиках Театра на Литейном еще звучала просьба выключить сотовые телефоны, зрители рассаживались, а по боковому проходу уже пробирались Антон Адасинский и его партнерша с игрушечными мечами в руках. Зрители тянули шеи и удивлялись. Затем с потолка повалил снег, задул ветер, и в его порывах заметались фигурки актеров в белом медицинском прикиде – сквозь снежную пургу они пробивались к корчащемуся в судорогах больному – самому Адасинскому. Клоунада в духе Полунина, с которым Адасинский работал в начале своей карьеры. А потом началось безумие: Адасинский и его Альтер-эго Максим Диденко, который похож на Адасинского как родной брат, ходили мимо друг друга, тянули из себя красные шнурки, изображающие кишки и жилы, играли с реквизитом и декорациями. Прыгали на ящик, который изображал барную стойку, прятались за гигантскую растопыренную руку... Апофеозом их умения работать с предметом стала сцена, где Антон возится с гигантским полумесяцем, на котором изображена половинка его лица. В это же время над сценой висит солнце, где лицо Адасинского изображено полностью.
Вместе с трехликим Адасинским на сцене в разном порядке появлялись: человек-оса, человек-бочка, человек-медведь и сиамские близнецы. Вся эта публика напивалась в импровизированном баре и приставала к персонажу Адасинского. Неудивительно, что в один прекрасный момент он появился на сцене с топором.
Наиболее внятной темой в этом хаосе стало появление на свет непонятного бесполого существа, которое изображала актриса Елена Яровая, а самым интересным – манипуляции с ее тощим, голым телом. Впервые она появилась прямо из тела Адасинского – ее бритая голова выползла из воротника его широкого плаща, и перед зрителем возник кошмар по типу фильма «Чужой». Потом существо родилось второй раз – очень физиологично выползло из щели между гигантских бутафорских ног, раскинутых на сцене. Эффектно выглядело и то, что можно назвать зачатием существа – героя Адасинского в худые ягодицы ужалила гигантская оса. А завершением истории с этим голым и странным созданием стала сцена в финале, когда оно томно ползало по телу сидящего на стуле и безучастного к ней Максима Диденко. Потом Диденко убили из высунувшегося из-за кулис пистолета. И существо стало метаться. Такая вот странная любовь.
Конечно, при желании в этом красивом, технологичном капустнике можно было разглядеть традиционные для DEREVO темы любви, смерти и всепобеждающей бессмысленности жизни, однако общую картину смазала затянутость. Если бы один час сорок минут, пока длились эти живые картины, сократить, хотя бы на четверть, «Dia Gnose» вышел бы эффектным и емким зрелищем.
Устрашающая серьезность, с которой актеры DEREVO существуют на сцене, неожиданно объединила Адасинского с русской театральной традицией, от которой он открещивается. Наш театр отличается от западного, прежде всего, поисками смысла жизни, а главное фатальным отсутствием чувства юмора. Между тем, именно легкая самоирония является постоянным качеством пантомимы, комедии dell'arte, physical theat, в формах которых работает Адасинский. И той площадной традиции, которая лежит в анамнезе у театра DEREVO. При этом во время сольного миманса Яровой за сценой на полном серьезе звучал женский монолог по типу: «Я поднимаюсь над своим телом, я парю над ним…»
Наверное, именно за традиционность и тяжеловесность, за стремление ограниченными, по сути, средствами пластики решать глобальные вопросы, DEREVO ценят как на Западе, так и в родном отечестве. Для них DEREVO – воплощение русской духовности, а для нас – поиски смысла жизни в оправе стилистической экзотики.
Елена Некрасова,
Фонтанка. ру
