ПоделитьсяГлавным лауреатом национальной литературной премии «Большая книга» стал писатель-историк Леонид Юзефович с романом «Журавли и карлики». С чем мы его на днях и поздравили. И, естественно, не удержались от расспросов.
Читатели-невидимки
- Леонид Абрамович, за эти дни вас уже столько раз спрашивали-пытали про ожидание-неожидание получения литературного Гран-при, что этот вопрос, пожалуй, стоит обойти. Равно как и ваши похвалы в адрес романа Александра Терехова «Каменный мост», которого вы с «Журавлями» в конечном итоге на «полкорпуса» обошли.
- Тем не менее по поводу «ожидания-неожидания» отвечу еще раз. Вопрос-то больной! Ведь для писателей премия значит больше, чем для людей театра, кино, музыкантов и пр. И не потому, что мы cамые тщеславные, а потому что обратная связь для нас затруднена. Мы - одиночки, люди норы. Наша публика - невидимки, поэтому премиальная шумиха для нас едва ли не единственный шанс выйти на люди. В итоге мы стесняемся, или напускаем на себя важность, или вообще ведем себя неадекватно. К тому же гонорары малы, а посему любая премия - это хоть какая-то компенсация за труды, позволяющая лишь немногим счастливчикам из нашего цеха некоторое время жить без других заработков. При этом все мы прекрасно понимаем, что в литературе нет рекордсменов. Никакие вопросы здесь не решаются большинством голосов, пусть даже голосующие сплошь состоят из одних эстетов. Этим отчасти объясняется и постоянный ажиотаж вокруг премий и одновременно неизбежное недовольство выбором тех, кто их присуждает. Чем шире этот круг, тем больше вероятность, что судьи выберут книги… менее трудные для восприятия, не требующие разобраться сначала со своими чувствами, прежде чем оценивать текст. Возможно, именно в этом мой роман и имел преимущество перед «Каменным мостом» Александра Терехова. И еще один фактор: «Журавли и карлики» - поколенческая книга. Я говорил от лица тех, кому в начале 1990-х было от 35 до 45 лет, и это, думаю, тоже сказалось на выборе жюри. Будь в нем больше людей молодых, премия мне бы не досталась.
Меняться, чтобы выжить
- Не было опасения, что после ваших романов из давнего прошлого обращение к прошлому недавнему будет воспринято гораздо критичнее? Ломать копья по поводу исторической правды столетней давности интересно единицам. А вот когда автор начинает описывать времена, которые ты пережил сам, которые оставили на твоем теле шрамы воспоминаний…
- Те, кто во время Великой Отечественной войны попал на фронт молодым, запомнили это время как лучшее в своей жизни. А те, что постарше, вспоминать войну не любили. В молодости я еще застал этих людей. Точно так же наше восприятие начала 1990-х зависит от того, в каком возрасте мы пережили это время. Нам, сорокалетним, тогда часто приходилось выдавать себя не за тех, кем мы были на самом деле. Мы вынуждены были меняться, чтобы выжить в новой ситуации. Но одни действительно изменились, а другие лишь имитировали эти перемены…
- «Осенью среди карликов обязательно есть один журавль, заодно с ними воюющий против своих же сородичей, а среди журавлей весной - один карлик. Те и другие потому лишь и способны одолеть врага, что удерживают в себе часть его силы». Я правильно понимаю, что для сохранения баланса сил в любом противостоянии достаточно лишь энного количества «перебежчиков» («самозванцев»)? А что произойдет, если «карлики» целыми полками начнут уходить к «журавлям»? Не нарушится ли в таком случае цельность «экосистемы»? По аналогии с нашими временами: красные директора и номенклатурщики побросали свои «карликовые» партячейки и ломанулись сначала креститься, а потом в акционерные общества. Налицо явный дисбаланс. Что в данном случае должны предпринять «карлики», чтобы противостоять усилившимся «журавлям»?
- Отличный вопрос, мне никто его не задавал. Но ответа я не знаю. Все-таки я не готов так прямо наложить мои безответственные фантазии на политическую реальность.
- В своих интервью вы открещиваетесь от звания «писатель» («мастер слова»), предпочитая статус «рассказчик историй». В чем принципиальная разница? Может быть, в необязательности той самой морали, которая, словами вашего героя, убивает месседж? Вообще, возможна книга без морали? Если нет, то какова мораль «Журавлей»? Мне почему-то приходит на ум такая: «не плыви по течению, не плыви против течения, плыви туда, куда тебе нужно».
- Касательно «рассказчика историй»... Я благодарен Сергею Шаргунову, сравнившему мой стиль письма со стилем баллады. Я с детства обожаю баллады, а это ведь, в сущности, тоже истории с героями и сюжетом. В балладе важны ритм, энергия стиха, но не метафоры и прочие поэтические красоты. Сам дух баллады противится плоскому морализаторству, но это не значит, что в ней нет морали. И в своей прозе я стараюсь следовать этому образцу. Хотя действительно, меня нередко упрекают в том, что и я сам, и мои герои занимают выгодную позицию «над схваткой». Но ведь на самом деле у нормального человека всегда есть желание не оказаться «под схваткой». Это вопрос сохранения достоинства. Мне всегда хотелось быть нормальным человеком. А норма предполагает неприятие любой партийности - как состояния, чреватого сужением взгляда на мир. Для писателя это опасно. Один из персонажей «Журавлей и карликов» говорит о себе: «Я еврей не корпоративный». Здесь слово «еврей» обозначает принадлежность не к национальной общности, а к группе по интересам. Вместо него можно подставить какое-то другое слово, обозначающее другие аналогичные группы, ничего не изменится.
Маленький народ с психологией великого
- В интервью «ТС» трехгодичной давности наш разговор заканчивался вашим сожалением о том, что «непонятно, куда смотреть с надеждой». Тем не менее ваши главные герои так или иначе добираются до монгольских степей. Там развязка. Герои просто ушли туда, где вам хорошо? Или ответы на все вопросы действительно где-то там? Или там всего лишь бегство от ответов на все вопросы?
- Скорее последнее. Для героев моего романа Монголия не реальная страна, а что-то вроде «того света», где возможна жизнь после жизни. В то же время Эрдене-Цзу при всей его реальности - место действительно фантастическое. В России на меня похожее впечатление произвел только Ферапонтов монастырь.
- А сами монголы догадываются о чем-то подобном? Кстати, какие-нибудь ваши вещи переводились на монгольский?
- Догадываются ли? Не знаю. Но один монгольский интеллигент, учившийся, естественно, в СССР, говорил мне, что монголы - маленький народ с психологией народа великого… Вообще, в Улан-Баторе сейчас уже вовсю сказывается влияние глобальной цивилизации, но за его пределами монголы поражают удивительным сочетанием чувства собственного достоинства и неагрессивности. Возможно, причина в том, что они, в отличие от своих соседей, русских и китайцев, никогда не жили деревнями. Монгол по природе своей - гордый одиночка, как английский фермер... Что же касается переводов моих книг на монгольский, то переведен только «Самодержец пустыни» (исследование о бароне Унгерне. - Авт.), и то с сокращениями.
Унгерн режиссёрам не по зубам
- В ваших ближайших литературных планах очередное возвращение к личности барона Унгерна - читателей ждет обновленная и расширенная версия «Самодержца». Ваш страстный интерес к этой персоне давно известен. А вам не предлагали написать сценарий фильма о бароне? Исторические персонажи такого плана и масштаба киношниками ныне необычайно востребованы.
- Планы снять фильм об Унгерне много раз возникали у разных режиссеров и продюсеров, но все это пока ничем не закончилось. Могу предположить, что отпугивает моральная неоднозначность барона, равно как и громадные финансовые затраты, которых потребует такой фильм.
- По главным телеканалам итоги «Большой книги» практически не освещались. Похоже, это событие не было отнесено к разряду топ-важных. Ваше мнение - почему?
- Я не следил за тем, как «Большая книга» освещалась по ТВ. Но судя по количеству полученных мной в эти дни поздравительных писем, звонков и эсэмэсок из разных городов, все было нормально.
Беседовал
Игорь Шушарин
О чём «Журавли
и карлики» В основе авантюрного романа миф о вечной войне журавлей и карликов, которые «через людей бьются меж собой не на живот, а на смерть. Отражаясь друг в друге, как в зеркале, в книге разворачиваются судьбы четырех самозванцев - молодого монгола, живущего здесь и сейчас, сорокалетнего геолога из перестроечной Москвы, авантюриста времен Османской империи XVII века и очередного «чудом уцелевшего» цесаревича Алексея, объявившегося в Забайкалье в Гражданскую войну.
Читайте также в номере газеты "Ваш Тайный Советник" от 7-го декабря 2009 года.
