Фильмы Филипа Гранрьё имеют обыкновение делить своих немногих зрителей на два лагеря: тех, кто отчаянно «за», и тех, кто яростно «против». Первые думают, что искусство совершенно по определению и требует не анализа, а абсолютного доверия и глубокого вдыхания; вторые злятся, что они фильмам Гранрьё не нужны и твердят излюбленное маменькино «они хочут свою образованность показать и потому всё время говорят о непонятном».
Разные фильмы идут ныне в кинотеатрах города. Есть хорошие – те, в которых владение ремеслом приращивается смыслом. Есть средненькие – те, в которых этого приращения не происходит. Есть плохие – те, о которых нет надобности ни помнить, ни говорить, ибо ремесло в них подменено нахрапом или общей задумчивостью физиономии. А еще есть кино. Которое надо бы писать с большой буквы, если б с нее не писали нынче абы что, и которое является искусством. А стало быть – не нуждается ни в чьем восхищении или даже внимании, как не нуждается в нем ничто из по-настоящему созданного, будь то пейзаж, птица или луна. В нынешнем петербургском кинопрокате образчик киноискусства – один. Это «Озеро» Филипа Гранрьё.
«Озеро» – мир, состоящий из гор, деревьев и снега. И собственно озера, затерянного средь гор, обсаженного деревьями и припорошенного снегом. Мир этот вековечен – в нем всё совершается всегда: растут сосны, падает снег, дрожат горы. Мир этот обитаем – в нем живут люди, у них есть имена, они слабы, чутки и не вечны. Они валят сосны, зябнут от холода и теряются в горных расщелинах. И мир делится с ними, маленькими и чуть теплыми, своей терпкой, зыбкой, вечной, неправильной красотой. В которой нет ничего открыточного или героического, это не Рерих и не Джек Лондон, он напрочь, генетически лишен какой бы то ни было напыщенности – это красота подрагивающих от заметающей вьюги лошадиных ресниц, увиденных сверхкрупным планом. Шершавая, зеленоватая, смертная красота.
Фильм Гранрьё, как говорится, «труден для восприятия». Он нерезок во всех смыслах слова: сюжетном, смысловом, оптическом. Под взглядом камеры Гранрьё секунды истаивают, как снежинки на свежем, теплом еще срубе сосны: расплываются, пропитывая тот самый взгляд. Всепроникающая влажность фактуры не позволяет приклеить к фильму ни единого ярлыка: экзистенциализм, романтизм, натурфилософия – смоются, превратятся в ненужные бумажные катышки. Ни единой моде не воздано ни полушки дани. Это тотально новый кинематограф: такими, словно бы начинающими мир с чистого листа были «Ночь» Антониони, «Космическая одиссея» Кубрика или «Одинокий голос человека» Сокурова.
Но его новизна не означает, что он возник ниоткуда, без роду-племени. Он нов и уникален, как любое живое, жизнеспособное существо, – и, как у любого живого существа, у него есть родители. В «Озере» нетрудно опознать следы и Херцога, и Рауля Руиса, и того же Сокурова. Просто он не повторяет их и не отрекается, а развивает и идет дальше. Стиль Гранрьё органически связан со стилями его предшественников, и потому похож на них, и потому же от них отличен. Да, это банально звучит – но нормальное развитие любой жизни, в том числе жизни искусства, по нынешним временам стало редчайшей экзотикой. Фильм Гранрьё не задается целью продемонстрировать напоказ беспрецедентность и непохожесть на других. Так нормальный ребенок знает, что похож на отца, что фамилия у него та же, жизнь же – другая и что поэтому он отца переживет. Своей новизной кичатся лишь гомункулусы. Кичливость вообще присуща существам искусственным.
В фильме «Озеро» совершенно не всё, там есть нескладности и ошибки вкуса. Как и подобает подлинному художнику, Филип Гранрьё стреляет в цель, которую никто, кроме него, не видит; его фильм и есть тот выстрел, что призван эту цель предъявить миру, буде тот окажется в состоянии проследить за траекторией. Всё это не означает, что Гранрьё в свою цель непременно попадет. «Озеро» – выстрел приблизительно в «восьмерку». Это очень хороший результат. Он дает художнику азарт на еще один выстрел. И еще, и еще. У Гранрьё, можно не сомневаться, возникнут эпигоны: его легко имитировать, цель он обозначил, теперь по ней можно палить хоть целыми фестивальными обоймами. Правда, бахвальство сопричастности волнует больше, чем ответственность в поиске истины, и если Гранрьё промахивается в «восьмерку», то его последователи начнут – дрожа от хвастовства – палить «в молоко». Но это – всего лишь досадные и неизбежные мелочи. А «Озеро» смотреть тяжело, трудно, порою неприятно – но дóлжно, как любому уважающему себя человеку дóлжно принимать все стóящие вызовы. По одной очень простой причине: оно, «Озеро», – уже на самом деле существует, причем в том же мире, что и вы. Да, можно пожалеть себя, не потрудиться, дать себе поблажку и оставить его без внимания. Однако это будет означать, что мир, в котором вы живете, на самом деле не таков, каким вы его представляете. Уже не таков.
Алексей Гусев
«Фонтанка.ру»
Смотреть в Доме кино
О других новинках кинопроката читайте в рубрике «Кино»