Экономику опять трясет. Это ощутило даже начальство, поэтому и упрекает граждан за слабонервность и обещает океан дешевой гречки. Но дело-то не в гречке и даже не только в еде. Проблемы подступают буквально отовсюду. Значит, созрели три вопроса: что происходит, почему и как быть дальше?
Еще на один привычный вопрос – кто виноват? – искать ответа не будем, потому что его уже нашли. Виноваты засуха и Министерство экономического развития. С засухой все ясно, а вот происки Минэкономразвития на днях разоблачила Счетная палата. Она вдруг прочла прогнозы МЭРа за последние несколько лет и обнаружила, что ни один не сбылся.
Вот, оказывается, где ужас. МЭР, этот мозг нашей экономики, буквально губит эту самую экономику своим неумением предвидеть ее будущее. Не иначе от этого у министра г-жи Набиуллиной всегда такое грустное, слегка испуганное лицо.
Открытие, конечно, грандиозное, хотя МЭРовские прогнозы никто и так всерьез не принимает, за исключением, максимум, двух человек – президента и премьера. А г-жа Набиуллина не звездочет и не гадалка на картах, чтобы точно все предсказывать, а нормальная чиновница, которая говорит то, что хотят услышать оба эти ее начальника.
Кстати, о засухе, с которой все ясно. Эксперты подсчитали, что ущерб от нее будет то ли полпроцента, то ли даже целый процент нашего годового ВВП. Хотя часть этих экспертов - по совместительству сотрудники проштрафившегося МЭРа, но цифры правдоподобные. Понятно, что это много. Но, скажем, снижение среднегодовой нефтяной цены долларов на пять за баррель нанесло бы нашей стране примерно такой же материальный ущерб. А уж изгибы нефтяных цен не способен предсказать не то что МЭР, но даже и самый умелый звездочет.
На самом деле среди главных проблем нашей экономики засуха сейчас – только одна из нескольких, и даже не самая большая. Ведь наш послекризисный экономический ренессанс, о котором так складно рассказывали по телевизору, остановился уже три месяца назад.
Возьмем для примера одну только кривую спада и роста в промышленности, но будем помнить, что строительство, реальные доходы людей, реальная (а не отчетная) занятость и еще многое прочее идут вверх или вниз примерно по таким же траекториям. Так вот, ежемесячный индекс промышленного производства (очищенный от сезонного и календарного факторов) вышел на предкризисный максимум два с небольшим года назад – в мае 2008 года. Следующие 8 месяцев он сначала потихоньку, а потом и стремительно падал и вышел на минимум в январе 2009-го. А потом целых 16 месяцев он медленно, но почти бесперебойно шел вверх и к маю этого года отыграл больше половины потерь. Май 2010-го остается сегодня вершиной наших успехов в двухлетней антикризисной борьбе.
А начиная с июня промышленный индекс пошел вниз. По сравнению с маем (при исключении - специально об этом напомню - сезонного и календарного факторов) он снизился на 0,5%. А ведь ни засуха, ни аномальная жара, ни пожары в июне еще не давали о себе знать. Они дали о себе знать в июле (в котором промышленный индекс опять чуть снизился в пределах десятых долей процента) и особенно в августе (за который индекс еще не подсчитан, но надежд на его рост по понятным соображениям мало, разве что статистику подтасуют). Получается, что лето этого года стало временем снижения нашей экономики или, как минимум, ее стагнации, причем природные катаклизмы тут явно не единственная причина.
А какие причины есть еще? Если не пускаться в подробности, можно сказать так: мероприятия, которые наши власти называют антикризисными, к лету свой ресурс исчерпали. Причем ресурс этот иссяк заметно раньше, чем экономика успела вернуться к докризисному уровню.
В чем была суть вышеупомянутых антикризисных мер? Опять же, если не пускаться в подробности, то ровно в том же, в чем и в Америке, и в Европе – в денежных накачках экономики. Думалось, это ее подхлестнет, как уже неоднократно получалось в прошлые кризисы. Но сейчас настали другие времена, и отдача оказалась куда меньше. Поэтому европейцы и даже отчасти американцы обамовского толка сейчас ищут способы эти накачки свернуть.
Но нигде в просвещенном мире прямые денежные вливания не были такими грандиозными, как у нас. За последний год, от августа 2009-го до августа 2010-го, масса наличных денег в обращении (агрегат М0) выросла у нас на четверть, а агрегат М2 (наличные плюс безналичные) – аж на треть. Даже в Китае, с его продолжающей стремительно расти экономикой, способной поглощать все новые и новые деньги, прирост денежной массы за тот же год был почти вдвое меньше нашего.
Давление избыточных денег у нас все росло и росло, экономическая отдача от дальнейшей их накачки все уменьшалась, а всплеск инфляции все приближался.
Наша публика, даже интересующаяся экономикой, особого внимания на это не обращала, сбитая с толку некоторыми стилевыми особенностями наших финансовых начальников. В отличие от г-жи Набиуллиной, г-н Кудрин и г-н Игнатьев специализируются не на льстивых предсказаниях, а наоборот, на высказывании горькой правды и требованиях проводить жесткую, суровую, экономную и даже в чем-то мрачную финансовую политику. Так что у доверчивого наблюдателя могло создаться впечатление, что именно ее они и проводят.
Но у министра финансов и шефа Центробанка тоже ведь начальство есть. Повинуясь которому, они делали совершенно не то, к чему призывали. Удерживая таким способом за собой привычные должности и попутно зарабатывая немалый моральный перевес над своими западными коллегами, которые по тамошним правилам игры просто не могут позволить себе такого радикального разрыва между словами и делами.
Ну вот и приехали. Подъем инфляции абсолютно назрел и в любом случае должен был произойти – не летом, так осенью. Вопрос был только, что конкретно станет первым толчком, и где произойдет прорыв. Толчком стала засуха, породившая ожидания предстоящего неурожая, и прорыв случился на рынке продуктов питания, причем в особенно ярких формах почему-то на «гречневом» участке. Но это случайность. А закономерность – в том, что в ближайшее время рост цен будет продолжаться, захватывая весь фронт потребительских товаров и услуг.
И последнее. Что сейчас могут сделать власти. Самое честное, что они теоретически могли бы сделать, это сообщить народу, что инфляция – результат их собственных антикризисных мер, признать себя бессильными немедленно ее остановить и твердой рукой свернуть эти самые меры, прекратив раздувание денежной массы.
Тогда инфляция через несколько месяцев пойдет на убыль, а выходить из кризиса экономике придется, опираясь уже на собственные силы, а не на деньги, печатаемые и по принципу симпатий и антипатий распределяемые начальством. Это трудный путь, но кто обещал, что мировой спад – это детский утренник? Полмира уже поняло, что шарлатанскими финансовыми хитростями, применявшимися последние пару лет, его не одолеть.
Это то, что нашим властям следовало бы сейчас сделать. А как они поступят на самом деле, вы и сами догадываетесь. Попытки «запретить» инфляцию и нажимным способом ввести «твердые цены» при последовательном проведении приведут к дефицитам и исчезновению товаров из свободной продажи, но, скорее всего, провалятся гораздо раньше, чем это произойдет.
Зато шуметь, бушевать, грозить и обещать начальство всех уровней будет много и долго. Оно категорически не умеет делать именно то, что от него сейчас требуется: признать свое бессилие там, где оно, безусловно, бессильно. А ведь только с этого и начинается исправление ошибок.
Сергей Шелин
