Если бы требовалось написать исторический роман о России на переломе, России 90-х годов, трудно было бы найти лучшего героя для этого повествования, чем Виктор Черномырдин. В герое ведь непременно должны отражаться черты эпохи. Он должен меняться вместе с эпохой. Он должен переживать то, что переживают миллионы людей, и постепенно в ряду этих миллионов становиться иным, мучительно трансформируясь, выдавливая из себя прошлое и впитывая с воздухом перемен какие-то новые черты.
Черномырдин был именно таким. Сказать, что это истинно народный человеческий тип – вроде бы банальность. Кто не знает у нас про "черномырдинки", про его крылатые выражения, которые отражали порой суть эпохи лучше, нежели толстые книги писателей и профессоров, эпохи совершенно не чувствовавших.
«Хотели как лучше, а получилось как всегда». В этой краткой фразе – вся наша жизнь, начиная с 1985 года.
«Какую бы организацию мы ни создавали – получается КПСС». В самую точку. А ведь, когда он это произносил, еще не было даже «Единой России»!
«Есть еще время сохранить лицо. Потом придется сохранять другие части тела». Эх, если бы это, наконец, поняло наше сегодняшнее руководство!
И мое самое любимое: «Отродясь такого не бывало, и опять то же самое». Это просто краткий курс истории России, сжатый до одной-единственной фразы.
Однако народность героя проявилась не только в сказанных к месту словах. Виктор Степанович долгие годы вел себя именно так, как вела себя Россия.
Возможно, я несколько перегну палку, но рискну все же заявить следующее: хотите понять, как прожила Россия нелегкое время перемен – изучите биографию Черномырдина. Того, что не отразилось в ней, на самом деле не было и в жизни страны.
Сегодня эпоха перемен уже быстро мифологизируется. Какие-то важные черты представляются вдруг мелкими, чуть ли не случайными. А в то же время вопросы, мало беспокоившие простого человека, затурканного в 90-е годы житейскими проблемами, спустя десять-пятнадцать лет вдруг раздуваются до масштаба геополитической катастрофы.
В жизни Черномырдина не было геополитических катастроф, хотя он – глава всей газовой промышленности Советского Союза – мог бы, наверное, переживать распад старых связей как никто другой. Он мог бы сетовать по поводу того, что самой централизованной отрасли страны приходится существовать в условиях быстрой децентрализации хозяйственной системы. Но Виктор Степанович не ныл, не воздевал руки к небесам и не сыпал проклятиями в адрес врагов, намеренно разваливших державу. Он просто работал. Работал, как умел.
Сначала нелепо и бестолково, поскольку взялся за дело, к которому совершенно не был подготовлен. Затем все лучше и лучше, поскольку по ходу дела обучался основам функционирования рыночной экономики. И, наконец, практически с полным знанием дела, поскольку природная сметка и удивительный вкус к реальной жизни примерно за пять лет полностью переменили этого человека.
Можно представить, как тяжело ему было пройти от жесткой фразы «России нужен рынок, а не базар», произнесенной в момент принятия от Гайдара премьерского поста, к фразе «правительство обвиняют в монетаризме, признаю – грешны, занимаемся, но плохо». Вряд ли Виктор Степанович действительно понял, что такое монетаризм. Но он сумел осознать, что методы управления экономикой должны полностью перемениться, если мы хотим процветания страны, а не процветания левых демагогов, паразитирующих на ее трудностях.
Черномырдин полностью трансформировался как менеджер, как работник, брошенный в непривычные условия. И точно так же трансформировалась в 90-х вся страна. Поначалу не понимая, как можно выжить в столь сильно изменившихся экономических условиях без твердых зарплат и стабильной работы, простые люди со временем осознавали устройство нового мира и начинали жить по его правилам. Наверху учились торговать газом на мировом рынке по мировым ценам и по международным правилам. А внизу учились искать новую работу, менять квалификацию, делать самый простой бизнес – ну хоть батоном торговать у метро в неурочное время, когда магазины уже закрыты.
Многие «мыслители» в начале 90-х пророчили России бунты и полное неприятие рынка. На деле же никаких бунтов не случилось, а рынок оказался принят, освоен и переварен. И даже то, что народ не востребовал свободу, а легко продал ее за тарелку с чечевичной похлебкой, есть, увы, результат уверенного усвоения широкими массами правил рыночной игры.
Сегодня, как правило, лихие черномырдинские 90-е (они, кстати, именно черномырдинские по своей сути, а не гайдаровские) громче всего ругает как раз тот, кто больше всего от рынка выиграл, лучше всего в рыночные условия вписался, а потому не сильно вызывает доверие в качестве критика. Он ругает 90-е именно потому, что такой «интеллектуальный продукт» хорошо продается на рынке идей, а, значит, с него можно поиметь выгоду.
Конечно, Черномырдин был далеко не лучшим из возможных руководителей в 1992-98 гг. Но он был самым закономерным, самым естественным, самым ярким. Он был именно таким, какими являемся мы сами. И ныне, прощаясь с ним, мы в каком-то смысле прощаемся с самими собой вчерашними. С теми, кто выдержали и пережили, возможно, самый трудный, самый яркий, самый эпохальный период в истории Отечества.
Дмитрий Травин
