Недавно исполнилось 90 лет установлению российско-финских дипломатических отношений и 55 лет началу рекордного для Финляндии президентства Урхо Кекконена. О дружбе с этим политическим долгожителем и о сложных перипетиях во взаимоотношениях наших стран в интервью "Фонтанке.fi" рассказал экс-посол СССР в Финляндии Владимир Степанов.
- Что можно сказать о первых годах советско-финского сотрудничества?
- К юбилею дипломатических отношений Государственная Дума пригласила в Россию делегацию из Финляндии. На этом мероприятии я сказал, что у финского классика Вяйне Линна есть трилогия "Здесь, под Северной звездой", посвящённая становлению Финляндии, которая начинается словами: "В начале были болота, мотыга и Юси". Если перефразировать это образное выражение, то по поводу становления дружеских отношений России и Финляндией можно сказать: "Вначале была вражда, отсутствие всякого доверия и войны".
Мы же пережили с финнами три войны! Первая закончилась, как вы помните, подписанием договора в Тарту в 1920 году. В 1932 году наши страны подписали договор о ненападении, но он просуществовал только до 1939 года, то есть до начала второй советско-финской войны. С нашей стороны это была позорнейшая война, самая бездарная в истории нашего государства. Надо было положить десятки тысяч наших людей на Карельском перешейке, чтобы начать думать, как же теперь быть с Финляндией. Кроме того, эта трагическая и для нас, и для Финляндии война нанесла Советскому Союзу большой политический ущерб: нас исключили из Лиги наций, лишив международной трибуны.
А после окончания уже третьей советско-финской войны в 1944 году, когда было подписано перемирие, и наше государство, и Финляндия всерьёз задумались, как соседствовать дальше.
- Почему Финляндию тогда не постигла "социалистическая участь" подобно странам Восточной Европы?
- Так решил Сталин. Ещё до подписания мирного договора между нашими странами в 1947 году в Париже, в самом конце Второй мировой войны он в беседе с Куусиненом (в то время Председатель Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР - прим.авт.) задался вопросом, как быть с Финляндией. Выборг к этому времени пал, дорога на Финляндию была открытой, и мы могли легко захватить эту страну. Но советское руководство на это не пошло. Сталин в той беседе с Куусиненом - тот рассказывал мне потом это лично - сказал: "Пускай Финляндия останется буржуазным, но дружественным нам государством, чем станет социалистическим, но враждебным". То есть каким бы Сталин не был диктатором, но в диалектике ему, как видите, отказать трудно, особенно если вспомнить, какие отношения у нас сложились впоследствии с Польшей, Венгрией, Чехословакией - странами, которых мы сделали социалистическими. Вот, исходя из этой концепции, и начали в дальнейшем строиться отношения нашей страны с Финляндией...
-... в которых Вам, как Чрезвычайному и Полномочному Послу СССР в Финляндии, в 1970-х годах довелось сыграть не последнюю роль...
-... Довелось, но началось это гораздо раньше, чем меня назначили послом. После окончания МГИМО в 1950 году я был направлен на работу в Карело-Финскую республику, где Председателем Верховного Совета тогда был Отто Вильгельмович Куусинен, потом я закончил Академию общественных наук, меня избрали секретарём Карельского обкома партии и на этой должности я уже активно работал с Финляндией, но даже тогда и вообразить не мог, что вскоре, поменяв профессию, мне посчастливится установить очень тёплые, прочные, деловые и долгосрочные отношения с руководством Финляндии - я имею в виду президента Урхо Кекконена, руководившего страной 26 лет, около 20-ти из которых довелось проработать с ним мне.
В 1964 году, когда я впервые приехал в Финляндию в качестве советника нашего посольства, Кекконен сразу же выделил меня из ряда наших дипломатов. Думаю, прежде всего дело было в том, что я был родом из Карелии и там долго работал, а уже потом потому, что в посольстве политическими вопросами занимался именно я.
- В чём же выражались личные симпатии президента Финляндии?
- Мы стали вместе ездить на охоту и на рыбалку. Помню, однажды, когда я уже работал послом, Кекконен позвонил мне часа в 4 утра и предложил поехать на охоту. Думаю: "Что за охота в такое время? Наверное, у него возникли какие-то срочные вопросы, которые он под видом охоты хочет со мной обсудить". Приезжаю в его резиденцию в Тамминиеми. Кекконен говорит: "Едем стрелять ворон". Оказывается, отстреливать ранней весной ворон очень распространённое в Финляндии занятие. К верхушкам берёз прикрепляют чучела, живые птицы слетаются на них, начинают атаковать, а охотник, накрытый сеткой, сидит под берёзой и бьёт. Вот так, благодаря президенту Финляндии, я и познакомился с такого рода охотой, хотя, на мой взгляд, Кекконен был скорее отменный рыбак, чем охотник; он отлично работал со спиннингом. А охотились мы, кстати, чаще всего на лося, причём не в Финляндии, а у нас, в Завидово, куда Кекконена приглашал Брежнев. Но надо сказать, что Кекконен, в отличие от Леонида Ильича, не любил стрелять в крупного зверя и старался этого не делать.
- За охотой или во время рыбалки обсуждались государственные дела?
- Да, конечно, охота скорее была поводом для встреч, обсуждения каких-то вопросов, но она же и способствовала сохранению личных отношений. В этом смысле к чести Кекконена могу сказать, что он с самого начала своей политической деятельности придавал очень большое значение поддержанию хороших отношений с руководством и официальными представителями нашей страны. Во время наших неформальных встреч Кекконен немало рассказывал мне о своей жизни. А судьба у него была очень непростая. В молодости, например, он был ярым антисоветчиком, членом Академического Карельского общества - полуфашистской организации Финляндии. Как-то в Каяани на встрече с представителями Общества советско-финской дружбы ко мне подошёл пожилой финн: "Сейчас у вашей страны с нашим президентом хорошие отношения, а было время, когда я сидел в тюрьме, за то, что был коммунистом, а Кекконен после окончания университета работал там полицейским надзирателем". Что я мог ответить? Сказал: "Мы об этом знаем".
- Тем не менее именно Урхо Кекконен характерезуется современниками как виртуозный политик, которому удалось укрепить отношения с Западом, не отдаляясь при этом от СССР.
- Так и есть, поскольку именно Кекконен больше, чем кто либо, сделал для укрепления дружбы между нашими странами. Лично мне кажется, что переломный момент в политическом мышлении Кекконена произошёл в начале 1930-х годов, когда он посетил фашистскую Германию. Помню, мы с ним как-то парились в сауне, и он говорит: "Я был поражён Германией времён Гитлера. Этими фанатичными толпами фашистов". Вероятно, с тех пор Урхо Кекконен и стал задумываться о том, как бы Финляндия не сползла в фашизм. А такая угроза была реальна: в стране действовала по-существу профашистская партия ИКЛ. И Кекконен, к концу 1930-х годов министр юстиции и министр МВД Финляндии, внёс предложение о закрытии этой партии. Но предложение его отклонили, а его самого удалили из правительства. К тому времени у Кекконена уже были натянутые отношения с Маннергеймом (в то время руководитель Комитета обороны Финляндии, в 1944-1946гг. - президент Финляндии - прим. авт.), Кекконен мне жаловался, что тот ему ни разу не подал руки.
А в 1943 году Кекконен уже открыто выступил за выход Финляндии из войны с СССР, поскольку участие в ней, на его взгляд, угрожало независимости страны. Годом позже он посетил Москву и произвёл хорошее впечатление на Сталина, что, в условиях того времени, как вы понимаете, было важным фактором для налаживания конструктивного диалога между странами. Позже, будучи депутатом парламента, Кекконен ратовал за заключение договора о дружбе и сотрудничестве с СССР, а в 1948 году в составе финской делегации в Москве вместе с Паасикиви (в то время президент Финляндии - прим.авт.) участвовал в его подписании. Думаю, в тот приезд у Кекконена состоялась ещё одна личная встреча со Сталиным, в ходе которой у них возникло взаимопонимание по поводу развития советско-финских отношений.
Как рассказывал мне позже сам Кекконен, Сталин, вопреки собственным привычкам, на одном из официальных приёмов вдруг подошёл к Кекконену и подарил ему две пачки сигар: "Вот первая пачка, это наши советские, погарские на память, а вторая пачка - гаванские, это вам, чтобы курить".
- Вы сказали, что Кекконен "придавал очень большое значение поддержанию хороших отношений с руководством нашей страны". С кем конкретно из представителей отечественной правящей элиты у него сложились самые близкие отношения?
- У Кекконена сложились близкие отношения с Алексеем Николаевичем Косыгиным (в то время председатель Совета Министров СССР — прим.авт.). Помню, мне как-то пришлось участвовать в переводе одной беседы Кекконена с Косыгиным. В 1974 году летели в Иркутск. Косыгин задал тему разговора: "Что ожидает человечество в будущем?" Кекконен активно откликнулся. И вот на протяжении 5-ти часов полёта они обсуждали этот вопрос, в итоге придя к обоюдному мнению, что ни капитализм, ни социализм не победят друг друга, а на земле возникнет новая форма существования человечества.
- Как Кекконен относился к самому, пожалуй, болезненному и по сей день моменту во взаимоотношениях наших стран - к проблеме Карельского перешейка?
- В этом смысле Кекконен был патриотом своей страны. Мало кто сегодня об этом знает, но внешнеполитическая концепция Кекконена состояла в том, чтобы, сохраняя хорошие отношения с нашей страной, вернуть Финляндии Карельский перешеек. Он поставил себе это задачей. И начал проталкивать эту идею ещё Хрущёву. Наверное, где-то это зафиксировано, а может быть и нет, но, знаю точно, что у Кекконена были с Хрущёвым беседы на тему возврата Финляндии Карельского перешейка. Более того, я подозреваю, что по этому поводу Хрущёв давал Кекконену какие-то обещания. Не категорично, но что-то явно было. Кекконен в 1964 году очень тяжело переживал отставку Хрущёва. Он не знал, как в этом смысле у него сложатся отношения с новым руководством Советского Союза. Однако, идея вернуть Карельский перешеек его не оставляла.
- Вам доставалось?
- Ещё как. Когда в 1964 году я приехал в Финляндию, одна из первых же бесед с Кекконеном у меня была как раз на тему: как правильно поставить перед руководством СССР вопрос о Карельском перешейке. Что я мог ответить? Сказал: "Вопрос очень сложный. Не в моей компетенции. Вряд ли наше руководство пойдёт вам навстречу". Кекконен не успокоился, и продолжал в последующих беседах со мной этот вопрос поднимать. И так вплоть до 1968 года, когда я был вынужден официально попросить наше руководство встретиться с президентом Финляндии, чтобы расставить все точки над i. Такая встреча состоялась, на ней Брежнев категорически и непреклонно сказал: "Нет. Мы этот вопрос решать не будем, потому что это может повлечь за собой цепную реакцию подобного рода проблем". Кекконен на этом успокоился внешне, хотя внутренне идея вернуть Карельский перешеек Финляндии не оставляла его до конца дней.
- Парадокс, но именно в бытность Урхо Кекконена президентом Финляндии в её столице - Хельсинки 1 августа 1975 года был подписан знаменитый международный Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, одним из главных постулатов которого является как раз признание нерушимости послевоенных границ в Европе. У кого родилась мысль провести Совещание именно в Хельсинки? Не противоречие ли - быть хозяином мероприятия, за идеи противоположные которому активно ратуешь?
- В данном случае Кекконен считался с мнением, которое существовало в Европе по поводу целостности границ, а там необходимость в заключении такого рода договорённостей уже назрела. А конкретная идея проведения этого общеевропейского совещания зародилась у нас, в советском правительстве, в 1966 году. Кекконен вначале не очень активно - присматривался к реакции в мире - но, потом, примерно, начиная с 1970 года, полноценно включился в подготовку этого Совещания, тем более, что мы предложили провести его в столице Финляндии. Хотя, в принципе, вопрос, где проводить Совещание стоял так: или Вена, или Хельсинки. И мы, учитывая наши добрые отношения с Финляндией, решили поддержать финнов. В конце концов, наша позиция нашла понимание у американцев, англичан и французов.
- Как Совещание сказалось на работе посольства?
Вся работа посольства в те дни была подчинена обслуживанию нашей делегации, в состав которой входил и я. Организация самой конференции лежала на финнах и в наши обязанности не входила. Хотя, если быть точным, подготовительная политическая работа шла с обеих сторон до последней минуты. Например, через Кекконена мы согласовывали окончательные формулировки по поводу размещения стратегических вооружений у границ. Мы передавали ему наши предложения, он их передавал европейцам и американцам.
Впрочем, и задолго до начала Совещания мы уже работали в оперативном режиме.
- Пример привести можете?
- Могу. Помню, часов в 9 утра звонит мне в Хельсинки Громыко (в то время министр иностранных дел СССР - прим.авт.): "В 15.00 надо быть у Брежнева на заседании по поводу подготовки Совещания в Хельсинки". Отвечаю: "На подготовку спецрейса уйдёт время, не успею". "Что предлагаешь?" "На машине до Ленинграда, а оттуда на самолёте". Так и сделали. До Выборга меня сопровождали финские полицейские, а после границы наши - мчали до Пулкова, нарушая все правила. Второй секретарь обкома Соловьёв меня там встретил. Сунул в какой-то военный самолёт. Пол-третьего я был в Москве и к Брежневу успел.
- К решению вопросов безопасности Вас допускали?
- Нет. Ими занимался Комитет госбезопасности. Мы только купили в Хельсинки особняк Брежневу, но чекисты и это дело забраковали, и Брежнев жил в моей квартире. Хотя особняк этот оставили, сейчас он - резиденция посла. Я в нём тоже жил.
- Получили ли, на Ваш взгляд, президент Кекконен и Финляндия какую-нибудь моральную и материальную выгоду от решения провести общеевропеское совещание в Хельсинки?
- Получили, причём огромную! Прежде всего, конечно, небывалый международный резонанс, связанный с названием "Хельсинки". Туда же одновременно съехались лидеры 33-х европейских стран, а также президенты США и Канады. Кекконен мне как-то уже после окончания этого общеевропейского совещания сказал: "Ну вот, теперь можно со спокойной совестью заканчивать свою политическую карьеру". Для него это был апофеоз политической деятельности!
К финнам после этого Совещания многие страны стали относиться совершенно по-другому, их авторитет вырос очень основательно. Финляндия получила тогда большие возможности в области экономического развития и торговых отношений с Западом. Я уж не говорю о советско-финских отношениях — после этого Совещания Финляндия вышла на второе, уступив только Германии, место в товарообороте Советского Союза с другими странами. Ни Америка, ни Англия, ни Франция, а маленькая Финляндия! Исчислялся этот товарооборот миллиардами.
- Это было следствием какого-то особенного отношения к нашему северо-западному соседу?
- В известном смысле, да. В середине 1970-х, например, мы значительно, почти в два раза, подняли цены на нефть. У финнов, которым мы поставляли почти 7 миллионов тонн нефти, тут же образовался к нам долг в 500 миллионов рублей; огромные деньги по тем временам. Меня пригласил Косыгин: "Как быть с финнами? Они в очень тяжёлом положении". Я сказал: "Возвращайте долг товарами". Решили не давить, а сделать, как предложил я. В результате, если вы помните, наша страна оказалась наполнена финскими товарами: костюмами, плащами, обувью. И нам было хорошо, и они на этом развили свою лёгкую промышленность.
Или. Вторая, после лесной, по значимости отрасль в Финляндии - судостроение, жила за счёт заказов из Советского Союза. За послевоенные годы финны построили нам около 800 кораблей. Теплоходы, ледоколы, сухогрузы. Многие из них работают до сих пор. Мы, в свою очередь, построили в городе Ловийса атомную станцию, которая по сей день считается самой безопасной в Европе. По поводу этой станции, помню, Косыгин никак не мог понять, почему финны требуют от нас построить второй колпак над реактором. Настояли. Подороже, но безопасней. А апофеозом советско-финского сотрудничества я считаю строительство металлургического завода «Карельский окатыш» в Костомукше в Карелии. Финны построили целый город на 35 тысяч человек, который до сих пор снабжает окатышем Череповец.
- Можно сравнить экономическое сотрудничество тех лет с нынешним?
- Нет, конечно. Когда финны ушли в Европу, мы все позиции в этой стране потеряли; но они туда, конечно, всегда рвались, поскольку менталитет-то у них всё-таки западный. Хотя, должен объективности ради сказать, что после распада СССР многие деловые круги в Финляндии, у которых были с нами тесные связи, были этим распадом расстроены. В начале 1990-х они не давали мне покоя расспросами: "Что происходит? К кому обращаться? С кем иметь дело?" Раньше же было министерство внешней торговли, а в его рамках разные государственные торговые объединения, с которыми и работали эти бизнесмены, потом объединения в одночасье исчезли. Что я мог ответить финнам, если в катавасии 1990-х годов, благодаря деятельности нашего "мудрого" Ельцина, разобраться не мог никто? Так что такое стремительное разрушение деловых связей с СССР, конечно, на первых порах сильно ударило по экономике Финляндии. И она, увидев, что с новой Россией прежних связей не возобновить, стала искать партнёров на Западе, в том числе и среди скандинавских стран.
- Почему, на Ваш взгляд, в такой небольшой и небогатой природными ресурсами стране, как Финляндия, такой высокий уровень жизни?
- Прежде всего, конечно, за счёт трудолюбия финского народа. Финляндия действительно не располагает ни каменным углём, ни нефтью, ни газом, только лесом. Зато в послевоенный период финны стали активно следить за передовыми технологиями в мире. На их основе и развилась финская электроника. В 1966 году наш премьер Косыгин прибыл с первым визитом в Финляндию, его через прообраз мобильного телефона фирмы "Nokia" связали с Москвой, и Косыгин был потрясён. Помню, я ещё подумал: "Если такая маленькая страна может, почему не можем мы?" Повторяю, политика финнов была - использовать все достижения человечества. У них с американцами всегда были хорошие отношения, и Кекконен умело балансировал между США и СССР, используя и нас, и американцев и извлекая максимальную выгоду для своей страны.
- Вы упомянули про финский лес...
- Конечно. В послевоенные годы в Финляндии активно развивалась лесопереработка, финны понастроили заводов по производству фанеры, бумаги и так далее. И большим заблуждением будет считать, что только за счёт рационального использования леса страна не может стать богатой. Может. Если бы мы лес, который сегодня заготавливаем, использовали с финской рациональностью, то Россия была бы богатейшей страной.
- Получало ли руководство СССР от Вас информацию о том, что в капиталистической Финляндии социальная защищённость населения намного выше, чем в социалистических государствах?
- Конечно, получало. Я информировал наше правительство, что финны очень грамотно решают социальные вопросы и что это, в том числе, позволяет им обеспечивать себе очень высокий уровень жизни. Знали об этом уровне жизни финнов конкретно и Брежнев, и Косыгин. Брежнев как-то ехал со мной по Хельсинки и, увидев, что большинство домов в городе монолитные, сказал: "Вот шарахнут по Хельсинки атомной бомбой, у них только рамы повылетают, а дома останутся. А если шарахнут по нам, то от наших панельных пятиэтажек одна пыль останется". Так что всё наверху понимали и видели.
- Почему тогда не делали хоть что-то по образу и подобию финнов?
- Потому что у нас была непробиваемая в смысле каких-то новшеств система. Вот мы говорили о лесопереработке в Финляндии. Помню, приезжал министр лесной промышленности СССР Тимофеев. Я его повёз в фирму «Альстрем Машинери», которая занималась производством лесопильного оборудования. Уже тогда там были станки с автоматическими операторами, которые высчитывали, как лучше обработать бревно, и выдавали рекомендации мастеру, а он одобрял и запускал, опять же автоматический, процесс обработки дерева. При этом кора и опилки шли в топку электростанции, существующей при этом комбинате, которая и обеспечивала его электричеством. Я спрашиваю: "Ну, как, товарищ министр?" Тимофеев: "Ничего это у нас не пройдёт". "Почему?" "Долго рассказывать. Никто меня не поймёт, если я приду с такими предложениями". "На кой чёрт, - думаю, - ты тогда сюда приехал?"
- Как Финляндии, одной из немногих европейских стран, удалось избежать членства в НАТО, и при этом сохранить с Западом хорошие отношения?
- Это удалось благодаря стремлению финнов к самобытности. Посмотрите, после войны норвежцы связались с планом Маршала, вступили в НАТО. Получили за это огромные капиталовложения на развитие инфраструктуры государства. Но в определённой мере потеряли независимость. Финны на это не пошли, потому что знали, что в результате окажутся со связанными американцами руками. Ещё они оглядывались на нас, но, главное, конечно, хотели сохранить свою самостоятельность. Пожалуй, ни одна страна в Европе так за свою самостоятельность не боролась. И финнам в этом надо отдать должное. Маленькая страна! И тем не менее.
- Запад не давил?
Он пытался давить на Финляндию, чтобы она слишком близко не сходилась с нашей страной. Финнам внушали, что СССР хочет сделать из Финляндии социалистическую страну. Хотя у нас и помыслов таких не было. А что вышло из подобных попыток, мы позже увидели на примере Прибалтийских стран.
- Почему в Финляндии до сих пор сохранятеся музей Ленина?
- Во-первых, потому что из рук Ленина финны получили независимость. И этот факт сам по себе они высоко ценят. Во-вторых, Ленин часто бывал в Финляндии, имел хорошие связи с финскими коммунистами и социал-демократами. Когда Ленин возвращался в Россию в 1917 году в Санкт-Петербург, его ведь везли финны. Более того, до этого он скрывался на квартире главного финского полицейского в Хельсинки, который был социал-демократом. Кстати, и музей Ленина в Тампере, и его квартира в Хельсинки находятся на государственном обеспечении. Более того, помню, я убеждал Кекконена, поставить Ленину памятник в Хельсинки. Он предварительно эту идею одобрил, но потом я уехал, и идея заглохла.
- Вы упоминали Карело-Финскую ССР. Куда она исчезла и зачем создавалась?
- Она была создана во время "зимней" войны в противовес Финляндии. Куусинен возглавил правительство. Думали, объединить Карельский перешеек после войны с этой республикой. Что и произошло. Это позже ленинградцы его у нас оттяпали. А в 1956 году, думаю не без намёков финнов Хрущёву: зачем, мол, под боком у друзей держите аналогичную республику, и было принято решение о преобразовании Карело-Финской ССР в Карельскую автономную республику, каковой она раньше и являлась. И это правильно. Незачем было раздражать друзей. А в том, что и по сей день мы с финнами друзья и будем ими оставаться и дальше, я абсолютно уверен.
