Коровин в Русском музее: «Поставьте ему 3, он так талантлив!»

В Русском музее открылась ретроспектива «первого русского импрессиониста» Константина Коровина, веселого человека с тяжелой судьбой, опередившего свое время и не вкусившего при жизни достойных его славы и признания.

Это сейчас Коровин – классик и студенты-искусствоведы сдают по его творчеству зачеты. Когда Коровин только начинал как живописец, публика и критики приняли его в штыки. Что это, мол, за аляповатая живопись? Почему такие небрежные мазки? Где положенная художеству тщательность, где проработка деталей? И наконец, о чем вообще эти картины, где глубокий смысл, почему художник не вещает нам, зрителям, вечные истины и не порицает пороки, а просто любуется весной, зеленью, девушками и прочими красивыми вещами и нам предлагает полюбоваться? Что за поверхностность, что за безответственность?

Такие упреки сыпались на молодого живописца с первой же его выставки. В последней трети XIX века очень в моде был гражданский пафос. Живописцу, поэту, писателю, композитору считалось зазорным любоваться миром и его обитателями. В моде было искусство, как тогда говорили, «с направлением» – то есть с критикой современного общества. Считалось, что творцу пристало бичевать порок и несправедливость доступными ему средствами и выступать с картины или страницы, как с трибуны. Несправедливости вокруг было немало, и художники 1860-х, такие как Перов или Ге, и пришедшие им на смену передвижники, увлеченно выступали публицистами от искусства. Те же репинские «Бурлаки на Волге» на момент создания были мало того что отличной живописью, но и острым политическим памфлетом о стране, в которой в высокотехнологичном XIX веке, веке науки и прогресса, процветает рабский труд, о тяжелой доле народа, надрывающегося под ярмом, о том, что это позор для прогрессивной страны и что надо всё менять. Короче, любой тогдашний работник творческого труда обязывался быть «поэт и гражданин».

У Коровина же – полное отсутствие гражданской позиции. Всем вокруг было понятно, что перед ними незаурядный художник, но даже в студенчестве Коровин настолько не вписывался в положенные рамки, что, по воспоминаниям Михаила Нестерова, в Академии художеств за него обычно просили: «Поставьте ему 3, он так талантлив!» Он чистосердечно обожал живопись, обожал краски и кисти и всё, что можно сделать с их помощью. Писал березки, писал девушек, писал красоту. Ездил по России – и с восторгом писал зеленые луговые просторы.

Влюбился в Скандинавию, ездил туда – и с восторгом писал северные закаты и восходы над озерами. Влюбился в девушку – и писал ее (на картине «Бумажные фонари» модель – будущая жена Коровина). Он вообще был очень любвеобильным, эмоциональным и открытым человеком. Современники вспоминают о нем даже с некоторым осуждением: скромности Коровину недоставало, гуляка, душа компании, где появлялся – сразу вихрем закручивалось веселье.

Но при этом работоспособность Коровина была огромной. На выставке в Русском музее – около 250 экспонатов. Это и живопись, и рисунки, и работы для театра (Коровин рано познакомился с меценатом Саввой Мамонтовым и вскоре стал главным художником-декоратором его Частной оперы). А еще Коровин был одарен талантом писателя: в его лице русская литература определенно потеряла не меньше, чем приобрело искусство. Писал Коровин захватывающие рассказы, позже – воспоминания, прекрасным живым языком.

Удивительно, но совершенно не вписывавшийся в стандарты тогдашней русской живописи, Коровин прекрасно вписывался в стандарты европейские. Он стал первым русским импрессионистом, еще десяток лет – и у него возникнут толпы подражателей. А тогда, в начале карьеры, возможно, импрессионизмом его заразил учитель в Академии художеств, великий Василий Поленов, который внимательно следил за европейскими новациями и рассказывал о них студентам. Коровин сразу проникся свойственной импрессионистам страстью к цвету и свободному мазку. Доходило до смешного. Сам Коровин вспоминал, как великому Репину Савва Мамонтов показал коровинский «Портрет хористки» (сегодня на выставке в Русском музее он красуется на почетном месте):

«- Пойдемте в мастерскую, – предложил Савва Иванович. – Я вам покажу портрет одного испанского художника. Вот, Илья Ефимович видел и говорил, что испанцы – молодцы в живописи: всё пишут ярко, колоритно.

Смотрю, а в мастерской на мольберте стоит мой этюд – голова женщины в голубой шляпе на фоне листьев сада, освещенных солнцем. Этот этюд взял у меня раньше Поленов.

– Да, – сказал Репин, посмотрев мой этюд. – Испанец! Это видно. Смело, сочно пишет. Прекрасно. Но только это живопись для живописи. Испанец, правда, с темпераментом...

Савва Иванович смеялся, смотря на меня, потом сказал:

– Но послушай, а если это не испанец, а русский, тогда как?

– Как русский? Нет, это не русский...

– Вот он, испанец! – сказал Савва Иванович, указывая на меня. – Чего вам еще? Тоже брюнет, чем не испанец?..

И Савва Иванович, обняв меня, захохотал».

Эта «испанскость» – эмоциональность, веселость, любовь к жизни и ко всему изображаемому – проходит красной нитью через всё творчество Константина Коровина. Даже трудно поверить, что на самом деле жизнь этого солнечного художника была отнюдь не легкой. Родился в обнищавшей семье, брак не удался, сын умер, другой сын стал калекой, после революции Коровин покинул Россию, много лет жил в жуткой бедности в Париже и умер там в нищете. Только после смерти его нашло признание. Выставка в Русском музее – еще одна дань памяти недооцененному при жизни, а впоследствии ставшему классиком веселому человеку.

Анна Матвеева,
«Фонтанка.ру»

Фото: Русский музей.

О других любопытных петербургских экспозициях читайте в рубрике «Выставки»