ПоделитьсяВ прокате демонстрируется «Жила-была одна баба», первый за последние тридцать лет фильм Андрея Смирнова, автора «Осени» и «Белорусского вокзала», и первый за много лет отечественный исторический фильм, который никак нельзя обвинить в ходульности и дидактичности.
Андрей Смирнов, в свое время ушедший из профессии из-за постоянных претензий советских худсоветов, заставлявших его перекраивать, а порой и попросту переснимать каждый фильм, оживил в наши дни уже совсем, казалось бы, забытый жанр киноромана. Знакомого как раз по советскому кино. Такого, каким был герасимовский «Тихий Дон», например, – масштабного и основательного произведения на все времена, с опорой на литературную классику (и в «Бабе» без нее никуда – то и дело вспоминается триада Бунин - Лесков - Чехов). Подобные произведения уже давно разучились делать, все попытки создать что-то вроде киноромана кончались «Тарасом Бульбой» и «Цитаделью», телевизионной халтурой, наконец, – и тем более ценно возвращение Смирнова.
Масштабен и сюжет, который охватывает порядочный временной отрезок - от 1909-го до 1921 года. Стало быть, на него приходятся и Первая мировая, и революция, и Гражданская, и, в качестве жирной финальной точки, Антоновское восстание, жестоко подавленное советской властью. На этот период приходится и сознательная жизнь главной героини – Варвары (Дарья Екамасова, памятная Свинья из «Свободного плавания» Бориса Хлебникова). Пока бушуют исторические страсти, ее жизнь идет своим чередом. То есть чередой разнокалиберных истязаний (избиений кнутом, попыток изнасилования, скитаний) и не самых презентабельных любовников – беглого махновца, бунтаря-антоновца, инвалида войны.
Да, Смирнов работает именно так, как уже давно разучились работать. Как делали кино тогда, в 70-е: с поиском «незамыленных» лиц по провинциальным театрам, с переламыванием актерских штампов и амплуа (однозначно лучшие роли здесь сыграли окончательно, кажется, забронзовевшие Алексей Серебряков и «глухарь» Максим Аверин). Наконец, с массовкой из местных деревенских жителей – съемки велись как раз в тех местах, где происходило Антоновское восстание. Даже то, что Смирнову можно предъявить как претензию – совершенно не нагруженный смыслами выезд рок-трибуна Юрия Шевчука в роли партизана-антоновца (поющего, конечно), благодарности Суркову и Коху в титрах, – легко сходит ему с рук: спасает интонация, вовсе забытая в подобном разговоре.
Смирнов строит «Бабу» как народную драму (и снова вспоминается русская литературная классика) – то есть показывает историю глазами не ее творцов (как делается в последние годы традиционно – будь то «Романовы. Венценосная семья» или «Адмиралъ», вот вам и ответ, почему актеры здесь работают иначе), а тех, кто попал в ее жернова.
О революции снято уже немерено, и, как в случае с любым обращением любого художника к истории, всё это чревато мифотворчеством. Про плохих красных и добрых белых, про буколическую Русь-матушку, которую истоптали своими грязными сапогами сволочи-пролетарии, про честное офицерство, наконец, цитируя курехинско-дебижевских «Двух капитанов», «патологически преданное российскому знамени». И в этой веренице не слишком убедительных мифов и образов, прокламаций и статей из учебников голос Смирнова – единственный, одинокий, человеческий.
Смирнов нарочно педалирует размытость, невнятность того, кто там сейчас у власти – красные, белые, зеленые, коричневые. Разницы для этой самой простой бабы и еще сотен таких же, как она, – никакой. Они перемены не слишком замечают. Буквально между прочим Варвара узнает об объявлении войны; потом в деревне объявляются люди в кожаных тужурках и кричат лозунги; даже больше – имеется сцена мирной пьянки пролетарских хозяев жизни с местным продавцом «опиума для народа». Злоключения Варвары поначалу связаны вовсе не с историческими катаклизмами, а со свадьбой, запоями мужа, приставаниями ухажеров. В живописании этих мучений Смирнов не скупится на краски – порой доходя до натурализма.
Антоновское восстание – единственное историческое событие, которое имеет к героям непосредственное отношение, а не проходит по касательной. И здесь Смирнов тоже остается, если угодно, гуманистом, ставит во главу угла человека, а не всемирно-исторический процесс. Гибнущий на глазах у зрителей шмелевско-бунинский русский мир, воспеванию которого посвящена большая часть подобных фильмов, Смирнов сравнивает с Китежем. Мир «одной бабы» уходит под воду, буквально исчезает с лица земли. И остается скрытой империей, навсегда сгинувшей и оставшейся разве что в памяти ее палачей да романтически настроенных юношей.
Иван Чувиляев,
«Фонтанка.ру»
Фото: «Наше кино».
О новостях кино и новинках проката читайте в рубрике «Кино»
Поделиться