Полицейские украсили историю Санкт-Петербурга эпическими, в контексте привычной исторической тиши, событиями. Мы оказались современниками настоящей исполнительной смуты. Преторианцы смели консула. Тем не менее генерал Суходольский проиграл в первую же минуту своего внедрения в кабинет на Суворовском. В этом виновата наша антистоличная эстетика.
Петербург не столица. Культурная, спортивная, Пальмира, Северная. Своего рода комплекс - Венеция, город революций – все это присказки, позволяющие вставлять лукавые синонимы в текст, обреченный на неоднократность греков перед Римом. Стилистическая фронда, заканчивающаяся язвительными распрями между поребриком и бордюром. Но все же, как выяснилось, и глухая провинция у моря может давать дареному коню по зубам.
В июне прошлого года бывший всесильный замминистра МВД и уже безоговорочно бывший конкурент Нургалиева Михаил Суходольский «опустился» по нескольким ступенькам здания в стиле раннего брутального сталинского неоклассицизма по адресу: Суворовский проспект, дом 52. Суходольский еще свирепел своей опалой, но дотянуться до обидчика не мог. Он не знал нынешних своих сослуживцев, но иррационально уже их ненавидел.
Он вошел к себе в окружении телохранителей – мужчин в черных костюмах типа «Китон». Новый генерал никого не хотел удивить или запугать. Просто так принято внутри Садового кольца, где если машина сопровождения, то «Порше», если часы, так под 100 тысяч евро, если без охраны, значит, ты и не масштабен вообще.
В нашем королевстве это мгновенно стало новостью. Сверх всякого вероятия. Он озирался по главку, его янычар разглядывали сотни офицеров. Будто губернские крестьяне, офицеры чесали затылок: «Чудно...» В коридорах на Суворовском дети не бегают, поэтому никто и не тыкнул мальчишеским пальцем: «Король-то голый».
Это принято считать, что Ватерлоо проигрывают на теннисных кортах Итона. В данном пространстве карьера Суходольского была решена в местах для курения управления уголовного розыска. Там, где царит корпоративное общественное мнение.
Так уж сложилось, что хребтом нашей краснознаменной балтийской милиции, неожиданно ставшей полицией, был и есть уголовный розыск. При всей мутации фундамент ее замешан на образе Ивана Лапшина – нашем Сусанине.
В МВД есть все, но, как в любом стереотипе поведения, главное в нем, как ни дико это звучит, эстетика, что первоначальней этики.
Михаил Суходольский всегда подчеркивал, что он из военных. Мундир для него – не честь, а доспехи. Это практически единственная тема в беседе, когда глаза его прекращают быть оловянными. Он по-щедрински имел отвращение к расстегнутым пуговицам. Без формы – он черепаха без панциря. Плюс московские замашки. Замашки делятся не поровну: те, кто на микрон внизу, и верх. Дистанция от прочих и тех – галактическая. Как от челяди до Грановитой палаты.
Если к прежнему начальнику ГУВД Владиславу Пиотровскому можно было зайти и на чай, ввиду того, что он вырос в этой запутанной коммунальной квартире с сержантов, то Суходольский сразу же возле отсека шефа на втором этаже поставил блокпост. В прямом смысле с автоматами. Даже для своих заместителей. Только по вызову и бегом. Его раздражало все.
Через пару суток вся портретная галерея бывших руководителей полиции-милиции со времен Трепова, висевшая на его же втором этаже, была сорвана в подвал. Сейчас она там же, за исключением изображения того же Пиотровского, который зло забрал свое изображение к себе домой. Заодно одно из первых же распоряжений касалось кафельной плитки на лестнице, по которой он ступал. Она была только что уложена, но ее содрали и заменили на иной колор.
Можно, конечно, вспомнить и о том, как из малого актового зала Михаил Суходольский оборудовал себе большой спортзал, положив там татами, но это было бы чрезмерным с точки зрения воспоминаний. Хотя, похоже, в этом было нечто религиозное. Навроде штукатурки на иконах после взятия османами Константинополя.
Если Суходольскому было импозантнее прибыть к нам, например, под фамилией Буташевич-Петрашевский, то первый местный полицейский - Сергей Умнов - по сравнению с этим плац-парадным великолепием выглядел конопатым.
С первых же минут в курилке ухнуло, как в кочегарке на крейсере: «Палыч, надо что-то делать». Бывалые ветераны сыска ожидали от Умнова сечи. Не потому, что дареный троян разрушает налаженный уклад, а потому, как это оскорбляет.
Умнов деревенский, у него восемь братьев и сестер, родился под Калугой, с пеленок научился доить корову спозаранку. С характером далеко не нордическим: если ему на голову вылить ведро краски, то услышишь: «Эко ты, братец, неловок».
Настроение у всех стало серым, как ботинки в ленинградское ненастье. Так и пошло. Потом много было событий, кадровых толчков, строевых смотров, криков и приказов. Суходольский парил, не ведая, что город его пережевывает. До поры до времени гвардия уныло подчинялась своему Умнову. Нервно смеялась от страха, словно дети в темной комнате.
3 февраля на совещании при очередном помещечьем хамстве Умнов спокойно парировал: «Да пошел ты…» Будто с завалинки ухмыльнулся над барской бричкой. Это и был выстрел «Авроры». Управление уголовного розыска выстроилось в фалангу, готовую на кронштадтский лед. Это была не революция, а протест. Ведь приличным историкам понятно: старообрядчество – не ересь.
Вот тут и Нургалиев оказался всеведущ и не застенчив. Дальше проверка, коллегия в Москве, указ президента. Если бы Умнов был холериком, то торжествовал. Если бы оперативники владели кастаньетами, то главк вздрогнул бы карменским колоритом. Районные и областные подразделения потянулись в гастроном.
Как бы там ни было, Суходольский из «Баден-Бадена» уехал в «Гомель-Гомель». И пыль на нашей проселочной дороге улеглась.
Вспышка невского самосознания зафиксирована. Получается, мы можем уповать не только на дворцы Романовых, превратившиеся для нас в усталые семейные реликты, белые ночи, имеющие отношение к широте на глобусе, и родину последних президентов, словно любимый зуд на коже.
Все ушло в историю, начались будни. Те, кто пропустил это событие, так и не поймет, отчего многие будут ухмыляться при рекламе коттеджных поселков на озере Суходольское.
Евгений Вышенков, зам. директора АЖУРа
